— Вы в самом деле так думаете? Впрочем, вы знаете мир лучше меня. Итак, дорогой друг, поздравьте меня с успехом.
— Ваше величество, вы уверены, что это ваш отец? Если бы я знал, не отослал бы Ромилея с письмом. Он ушел утром. Нельзя ли послать за ним гонца?
Король пропустил просьбу мимо ушей. Он был взбудоражен свалившейся на него удачей, что ему Ромилей? И что Ромилею Дафу?
— Надеюсь, вы разделите со мной хоно?
Я, разумеется, согласился, хотя слышал это слово первый раз.
Надо мной раскрылся зонт из зеленой материи, распираемой железными прутьями. Ручку держали две женские руки. Носильщицы принесли мой паланкин.
— Нас понесут ко льву в гамаках? — спросил я.
— Нас донесут до чащи, а там пойдем пешком.
Кряхтя, я забрался в гамак и утонул в нем. Выходит, мы должны вдвоем схватить зверя голыми руками — того самого, что задрал старого быка, а сейчас спит где-то в высокой траве.
Бритоголовые женщины суетились возле нас, а вокруг уже собралась толпа: барабанщики, дудочники, трубившие в длинные, не менее фута, рожки, с металлическими мундштуками, издававшие громкие, словно рыдающие звуки, мужчины с перьями в головах и раскрашенными лицами. Процессия вышла за ворота дворца. В толпе показались Хорхо и Бунам. Хорхо, по-видимому, ожидал, что я заговорю с ним, но я как воды в рот набрал.
Отросшая борода моя сделалась похожей на веник. Снова била лихорадка. Почему-то дергались щеки. Видно, результат общения с львицей. Ко мне подошел Бунам. Я хотел потребовать у него свой «магнум» с оптическим прицелом, но не знал, как на местном наречии сказать «отдать» и «пистолет».
Под тяжестью моего тела гнулись носильщицы, и гамак касался почти самой земли. Несли неуклюжего белого Повелителя дождя со здоровенной побагровевшей физиономией, в грязном шлеме, в замызганных штанах, из которых торчали длинные волосатые ноги. Народ вокруг прыгал, хлопал в ладоши, улюлюкал. Некоторые женщины несли детей, прижимая к увядшим грудям.
Насколько я мог судить, народ не был в восторге от своего короля. Народ хотел, чтобы Дафу привел домой Гмило и прогнал ведьму Атти.
Не обращая ни на кого внимания, Дафу подошел к паланкину и удобно устроился. Над ним закачался большой зонт, тень прикрыла лицо. На короле была всегдашняя бархатная шляпа, как на мне всегдашний пробковый шлем. Его шляпа, волосы, лицо составляли одно гармоничное целое. Напрасно, что ли, я восхищаюсь им?
Солнце уже светило вовсю, обливая горы золотистым сиянием. Черными дырами зияли дверные проемы в хижинах. До самой околицы я бубнил под нос: «Реальность, пропади ты пропадом, проклятая».
В лесу я вылез из паланкина на твердую и белую, как паковый лед, каменистую землю. Король смотрел на толпу, что большей частью осталась на окраине селения. Там был Бунам, а рядом с ним — обмазанный мелом малый. Я узнал его. Палач.
— Зачем он здесь? — спросил я, подойдя к Дафу.
— Понятия не имею.
— Он всегда такой на охоте?
— Нет, в разные дни он раскрашивается в разные цвета. В зависимости от предзнаменования. Белизна — дурной знак.
— Что они затеяли? Хотят, чтобы вы ушли и не вернулись?
С виду король был спокоен, но чувствовал, что рискует.
Я обернулся, чтобы разглядеть существо, задумавшее злое дело перед большим событием — встречей короля с душой отца.
— Похоже, этот тип настроен серьезно, — сказал я.
Казалось, будто каждый из широко поставленных глаза Дафу смотрит прямо перед собой, и только когда король, задумываясь, хмурил брови, два взгляда сливались в один.
— Ваше величество, хотите, я прогоню их?
— Каким образом?
— Вы только скажите, что надо делать. Какая наглость: угрожать нам в такой день! Мы встретим их во всеоружии.
— О нет! Эти люди живут по старым понятиям. Таково одно из условий моей договоренности с ними. — Дафу улыбнулся. На его губах заиграл золотистый отблеск солнечного луча с ближайшего валуна. — Настал великий день, мистер Хендерсон. Мне не страшны никакие знамения. После того как я поймаю Гмило, эти не посмеют рта раскрыть.
— Тьфу-тьфу, не сглазьте. Впрочем, долой суеверия. Хорошо, что вы полны решимости, ваше величество.
Я надеялся, что король устроит нагоняй Бунаму и его прихвостню, раскрашенному в цвет недоброго знамения. Но Дафу ограничился каким-то кратким замечанием.
Королевские жены с зонтами остались позади. Они выстроились в неровный ряд вдоль низкой ограды. Женщины слали прощальные знаки любви, похвалы, поощрения, призывали к осторожности. Поднимали и опускали зонты — вверх-вниз, вверх-вниз. Барабанщики и дудочники толпой повалили восвояси, потом, как муравьи, начали расползаться по зарослям и между валунами. Их было человек шестьдесят или семьдесят. Какая-то слепая сила словно счесала их с небес гигантским гребнем.
Итак, в нашей группе остались мы с королем. С другой стороны — Бунам со своим помощником, вторым жрецом, и три служителя с копьями, вставшие поодаль.
— Что вы сказали этим двоим? — спросил я Дафу.
— Что добьюсь своей цели, несмотря ни на что.
— Пинков бы им под зад.
— Пойдемте, мой друг Санчо.
Три копьеносца зашагали за нами.
— А эти трое зачем?
— Помогут нам загонять его. Увидите, когда придем на место.
Мы шли, приминая высокую траву. Вдруг Дафу остановился и, запрокинув голову, понюхал воздух. Я тоже потянул носом. Воздух был сухой, чистый и отдавал жженым сахаром. Над нами тучей роилась мошкара.
Король зашагал быстрее. Я и трое с копьями поспешили за ним. Мне подумалось, что в такой высокой и густой траве любое животное, кроме слона, скроется, а у меня никакого оружия, кроме булавки.
— Король! — негромко крикнул я вдогонку Дафу. — Погодите минуточку. — Я понимал, что здесь опасно повышать голос. Наконец он остановился. Тяжело дыша, я сказал: — Мы даже оружия не взяли. Вы что, собираетесь ловить его за хвост?
Король не сорвался, не взорвался, он был терпелив и благожелателен, как всегда.
— Лев — а я надеюсь, это Гмило, — скорее всего в загоне. Я не взял оружия, чтобы ненароком не ранить.
Я только сейчас увидел, как он взволнован.
— А если все-таки раните?
— Тогда придется заплатить жизнью.
— А как же я? Мне тоже нельзя быть с оружием?
— Не бойтесь, вы со мной, — ответил он, помолчав.
Мне нечего было сказать. Если что, придется бить льва шлемом по морде.
— Лучше бы вы сидели в Сирии или Ливии. Учились бы там спокойненько, — пробурчал я.
Дафу расслышал меня.
— Ну уж нет, Хендерсон-Санчо. Я счастлив, и вы это знаете.
Он снова торопливо зашагал. Я едва поспевал за ним: мешали широкие штаны. Каждую минуту я ждал, что из чащи выпрыгнет лев, свалит меня на землю и растерзает на части. Надежды на спасение было мало.
Король вскарабкался на обломок скалы и подал руку мне.
— Мы подошли к северной стороне загона, — показал он пальцем.
Стену толщиной фута два с половиной возвели из поваленных деревьев, колючего кустарника и сухого тростника. Вдоль нее росли цветы без запаха. Ярко-красные и оранжевые с черными тычинками… Смотреть на них и то было неприятно. Другая стена представляла собой вал из камней, очевидно, намытых рекой при половодье в сезон дождей.
Загон представлял собой треугольник. Основание его было открыто, а в вершине вырыта западня. Мы шли к ней по опавшим веткам и лозам дикого винограда. Передо мной маячила фигура Дафу — сильные ноги, узкие бедра и широкие плечи.
— Вам, вижу, не терпится сойтись со львом один на один, — сказал я.
Иногда меня преследует мысль: единственное, что доставляет человеку удовольствие, — это исполнение его воли, кто бы ни утверждал иное. У Дафу была сильная воля. Он научился этому у львов. Благодаря его воле и жажде жить я покорно тащился следом, хотя у меня не было никакого оружия, разве что шлем и зеленые штаны, которые я мог бы накинуть на зверя, — такие они были просторные.
Король вдруг остановился и, повернувшись ко мне, сказал:
— Вам тоже не терпелось поднять Муммаху.
— Совершенно верно, ваше величество. Но я не знал, на что иду.
— Я знаю.
— Не ставлю под сомнение ваше стремление. Больше того, помогу чем смогу… Помните, вы сказали, что Бунам и тот, в белой краске, живут по старым понятиям? Отсюда я заключил, что вы придерживаетесь новых.
— Увы, отменить прошлое волевым усилием невозможно. Невозможно даже в момент кризиса, когда нет ни прошлого, ни будущего, а только настоящее с его насущными проблемами, и это настоящее с усмешкой смотрит на наши попытки и с такой же усмешкой взирает на то, что мы — люди. Тем не менее необходимо предпринимать попытки. Надо снова и снова пытаться сделать свое дело. — Я не вполне улавливал смысл его рассуждений. — Лев Суффо приходится Гмило отцом, а мне дедом. Так должно быть, если я хочу быть королем варири.
