«Вы говорите по-английски?» – прозвучал в тишине его голос.
«Да», – ответил я.
Он победным взглядом обвел каменные лица.
«Вы говорите по-английски! – воскликнул он, его губы скривились в горькой усмешке. Он поднял глаза к потолку, потом снова повернулся ко мне: – Бегите из этой страны! Запрягайте коней, загоните их насмерть, только бегите отсюда!»
Его плечи болезненно затряслись, он прижал ладонь ко рту. Хозяйка холодно сказала по-немецки:
«Вы сможете уехать завтра утром». Она стояла у стены, сложив руки на грязном фартуке.
«Что случилось?» – спросил я у нее шепотом.
Потом посмотрел на молодого человека, но он ответил мне стеклянным взглядом. Все молчали. В камине тяжело ухнуло полено.
«Расскажите мне, что случилось», – попросил я англичанина.
Он поднялся. На минуту мне показалось, что он упадет, но он только качнулся, оперся о край стола и наклонился ко мне. Его черный пиджак и манжеты сорочки были забрызганы вином.
«Вы хотите это увидеть?» – он прерывисто вздохнул, заглянул мне в глаза.
«Оставьте ребенка здесь!» – повелительно сказала женщина.
«Она спит», – ответил я, поднялся и последовал за молодым человеком к той двери, что у лестницы.
Люди поспешно отодвинулись от двери, и мы вошли в маленький зальчик.
Единственная свеча горела на буфете, и первым делом я заметил ряд искусно расписанных тарелок на буфетной полке. Маленькое окно было занавешено, на стене тускло отсвечивала картина: Дева Мария с младенцем Иисусом. Посреди комнаты стоял большой дубовый стол. На нем лежала молодая женщина со сложенными на груди белыми руками. Рыжеватые волосы разметались вокруг шеи и по плечам. Прелестное лицо уже застыло маской смерти. Свисающие с запястья янтарные четки чуть поблескивали на фоне темного шерстяного платья. Рядом лежали красная фетровая шляпа с широкими мягкими полями и вуалью и пара черных перчаток. Вещи будто ждали, что хозяйка вот-вот проснется. Англичанин подошел поближе, аккуратно поправил шляпу, достал из кармана большой платок и уткнулся в него лицом. Он едва сдерживал рыдания.
«Знаете, что они хотят с ней сделать? – прошептал он, взглянув на меня. – Как вы думаете?»
Хозяйка подошла, тронула его за руку, но он грубо оттолкнул ее.
«Не знаете? – прокричал он свирепо. – Варвары!»
«Прекратите!» – глухо проговорила женщина.
Он сжал зубы и тряхнул головой. Волосы упали ему на глаза.
«Не подходите к ней, – сказал он хозяйке по-немецки, – и ко мне тоже».
В соседней комнате шептались. Англичанин еще раз взглянул на мертвую, его глаза наполнились слезами.
«Такая невинная, – нежно прошептал он и, вдруг задохнувшись, потряс кулаком в потолок; – Будь ты проклят… Бог! Я ненавижу тебя!»
«Господи», – выдохнула женщина и быстро перекрестилась.
«Посмотрите», – сказал молодой человек и расстегнул кружевной воротничок платья, бережно, словно не мог и не хотел прикасаться к мертвому телу.
Да, это были они. Сколько раз я их видел… Там, на горле, на пожелтевшей коже, темнели две маленькие отчетливые ранки. Англичанин покачнулся, закрыл лицо руками.
«Мне кажется, я схожу с ума!» – произнес он.
«Идемте отсюда». – Хозяйка вцепилась в молодого человека, щеки ее вспыхнули.
«Оставьте его, – остановил я ее. – Я позабочусь о нем».
«Если так будет продолжаться, я выброшу вас отсюда, прямо сейчас». – Губы женщины дрожали, она сама держалась из последних сил. Потом повернулась, закуталась в платок и бесшумно вышла из комнаты. Люди в дверях расступились и пропустили ее.
Англичанин плакал.
Я знал, что должен остаться с ним, но не только затем, чтобы выведать что-нибудь у него; мое сердце тяжело билось от волнения: невыносимо было видеть, как он страдает. Безжалостная судьба столкнула нас в ту ночь.
«Я побуду с вами», – предложил я и принес два стула. Англичанин сел и уставился на свечу.
Я закрыл дверь, и стены отступили в темноту; огонь свечи озарял его склоненную голову. Облокотившись на буфет, он вытер глаза носовым платком, достал из кармана оплетенную бутылку и предложил мне. Я отказался.
«Расскажите мне, что случилось».
Он кивнул.
«Надеюсь, вы добавите хоть немного здравого смысла этим людям. Вы ведь француз?»
«Да», – подтвердил я.
Он горячо сжал мою руку. Он был так пьян, что не почувствовал ее холода. Сказал, что его зовут Морган, что я нужен ему сейчас, как никто и никогда. Я держал его руку, она дрожала, как в лихорадке, и я… Не знаю почему, но я открыл ему свое имя, которое почти никому не доверял. Но он словно не слышал меня, смотрел на мертвую женщину, его губы сложились в слабое подобие улыбки, глаза наполнились слезами. Эти слезы растрогали бы даже камень.
«Это я ее погубил! Я привез ее сюда».
Он удивленно поднял брови.
«Нет, – поспешно возразил я. – Вы не виноваты. Скажите, кто это сделал?»
Он замешкался, будто сбившись с мысли.
«Я никогда не выезжал из Англии. Понимаете, я художник… Господи, разве это важно… Мои картины, альбом… Я так любил свою работу!» – Его голос сорвался, он обвел глазами комнату; долго, молча смотрел на умершую, потом нежно прошептал: «Эмили!»
И на мгновение передо мной открылись сокровенные глубины его сердца.
Постепенно события стали проясняться. Морган и Эмили только что поженились и отправились в свадебное путешествие. Они поездили по Германии, потом добрались сюда на попутных дилижансах. Морган искал места для этюдов; кто-то сказал ему, что возле этой глухой деревеньки сохранился старинный монастырь. Но молодые так и не успели его увидеть. Трагедия подстерегла их раньше.
Оказалось, что дилижансы в эту сторону не идут, и Морган нанял крестьянина с телегой. На кладбище при въезде в деревню толпился народ. Едва увидев это, крестьянин остановил повозку и отказался ехать дальше.
«Сперва я решил, что там похороны, – рассказывал Морган. – Люди в парадной одежде, с цветами – это, признаюсь, заинтриговало меня. Так захотелось разглядеть происходящее поближе! Мы отпустили парня, сгрузили на землю багаж. Деревня была в двух шагах от нас. На самом деле, конечно, затея была в большей степени моя, нежели Эмили, но она всегда во всем меня поддерживала. Я оставил ее сидеть на чемоданах, а сам взобрался на холм. Вы не видели по дороге кладбище? Наверняка видели. Слава Богу, что вы доехали целыми и невредимыми. Хотя лучше бы вы скакали мимо, не останавливаясь, – неважно, что кони устали…»
Он опять замолчал.
«Так в чем же была опасность?» – мягко, но настойчиво спросил я.
«А… опасность. Варвары!» – прошептал Морган, оглядываясь на дверь. Он еще раз глотнул из бутылки.
«Так вот, не было никаких похорон. Я сам это видел, – продолжал он. – Люди не стали даже разговаривать со мной – вы же знаете какие они, – но никто не возражал против моего присутствия. Я все вам расскажу, только вы мне, конечно, не поверите. Но вы должны, должны мне верить, иначе я сойду с ума».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
