class="p1">Я поняла, что мне не отвертеться. Слегка подзабытая бабушкина колода показалась на свет божий.
— Что ты хочешь узнать?
— Хочу понять, на каком я свете.
— То есть, прояснить отношения?
— Да. И узнать, есть ли у нас будущее.
— Я сделаю простой, но очень верный расклад, — предупредила я Яну, тасуя карты, — чтобы не усложнять, а ясно понимать ситуацию.
Я разложила карты.
Поехали. Сначала узнаем, как ты относишься к нему… Десятка Чаш.
— Что это значит? — напряглась Яна.
— Прекрасная карта. Ты очень любишь его и готова быть с ним хоть на краю света. Это твой человек, у тебя нет сомнений. Поэтому развод — плохая идея. Нельзя делать то, во что ты не веришь.
Яна прикрыла глаза, стерла пальцем слезинку.
— Дальше. Его отношение к тебе… перевернутая Звезда.
— Это плохо?
— Хорошего мало. Он чувствует себя отверженным. Замыкается в себе. Его надежды разбиваются, а обида затмевает любовь.
— Обида? На меня?
— А ты как думаешь? Ревность, недоверие… даже ангел озвереет.
Давай смотреть, что вам мешает… Восьмерка Пентаклей. Ссоры, распри… — я выразительно посмотрела на Яну, — Любовь не может пройти сквозь узкое горлышко. Ей тесно, душно…
— Наверное, я слишком сильно давлю на него. — с дрожью в голосе призналась Яна, — Я все время боюсь…
— Бояться не надо. Это бессмысленно. Давай посмотрим, что вас ждет в будущем… О, Солнце!
— Это хорошо?
— Это просто отлично! Вы все преодолеете, вас ждет радость и счастье. Лучшей карты просто не бывает.
Я говорила совершенно искренне, и Яна поверила, успокоилась. Она задышала свободнее, вытерла слезы, заулыбалась.
Я убрала карты и предложила ей подышать свежим воздухом на сон грядущий.
Только мы вышли за порог — как вот он, Аркадий, легок на помине. Яна натянулась, как струна.
— Яник, ну где ты? Я всю усадьбу обегал… тебя искал.
Яна подошла, обняла его, не говоря ни слова. Аркадий послал мне недоуменный взгляд поверх Яниного плеча. Я дружески подмигнула ему.
Мое присутствие больше не требовалось. Я поднялась к себе и рухнула в кровать.
У Яны с Аркадием должно быть все хорошо. Они пара. Надо объяснить это Лике. Мне теперь ясно, почему у нее такие плохие расклады — она пытается взять чужое, а это наказуемо. Обязательно поговорю с ней завтра. Ей будет больно, но она поймет, что это для ее же пользы.
В нее влюблен прекрасный мальчик, он головой ради нее рискнул. Надо бы ей на Давида погадать…
Почему так погано на душе? Что я сделала не так? Почему мне так стыдно перед Ликой, будто я виновата в чем-то?
Усталось брала свое, тело сладко цепенело, мысли крутились сонным хороводом, словно белым, пушистым хвостом обволакивая разум… И вдруг меня как булавкой кольнуло:
“ — Если Аркадий вернулся, то с кем тогда Лика?
— Н-н-не знаю… Сейчас придет… Я услышу ее крадущиеся шаги на лестнице. Надо будет перехватить ее и сказать… сказать… чтобы забыла про Аркадия, обратила внимания на Давида и что…
— И что ты очень плохая подруга!”
Я отключилась.
Утро. За десять минут до выхода я с трудом оторвала от подушки тяжелую голову. Успела почистить зубы, схватить одинокую печеньку, забытую Яной среди шоколадных крошек, и запить ее вчерашней холодной заваркой.
Выскочив в коридор, я подумала, что надо бы посмотреть, как там Лика — я не слышала вчера, как она пришла. Я стукнула в ее дверь, но ответа не получила. Секунду поколебавшись, я махнула рукой и помчалась в театр.
Лика, должно быть уже там, она всегда приходит заранее. Что толку гадать, Лика сама мне все расскажет.
Я вбежала в зал, где по сцене уже бродил Аркадий, повторяя текст.
Давид тоже был на месте. Вера поприветсвовала меня насмешливым взглядом.
— Одна явилась. — объявила она.
— А где вторая? — спросила меня Анна Сергеевна.
— Лика? Не знаю… — растерялась я, — Я думала, она здесь.
Помреж развернулась к Давиду и все присутствующие последовали ее примеру.
— Чего вы? — оторопел Давид, — Я ее не видел со вчерашнего вечера.
— Так. Хорошенькое дело. Господа, где актриса?
Господа лишь переглядывались, пожимая плечами.
— Давид, сходишь, поищешь? Твоя сцена еще не скоро…
Давида не надо было уговаривать. Когда Анна Сергеевна закончила фразу, он был уже возле дверей.
— Так… Сесиль пока нет, Дансени отправился на поиски…
Вальмон, Мертей — на сцену. Азолан, Розмонд, Турвель готовятся. — пробасила Анна Сергеевна.
Хорошо, что моя сцена первая. Лучше уж заниматься делом, чем как на иголках сидеть в зале. Я поднялась на сцену. С привычной опаской оглядела черные ширмы. Рядом с ближней к залу, там где вчера стоял круглый столик с угощением для Марфы Сапожниковой, темнело пятно от пролитого Ликой вина. Я отвернулась, но пятно притягивало мой взгляд как варенье муху, и я невольно то и дело на него косилась.
На маленькое мгновенье мне померещилось, что на полу кровь. Я запуталась в тексте, сбилась, остановилась.
— Мертей, в чем дело? Текст не выучили?
— Я выучила, я просто… извините, сейчас.
Я с усилием отвела взгляд от темного пятна, прижала ладони к глазам, чтобы избавиться от наваждения. Хлопнули входные двери. Я отняла руки от лица и увидела сквозь слепящие прожекторы рампы, как по центральному ряду, пошатываясь идет Давид.
Все обернулись к нему.
— Ну? В чем дело? Не нашел?
— Нашел. — неживым голосом ответил Давид.
***
Лика лежала на берегу пруда. Ее лицо было скрыто высокой травой, волосы запутались в прибрежной ряске, белое платье было выпачкано землей и травой. Давид подошел, сел рядом с ней на траву.
— Она чувствовала — еле слышно сказал он.
— Ничего не трогать, — распорядилась Анна Сергеевна, — Тина! Позовите доктора. Аркадий, звоните в полицию. Я напишу Борису Павловичу. Кто-нибудь, уведите Давида!
Федя положил руку Давиду на плечо.
— Пойдем, парень. — сказал он, — не будем мешать.
— Она чувствовала. — сказал ему Давид.
Федя поднял его и повел в сторону небольшой ротонды в двух шагах от пруда.
“Она не чувствовала. Она повторяла то, что слышала от меня. — подумала я, — А я знала. И могла ее спасти.”
Давид неподвижно застыл на скамейке, глядя в точку. Федя остался стоять рядом с ним. Кто-то звонил в полицию. Рядом со мной раздавались чьи-то тихие всхлипы. А я не могла заплакать. Твердый, болезненный ком перекрыл мое горло, а внутри, где-то возле сердца стало горячо и пусто.
Я виновата. Я должна была отвести ее вчера к себе, остаться с ней. Сейчас она могла бы репетировать сцену с Вальмоном. А она лежит в грязном
