Стиснув зубы, Андрей молча плюхнулся в кровать. Лечь, заснуть, забыться!
Сон долго не приходил. Андрей ворочался, укрывался подушкой, пробовал считать, сбивался, опять считал, мысли путались, перескакивали с одного на другое. Сказалось напряжение последних дней, а тут еще и Лариса со своими причудами… «Брошу все к чертовой матери! Уеду!.. Куда? Куда ты уедешь? К отцу на пасеку. Будем рыбу ловить да уху варить. Но нет, от себя не убежишь, ни на какой пасеке не отсидишься…»
После того страшного случая, разыгравшегося прямо на его глазах, и до сегодняшнего дня он еще крепился, но вот минуло это сумбурное собрание, на котором позиция аварийной комиссии ему показалась какой-то странной, а выводы совсем уж непонятными — и Андрея будто выбило из седла.
Нет, оправданий себе Аргунов не искал: кто-то ведь должен же понести наказание! Но горько было другое: до истины так и не добрались. Комиссию интересовали факты, и только факты. А моральная сторона дела? Что, в конце концов, предшествовало нарушению задания испытателем. Разве не знал тот же Востриков, кто всячески потворствует Волчку на его скользкой дорожке? Разве не отстранял Струева от полетов директор?
А комиссии что? Ей бы фактов побольше.
«А, хватит об этом! — махнул рукой Андрей. — Спать. Спать. Завтра трудный день. Надо во всем разобраться, со всеми поговорить. Аварию будут разбирать на собрании…»
Андрей возвращался со службы поздно.
У подъезда своего дома он заметил худенькую фигурку — Ольга. Она нервно прохаживалась перед дверью, кутаясь в большой пуховый платок.
— Ты почему здесь? — удивился он.
— Тебя жду.
— А что случилось?
— Папа, ты только не пугайся, — сказала Ольга и прижалась головой к его груди, — тетю Ларису в больницу увезли.
— А что с ней?
— Как что? Ты вроде маленький… Не понимаешь.
— Но ведь еще рано! — воскликнул Андрей.
— Врач сказала: преждевременные.
— Но почему, почему?
— Она так нервничала… Звонила на ЛИС. Собрание давно кончилось, а тебя все нет и нет…
— Тьфу, черт бы меня побрал!
Ему стало стыдно, нестерпимо стыдно за свое поведение. Он готов был сквозь землю провалиться.
— А куда ее увезли?
— Как — куда? В роддом…
Андрей резко повернулся и побежал обратно к остановке автобуса.
— Папа, ты куда? Туда ж не пускают! Я уже ходила… Сказали: справляйтесь по телефону…
По телефону ответили, что пока ничего определенного сказать не могут. Ждите.
Ольга помогла отцу снять куртку, расшнуровала ботинки.
— Ложись отдохни, папа.
— Какое тут — отдохни?
— А что у тебя, на работе неприятности?
— Да ну их! — Андрей махнул рукой. — Там каждый день то одно, то другое…
— А как Волчок?
— Понемножку поправляется.
Ольга подошла к отцу, погладила его по волосам:
— Вот и прекрасно, а все остальное…
Андрей покраснел: собственная дочь его утешает.
— Ну ладно, ты иди спать, ведь завтра рано в школу.
— Могу же я пропустить хоть один денечек?..
— Зачем?
— А к тете Ларисе? Ты ж опять уйдешь на целый день…
— Не волнуйся, не уйду. Спи спокойно.
Всю ночь через полчаса Андрей звонил в роддом, но выслушивал каждый раз неизменное:
— Ждите.
Заснул только под утро. И тогда Лариса сама к нему пришла, улыбающаяся, счастливая. С ее загорелого тела стекали капельки воды, будто она только что вышла из моря. Андрей тянул к ней руки и просил:
— Подойди, подойди ко мне, не бойся.
— А вот это? — смеялась Лариса и протягивала ему портрет в черной рамке. А с портрета, как живая, смотрела Светлана и тоже смеялась…
Разбудил его настойчивый, долгий телефонный звонок.
— Ты еще дома? — раздался в трубке голос Феди Суматохина.
— Угу! — Андрей взглянул на часы, которые так и не снял с руки. Было без четверти десять.
— Тут новое начальство собирается совещание проводить, — с иронией в голосе сообщил Федя, — организационное…
— Сейчас приду… Хотя… А без меня нельзя?
— Ты что? — воскликнул Суматохин. — Как это — без тебя? Хочешь, я за тобой подскочу?
— Давай.
Андрей взял с туалетного столика бритву, подошел к зеркалу. Оглядев свое заросшее лицо, грустно усмехнулся; «Сдал ты, батенька, сдал».
Выглядел он действительно плохо. От серых, с прожелтью, глаз разбегались к седоватым, точно присыпанным пеплом вискам частые морщины, а от прямого носа к краешкам твердо сжатых губ тянулись две глубокие, как рытвины, складки, придавая его лицу угрюмое выражение.
«А еще хочешь, чтоб тебя любили…» Внезапно он вспомнил о Ларисе: «Батюшки, совсем замотался… Забыл, что жена рожает…»
Он позвонил в роддом, ему тотчас же ответили:
— Ждите.
— Но сколько же можно ждать? — возмутился он.
— А как фамилия вашей жены?
— Аргунова. Лариса.
В трубке долго молчали: видно, сестра ходила за справкой.
— Аргунова? Я же сказала, что еще не родила. А может, и совсем не родит.
— Как это? — испугался Андрей.
— Но у нее же преждевременные. А теперь схватки прекратились.
— Почему? — допытывался Андрей.
— Папаша, — засмеялась сестра, — это же хорошо! И что вы так, ей-богу?.. Значит, родит вовремя. А вы волнуетесь…
— Мне можно навестить жену? — спросил Аргунов.
— Ни в коем случае! — Сестра снова тихонько рассмеялась: — Как вы не можете понять, что ей сейчас не до вас! Мужья называются…
Андрей положил трубку и выглянул в окно: у подъезда уже стояла темно-вишневая «Волга» Феди Суматохина.
23
Струев сидел за письменным столом штурманской и терпеливо ждал, пока соберутся все.
Он видел холод и отчуждение своих товарищей, но не понимал их. В чем, собственно, его вина? В том, что его назначили шеф-пилотом? Ну не его, так назначили бы Суматохина или Волобуева: свято место пусто не бывает. Кто-то ведь должен нести нелегкий крест заместителя начальника ЛИС по летной части. Судьба остановила свой выбор на нем, Струеве. Чем же он виноват перед товарищами? Конечно, на этом месте хотел бы оказаться Федя Суматохин. Но ведь начальству-то видней, кого назначать.
Лев Сергеевич вскинул руку, посмотрел на часы, которые он носил на тыльной стороне запястья: да, запаздывают. Ну и дисциплина!.. Ничего, ничего, он наведет здесь порядок. Дайте только срок. Он всех приберет к рукам: и Суматохина, и Волобуева, и Аргунова… Вот Валеру жаль. Эх, Валера…
Поначалу Лев Сергеевич был твердо убежден, что в аварии целиком виноват сам Волчок: самолет хоть и сыроват немного, но на то, как говорится, и щука, чтоб карась не дремал. Но постепенно, слушая на собрании выступающих, он изменил свое мнение. Действительно, на кой дьявол нужна в строевых частях такая машина, которая даже при незначительной ошибке летчика на пилотаже может привести к срыву в штопор? Надежность боевой техники — вот самое главное!
