больше топлива в свою топку. Наевшись и напившись, Вадим сразу же покинул общий зал, несмотря на то, что вернувшийся Баюн запел какие-то песни.
Хозяин постоялого двора, как и предсказывал Баюн, запросил с него полушку и отвёл в дальний угол длинной комнаты отдыха. Это было приземистое помещение, внутри которого стояли сколоченные двойные полати, наподобие армейских, и где отдыхали простые человеки.
- Вот твоя полать, залезай и спи. Завтракать будешь?
- Да.
- Тогда с тебя ещё деньга.
Вадим вынул небольшой кошель, где у него лежали мелкие деньги, и выудил оттуда деньгу, размером с огромную вшу.
- Серебро? – сощурил глаза дородный хозяин.
- Серебро, - подтвердил Вадим и передал ему на кончике пальца эту хрень, называемую здесь деньгами.
- Угу. Тогда утром подойдёшь, скажешь про завтрак. Каша ячневая будет, узвар, да яйцо варёное три штуки.
Вадим кивнул, и хозяин ушёл. Вадим улёгся на полать, застеленную тонким войлоком. Внутри помещения людей пока было немного. Солнце уже село, но время было ещё не позднее, и большинство из тех, кто купил себе постель на ночь, ещё сидели в общей зале, пьянствуя и развлекаясь. Да хоть и не пьянствуя, а прислушиваясь к чужим разговорам, тоже ведь интересно.
Вадиму же не было интересно подслушивать, он устал и очень хотел спать. Глаза его постепенно стали закрываться, он обнял свой мешок, положенный под голову вместо подушки, лёг на живот и заснул, чувствуя на бедре свою саблю.
Глава 17 Ратуйте люди.
Вадим проснулся не от того, что его кто-то домогался, дыша в ухо чесночным перегаром, и не из-за того, что из-под головы был вырван походный мешок. Нет, совсем нет. Проснулся он от жуткого зуда. Чесалось пузо. Холщовая рубашка задралась, под неё кто-то проник и всего его искусал. Первая мысль была, что это гадские комары, но оказалось, что нет.
Вадим поднял голову и оглянулся вокруг. На соседних полатях, как внизу, так и вверху, спали люди. Снизу доносилось мирное посапывание небольшого мужичка-крестьянина с длинной бородой. Через две койки раздавался могучий храп, вперемешку с нелепым бормотанием. Со всех сторон слышались всхлипы, побулькивания, вздохи, пришёптывания, громкий пук и скрип деревянных полатей.
Дух стоял тяжёлый, дышать было трудно, воняло мокрыми портянками, схожими с запахом псины. В дополнении ко всему добавлялся перегар и желудочные газы. Комары, залетая в небольшие окошки, дохли прямо на лету, поражённые ещё в воздухе русским духом. Так что кусали Вадима не комары, но тогда кто? Вот в чём был вопрос.
В помещении было темно. Вадим подождал немного, пока его глаза не смогли привыкнуть, и стал осматривать койку и себя самого. На животе он обнаружил многочисленные следы от укусов, а на койке шеренгу мелких насекомых, размером чуть больше клеща. Вадим в ярости стал их давить. Насекомые дохли, распространяя после своей гибели довольно стойкий и весьма специфический запах.
- О, уже клопов давить начал, служивый! - прозвучало с соседних полатей и на Вадима взглянул молодой мужик в обветшавшей форме стрельца, до того заштопанной, что это было видно даже в темноте.
- Это клопы?
- Ну, а кто же? Они скучать нам не дают и поедом едят, кровопивцы. Эх! – мужик зевнул во весь рот. – Пьют и пьют нашу кровушку почище дармоедов царских да бояр. Комары и те сдохли все, а энти нет. Целую дорожку протоптали до нас. Ну, мы-то не первый день ночуем, они нас уже попробовали, а вот новеньких ищут и злее кусают. Зато, как насладятся свежей кровушкой, пару дней никого не трогают, постоянных, то бишь, переваривают новую кровь.
А тебе Баян, небось, шепнул, что лучше наверху спать? Тот ещё шутник, ох и прохвост, вроде и нормальный мужик, наш, посадский, а уж такой подлец, каких и свет не видывал. И петь умеет, и плясать, а гадости да розыгрыши пуще жизни любит. Не верь ему, христопродавцу, обманет. Ты пощёлкай клопов, они сразу поймут, что уже не смогут тебя кусать безнаказанно, и уйдут, а ты доспишь спокойно. А нет, так вон там, внизу, полать есть свободная, на неё приляг. Да мешок здесь оставь, что, вроде, как твоё место будет. А придёт кто, я скажу, что ты там спишь.
- Угу, - Вадим хрюкнул, продолжая ожесточённо бить клопов, но переезжать, оставляя без присмотра свой мешок, не посчитал нужным. Тоже мне, дурачка нашли! Стрелец вроде как заснул, а Вадим продолжал сражаться с клопами. Раздавив всех, кого нашёл, он повернулся на другой бок и снова заснул.
Неизвестно, какие планы были у стрельца, но он не посмел тронуть ночью. Может, не хотел, а может и побоялся. Проснулся Вадим вслед за остальными. Люди стали вставать, громко при этом ругаясь и издавая другие звуки, резкие для уха Вадима. Хотел ещё поваляться, но не получилось. Началось броуновское движение туда-сюда одевающихся, ругающихся, кашляющих людей. Кто-то прыгал на одной ноге, натягивая лапоть, кто-то сидел на кровати, свесив чёрные немытые ноги прямо на голову соседа. В общем, развлекались, как могли.
Портянки и портки за ночь у многих высохли, что не добавило, впрочем, свежести воздуху. Наконец кто-то распахнул дверь на улицу и впустил в помещение волну чистого, свежего, ароматного, утреннего воздуха. Восхитительная струя пахнущего хвоей и травами воздуха выманила наружу гнусные миазмы мужского коллектива. Сразу захотелось дышать полной грудью. Вадим спрыгнул с полатей и стал одеваться, попутно проверяя свои вещи.
Всё же, он не досчитался своей шапки, которую кто-то умыкнул ночью. Ругаться с хозяином не хотелось. Да и шапка старая была и ему не нравилась. Пока было лето, она ему не сильно-то и нужна. А вот волосы у него на голове стали сильно отрастать. Вадим оделся, потом собрал вещи. Уже уходя, он бросил взгляд на непокрытые головы своих товарищей по несчастью. Большинство из них отпускали волосы, изредка их подравнивая, от случая к случаю. Вадим поступал также, но это было некомфортно.
Проблем и так было много, а парикмахеров здесь не было. Надо искать цирюльника, да и был ли он тут вообще. Вздохнув, Вадим подхватил свои вещи и направился завтракать. Завтрак ему был заказан, и он смог спокойно поесть кашу-размазню, запив её даже не узваром, а стаканом холодного, только из погреба, молока. Больше ему здесь делать было нечего и, пнув дверь, он вышел из помещения душного постоялого двора.
Что дальше делать, он не знал. Наниматься в ополчение ему не хотелось,
