со свежими силами и еще раз обшарю весь дом. Сегодня я слишком устала, чтобы искать.
Запирая входную дверь, я вдруг задумалась — а знает ли Наталья Павловна о дневнике? Поразмыслив немного, я решила, что не знает. Если бабушка не сказала ей ничего, то и о дневнике промолчала.
Возле усадебных ворот я невольно замедлила шаг. А вдруг Каргопольский уже вернулся и караулит меня в темноте? Зачем ему? А я не знаю. И от этого нормальный человеческий страх превращается в парализующий ужас. Я проскользнула в калитку и пошла по освещенной дорожке усадьбы. Я шла длинным путем, срезать дорогу мне было страшно — за каждым кустом мне мерещился Борис Павлович. Я шла и оборачивалась — вдруг он даст мне отойти немного, а сам набросится сзади?
Уже немного осталось пройти… Уже приветливо подмигивает фонарик над входом в актерский флигель… Я обернулась напоследок — за спиной никого.
Темный силуэт возник передо мной перед входом во флигель.
Я заорала. В ответ раздался такой же дурной ор Яны.
Как я обрадовалась ей — не передать словами.
— Яна! Слава богу это ты!
— А чего ты радуешься? Что кудри вьются? Сейчас я это исправлю!
И она вдруг как кошка бросилась на меня. Это, конечно, было неожиданно, но я выше ее почти на голову и в плечах пошире. Я отбросила ее от себя, почти без усилий.
— Ян, ты что? Успокойся!
— Сейчас ты у меня успокоишься! Где мой муж?
— Аркадий? — удивилась я, — Я-то откуда знаю?
Должно быть, в моем голосе прозвучала неподдельная искренность. Во всяком случае, Яне этого хватило, чтобы поостыть.
— Он не с тобой?
— Как видишь.
— Значит с подружкой твоей! — снова вскинулась Яна.
— С Ликой? Так она спит давно. Я сама ее домой отвела, она… плохо себя почувствовала.
— Врешь!
— Хочешь проверить? Пошли, убедись. Только если орать не будешь.
Мы поднялись на второй этаж. Прошли по коридору до Ликиной двери — она должна быть открыта. Ключа от ее комнаты у меня нет и уходя, я просто прикрыла за собой дверь.
Я прижала палец к губам, выразительно глядя на Яну, и тихо, со всеми предосторожностями, мы на цыпочках прокрались в спальню. Там царила полная темнота — шторы были опущены. Лишь на полу возле кровати что-то смутно белело.
Я включила фонарик на телефоне и направила на белое пятно. На полу валялось скомканное одеяло. Лики на кровати не было.
Что-то грохнуло и вспыхнул свет — это Яна шарахнула по выключателю.
— Ну! Видишь теперь? Она точно где-то с Аркашкой! Убью обоих!
Она метнулась к двери. Я еле успела ухватить ее за край вязаной кофты-размахайки.
Она развернулась, замахнулась, но я перехватила ее руки, прижала ее к себе. Яна вдруг обмякла и заплакала.
— Пойдем-ка ко мне. — сказала я, выключила свет и вывела Яну из комнаты.
Я привела ее к себе, усадила за стол на кухне, налила воды в стакан, сунула Яне.
— Пей.
Яна осушила его залпом, со стуком поставила перед собой.
— У тебя выпить есть? — спросила она, размазывая по щекам тушь.
— Только чай. — твердо сказала я. Еще одной мне не хватало.
Яна обреченно вздохнула.
— Тогда покрепче.
Я включила чайник, достала чашки, заварку, маленький чайник.
— Заварить сможешь?
Ей сейчас главное руки чем-нибудь занять. А зубы ей заговорить я сумею. Я залезла в шкафчик, где у меня припрятаны на черный день коробка печенья и пара плиток шоколада.
— Говорят, ты гадаешь? — сказала Яна мне в спину. Я уронила печенье.
— Кто говорит?
— Да… не помню. Кто-то из девчонок.
Хм. Учитывая, что гадала я только Лике, сарафанное радио здесь вещает вовсю.
— Ну как, гадаю… — заюлила я, — балуюсь.
— Погадай, а? — шмыгнула носом Яна.
— Хорошо. Только ты сначала успокойся. Нельзя гадать, когда кверент в таком состоянии.
— Кто?
— Тот, кто спрашивает.
— Успокойся… Как тут успокоиться? Тебе сколько лет?
— Двадцать четыре.
— Двадцать четыре. — со смаком повторила Яна, будто откусила кусок песочного торта, — А этой… двадцать два. — это число она будто выплюнула. — А мне сорок три.
— Да ну, ладно… При чем тут возраст?
— Вырастешь — поймешь.
— Ты думаешь, Аркадий и Лика…
— Чего тут думать? Все ясно. — Яна обреченно махнула рукой, — Видела сегодня, как Арика перекорежило, когда Давид к Лике подсел?
— Не видела. — твердо ответила я, — Зато видела, как он Давиду чуть морду не набил, когда вы с ним танго танцевали. Классно, кстати, танцевали!
— Спектакль! — бросила Яна, — Аркашка любит на публику работать. Артист, чтоб ему провалиться!
Но на ее лице было написано совсем другое — гордость и восхищение, а глаза заблестели, как мокрые черносливины. Оказывается, они умеют не только метать молнии в подозрительные объекты женского пола.
Огромные, черные с синим отливом, словно чужие на ее маленьком, птичьем лице, будто в последний момент перед тем как выпустить в мир невзрачную Яну, добрый Боженька решил дать ей шанс на счастье. Сейчас ее глаза нежно светились и были прекрасны. Пари держу, именно таким взглядом она загипнотизировала Аркадия.
— Ты поосторожней со словами. А то и правда провалится. — я пододвинула к ней поближе вазочку с печеньем и поломанной шоколадкой.
— Да и черт с ним! Всю душу он мне вымотал! — Яна сгребла из вазочки печенье вперемешку с шоколадом, сунула в рот и громко захрустела.
— Я уж смирилась с его загулами. — пробубнила она, — А сейчас… он на себя стал не похож с Ликой с этой! Влюбился… — по ее щекам покатились слезы.
— А… она? — затаив дыхание спросила я.
— Да черт ее разберет! Она вся такая… сю-сю…
Я задумалась, припоминая сегодняшний вечер. Аркадий так красиво и драматично выхватил Яну из рук Давида. Спектакль? Нет, это было по-настоящему. А Лика… сидела понурая, крутила бокал в руке. И вдруг посмотрела на меня так, будто о помощи просила. А я не поняла. Не придала значения. Мне Вадим в этот момент что-то на ухо говорил.
Но даже если бы поняла — чем бы я смогла помочь? В любви союзников нет. Только соперники. Бедная Лика. И бедная Яна. И Аркадия жалко.
— Разведусь с ним. — вдруг сказала Яна без намека на слезы в голосе.
Мне это не понравилось. Если они разведутся, то дорога между Ликой и Аркадием будет открыта. А Лике это не предвещает ничего хорошего.
— Дело конечно твое, — осторожно ответила я, — но… знаешь, когда вы танцевали… было так ясно, что вы созданы друг для друга.
— Правда? — Яна смотрела на меня как Золушка на фею-крестную.
— Правда.
— А погадаешь? — спросила Яна, смущенно улыбнувшись.
