Рейтинговые книги
Читем онлайн Колымская повесть - Станислав Олефир

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 72

Бабушка Мэлгынковав вдвоем с Ритой насыпают в мунгурку конфет, добавляют туда несколько банок сгущенного молока и две бутылки водки. Дед Хэччо привязывает к крыше вездехода новехонькие нарты. Кока спрашивает у бригадира, куда тот спрятал запасные цепи от бензопилы, и наказывает тому уложить все в рюкзак. Сам грузит в кузов березовые заготовки полозьев для нарт. Все это подарки нашим соседям. Один только Николай Второй едет без подарка, зато прихватил с собою пару уздечек, вожжи и маут. Вдруг кому-то придет в голову устроить бегование, а у него не будет под рукой упряжи?

По мере сил принимаю участие в общей суматохе. Подсаживаю в вездеход бабушку Мэлгынковав, загоняю в палатку щенков, помогаю деду Хэччо надеть новую камлейку. Все веселые, нарядные и немного торжественные, словно отправляются не смотреть изрядно надоевшее всем кино, а слет или большую ярмарку. Наконец расселись, вездеход взвыл и, чакая разболтанными траками, побежал по тундре.

Я проводил его взглядом, и вдруг мне до конца стал понятен рассказ деда Кямиевчи о том, как их когда-то крестил русский поп. Приедет этот поп в стойбище, соберет аборигенов, прочитает молитву, покропит святой водой и наливает каждому новообращенному стакан спирта. Кроме того, он вручал им еще по пачке махорки и чая. Не удивительно, что крещение пришлось оленеводам по душе. Лишь священник отправляется обращать в свою веру очередное стойбище, большинство новообращенных торопятся туда же. Предпочитая, правда, несколько иной путь, чтобы до поры не попадаться попу на глаза.

По его приезду число обитателей очередного стойбища увеличивалось, едва ли не вдвое. Но священнику все аборигены на одно лицо, поэтому крестил всех подряд, и всех подряд угощал спиртом, чаем и махоркой. «Некоторые по несколько раз крестились, — рассказывал дед Кямиевча. — Одного пастуха потом так и звали: Амагачан-Иван-Лука-Николай-Матвей. Все, что поп ему записал, вместе со своим первым именем собрал и жил спокойно. Ни разу не болел».

Дед Кямиевча простодушно объяснил стремление оленеводов — принимать обряд крещения несколько раз подряд только приверженностью к спирту, куреву и чаю. На самом деле, все было совершенно иначе. Живущим в глухом, оторванном от всего мира стойбище людям, грех было упустить такое событие, как приобщение к русскому Богу их соседей. К тому же, случился повод погостить, поделиться новостями, обменяться подарками, а кому-то присмотреть жениха или невесту. Так что спирт, махорка и чай здесь далеко не самое главное, хотя от всего этого любой оленевод не откажется и сегодня.

Среди привезенных Борей фильмов больше всего пастухам понравилась лента о советских разведчиках. У этого фильма не было заглавия, но с первых кадров все в палатке пришли к выводу, что как раз с этой ленты Юлиан Семенов «содрал» свои «Семнадцать мгновений весны». Тот же разбомбленный Берлин, те же покрытые туманом аэродромы с немецкими и американскими военными в гражданской одежде, пытающимися сговориться за спиной Советского Союза. Даже затягиваются папиросами, попадая в трудное положение, герои картин одинаково. Правда, главным действующим лицом в этом фильме был не Штирлиц, а женщина шофер. К тому же, Штирлиц в конце фильма остался жить, наверное, для следующих серий, а женщина погибла.

Снимали старый фильм сразу после войны и его давным-давно убрали с проката, но вряд ли Юлиан Семенов спал спокойно, узнав, что здесь в тундре у этого фильма всего лишь премьера, а молодой пастух Артур Хэчгилле, то есть Кока, посмотрев кино, со знанием дела скажет: «Этот Семенов чужое кино начисто содрал. Наверное, в школе на задней парте сидел, вот и насобачился. С задней парты списывать лучше всего»

Вместе заглавных титров перед этой картиной Боря показывал киножурнал мод. Журнал был намертво склеен с разведчицей, и демонстрировать одно без другого не было никакой возможности. В журнале длинные тощие девицы с донельзя вытянутыми ногами и лицами дефилировали по экрану в разных одеждах, на ходу раздевались, приседали и даже делали вид, что загорают на пляже. Платье на одной манекенщице очень напоминало полосатую камлейку деда Хэччо. Это вызывало радостное оживление в палатке, не идущее ни в какое, сравнение с поведением снятой в журнале публики.

Кино про разведчицу смотрели раз пять, и столько же раз показывали платье-камлейку. Пастухи смеялись, подначивали деда Хэччо, пока тот не возмутился: «Совсем глупые и ничего не понимаете! Девушка лучше всех знает, в какой камлейке оленей хорошо пасти. Вот и купила»…

У бабушки Хутык киножурнал о модах вызвал желание и себя попробовать на подиуме, но об этом я узнал только после Бориного отъезда. С сумкой хариусов возвращаюсь в стойбище, везде непривычно тихо, даже собак не видно. Обогнул примыкающий к яранге бабушки Хутык король и увидел такую картину: По дощатому помосту, на котором неделю тому назад разделывали оленьи туши, прохаживается бабушка Хутык. Время от времени она останавливается, поворачивается то в одну, то другую сторону, приседает, разводит руками. Вот она подошла к горке сваленной на краю помоста одежды, выбрала из нее платье, которое совсем недавно я видел на Рите, и принялась переодеваться. При этом она сняла с себя только кухлянку, оставшись в спортивном трико с красными лампасами и резиновых сапогах. Натянула платье, прихорошилась перед стоящим здесь же Ритиным зеркалом и стала прохаживаться по настилу, приподняв голову и расставив руки, как это делали манекенщицы. На середине помоста она остановилась и принялась поворачиваться, отставляя в сторону забрызганный болотной жижей резиновый сапог.

Бабушка Хутык очень старенькая, ноги у нее кривые, спина согнута, и смотреть на ее пируэты без улыбки невозможно. Однако собравшиеся у помоста щенки бабушки Мэлгынковав, добрый десяток оставшихся без хозяев лаек оленегонок и неведомо откуда забредший ездовой олень с колокольчиком на шее были совсем иного мнения. Щенки и лайки во все глаза смотрели на бабушку, от восторга поскуливали и виляли хвостами, а олень тянулся через настил, пытаясь лизнуть бабушкину руку. Когда, наконец, это удалось, он закатил глаза так, что стали видны одни белки.

ТРАДИЦИИ И ЧЕРТИ

В стойбище довольно часто случаются странные вещи, объяснить которые бывает довольно трудно. Скажем, возвращается Николай Второй от базовой стоянки, куда ездил за продуктами, дорога дальняя, олени не сколько бегут, сколько плетутся по тундре, почти не обращая внимания ни на погонялку, ни на вымазанный кровью калакал. Да и куда спешить? Погода хорошая, в любом месте можно устроить привал. Почаевничал, отдохнул и снова в путь.

Где-то к вечеру из-за растущих вдоль Омолона лиственниц показывается стойбище. Николай Второй оживает, усаживается поудобней и принимается что есть силы нахлестывать оленей. Свистит прут, калакал острым клювом впивается в оленьи бока, на землю летят клочья шерсти. Олени срываются в отчаянный бег, а нарты буквально взмывают над кочками. И чем ближе стойбище, тем азартней Николай Второй гонит оленей. Кажется, еще немного и они выпрыгнут из собственных шкур. Но ему все равно мало. Привстал на полозьях, свистит и дергает за вожжи, словно хочет свернуть бедным оленям шеи.

В великой панике упряжка проносится через стойбище и останавливается далеко за крайней палаткой. Довольный собой Николай Второй неторопливо распрягает хватающих ртами воздух оленей и принимается таскать ящики к палатке, до которой ему теперь добираться едва ли не полкилометра.

Однажды я поинтересовался, почему он никогда не останавливает оленей прямо в стойбище? К чему все эти заполошные гонки? Ведь можно совершенно спокойно подъехать к палатке или яранге и разгрузить ящики у самого порога.

Все оказывается до удивления просто. Пока Николай Второй добирался от базовой стоянки, впереди его упряжи собралась целая толпа чертей. Один выскочил из-за кустов, другой с болота, третий спустился с сопки. Черти пугали оленей, кружили им головы, хватали за рога, уши и хвосты. Короче, хулиганили, как могли. Николай Второй, конечно, старательно гонял их калакалом, но совсем прогнать не смог. Так в сопровождении нечистой силы и катил по тундре.

Если после всего этого остановить упряжку посреди стойбища, черти разбредутся по ярангам и палаткам, чтобы морочить головы людям, точно так, как совсем недавно морочили оленям. Но если хорошенько разогнать упряжку, да еще шугануть над нею «чертом-на-черта» — калакалом, черти в растерянности проскочат стойбище, а возвращаться у них почему-то не принято.

Я, конечно, понимал, что черти здесь совершенно ни при чем, и традиция гнать упряжку через все стойбище появилась по какой-то другой причине, но как ни прикидывал, найти объяснение не получилось.

Разгадка пришла после того, как Прокопий убил дикого оленя-буюна, что забрался в стадо домашних оленей. То ли дикарю надоело пастись в одиночестве, то ли слишком напугали волки, и дикарь решил отсидеться за спинами пастухов. Домашние олени ничего не имели против такой компании, но буюн быстро освоился, и стал гонять по стаду чалымов и корбов, наставляя на них огромные рога. Прокопий отправился узнать, почему заволновались олени, увидел буюна и подстрелил.

1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 72
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Колымская повесть - Станислав Олефир бесплатно.
Похожие на Колымская повесть - Станислав Олефир книги

Оставить комментарий