Он резко поднялся, спустил ноги с кровати, оделся и ушел. Она слышала его шаги на лестнице, а потом тихий стук входной двери. Давай без дураков, Ава. Здесь я решаю, а ты не лезь куда не просят.
Незабудки. Васильковая синь. Ада хмыкнула, взглянув на цену.
— Уж я тебя знаю, Ада, — продавец побарабанил средним пальцем по ладони, словно отсчитывал карточки, — цена самая что ни на есть справедливая.
На стенку своей лавчонки он прикнопил фотографию принцессы Маргарет. Принцесса сидела, одетая в платье с затейливым облегающим лифом и длинной, ниспадающей волнами пышной юбкой.
— Органза, — пояснил торгаш, — не что-нибудь. — Он пошуршал тканью, разгладил рулон. — «Новый силуэт», так это у них называется. Но если это годится для таких, как она, — он кивнул на фотографию, — то таким, как ты, Ада, тем более сгодится.
Она собиралась продать карточки девочкам на работе, а деньги отложить для Томми.
— Конечно, при этой чертовой карточной системе, — бурчал торгаш, — никто не хочет чересчур модничать. Но только не эта публика, им плевать. — Он задрал нос, изображая королевскую особу.
Если придержать карточки, ей хватит на ткань. Она ни разу не спросила Джино, где его приятель берет эти карточки, а торгаш на Бервик-стрит ни разу к ним не присмотрелся. Три ярда на юбку. Полтора на лиф. Плюс подкладка. Нитки. Молния. И прочая мелочевка.
Пока продавец отрезал ткань, Ада внимательно разглядывала принцессу Маргарет. На груди две полоски ткани внахлест, рукава реглан. Управиться с юбкой много проще. Сперва Ада смастерит подкладку, своего рода черновик платья. Органза — слабая ткань, за ней нужен глаз да глаз. И начнет в выходные с утра, когда светло.
— Шьешь себе новый наряд? — Джино, прищурившись, наклонился к машинке: — «Науманн». Что-то иностранное. Немецкое.
Обычно по субботам к приходу Джино Ада убирала машинку, но та была тяжелой, громоздкой, да и прерывать работу не хотелось. Аде и в голову бы не пришло, что Джино заинтересуется ее швейной машинкой.
— Выходит, «Зингер» недостаточно хорош для тебя? — продолжил Джино.
Какое ему дело, сердито думала Ада. Ему ли критику наводить? Она пожала плечами.
— Где ты ее взяла?
— Какой ты любопытный, — легким, игривым тоном ответила Ада, органзовым тоном.
— Не желаю иметь дела с врагом, потому и спрашиваю.
— Ты и не имеешь. — В голосе Ады звякнула сталь. Она надеялась, Джино поймет намек и угомонится.
— Где ты ее взяла? — Он крепко схватил ее за руку.
Это его совершенно не касается. Почему он цепляется к ней?
— Кто тебе дал машинку?
— Джино, мне больно!
— Говори же!
— Ну, если ты настаиваешь. — Джино ослабил хватку, и Ада выдернула руку. От его пятерни останется синяк, и под рукавом рабочей формы его не спрячешь. Она шумно выдохнула. — Если тебе так интересно, мой брат привез ее с войны. Он был в Германии. — На Аду вдруг нахлынули воспоминания. — Купил ее за пять сигарет. Несчастная немчура. Брат рассказывал, что они там дошли до ручки. Продавали все, что у них было. Даже своих дочерей. Но машинка хорошая.
Джино стоял спиной к окну, лицо его было в тени, просто темный овал.
— Где в Германии? — спросил он.
— В Мюнхене. Он был в Мюнхене.
— Он что, американец, твой брат?
— Нет, конечно.
— Но в Мюнхене были американцы.
— Да? — Ада задумалась на секунду. — А может, и не в Мюнхене, а где-то еще. У меня всегда было плохо с географией.
Джино приблизился к креслу, уселся:
— Зато со многим прочим у тебя все отлично. — Он похлопал по колену, подавая сигнал Аде: садись. — Видишь ли, — его ладонь ползла вверх по Адиной юбке, — я знаю кое-кого, кто бывал в Мюнхене в конце войны. В городишке рядом с Мюнхеном.
Ада убрала его руку:
— Знаешь? — Голос изменил ей, прозвучал слишком высоко и тонко. Ада взяла паузу, чтобы собраться. — Так вот откуда тебе известно про американцев. — Она изучала его лицо, темные глаза, тяжелый взгляд, изгиб губы, бороздки на коже. — Что он там делал?
— Он же деловой человек, — ответил Джино и добавил: — Армейские поставки. — Внезапно Джино рассмеялся: — Насчет запчастей не беспокойся, — он показал глазами на швейную машинку, — достану в любой момент. Если, конечно, они тебе вообще понадобятся. — Он спихнул Аду с колен, шлепнул по заду.
Лиф сидел как влитой, гладкий, блестящий. Цвета незабудок. Ада сделала пару подкладок под мышки: обидно будет испортить ткань пятнами пота. Мастерила подмышечники и вспоминала бедную Анни, повариху Вайтеров. Где она сейчас? Наверное, ютится в какой-нибудь мюнхенской каморке. Ада старалась не думать о том времени. Но между ней и Анни было что-то вроде дружбы. Они ни единым словом не перемолвились, однако понимали друг друга. Без Анни она бы не выжила. Кухарка ее жалела, а может быть, даже и любила.
Ада встала на цыпочки и начала кружиться, быстрее и быстрее, и юбка разлеталась все шире и шире, как кольца Сатурна. Это платье вернуло ей женственность, дало свободу, побуждало танцевать и выделывать пируэты, побуждало быть. И Ада возносилась куда-то высоко, к облакам, небесное существо, сотканное из радости и света. Она упала в кресло, выждала, пока голова перестанет кружиться. Надела туфли, все те же босоножки, что она носила с кобальтовым муаром. Синий цвет приносит ей удачу.
Цок-цок. Трафальгарская площадь. Пэлл-Мэлл. Хеймаркет. Пикадилли. Органза взвивалась и трепетала, будто ангельские крылья, когда Ада поворачивалась, мягко выгибая талию. Она замечала взгляды мужчин, сладострастные, завистливые. Война закончилась. Она выжила. Еще некоторое время она будет подыгрывать Джино, но скоро от него избавится. Не для того она пережила заключение в Дахау, чтобы снова стать пленницей в своем собственном доме. Она хотела свободы, хотела парить, танцевать в темно-синем небе вместе с луной.
Джино сказал, что его поставщик не прочь встретиться с ней, поговорить о деле. Сказал и подмигнул.
«Дом Воан», подумала Ада.
«Кафе Рояль». Она не была здесь с довоенных времен. Джино избегал этого места. Нет номеров, смекаешь? Встреча была назначена в ресторане. Ада заранее приготовила шестипенсовик на случай, если она придет раньше, а в «Рояле» такая же канитель, что и в «Смитсе». Выпьет шампанского в ожидании Джино, вино будет деликатно пощипывать ей язык и мягко щекотать нос, пока она сидит в позолоченном кресле в окружении зеркал, теряясь в собственных отражениях.
Он был уже там, разговаривал с другим мужчиной, развалившимся в кресле, галстук болтается, верхняя пуговица рубашки расстегнута. На носу маленькие круглые очки. Коротко стриженные волосы зализаны назад.
— Вот она. — Джино поманил ее пальцем.
Мужчина повернул голову. За очками очень светлые, белесые глаза. Цвета утиного яйца, подумала Ада, и кажется, что они прозрачные. Она ужаснулась. Станислас. Ошибки быть не может.
— Познакомься со Стэнли, Ава.
Ада застыла, когда он неуклюже поднялся, опираясь рукой о кресло, но рука подогнулась, он толкнул стол, бокалы зазвенели. Он смотрел мимо нее пустыми, остекленевшими глазами.
— Это Ава Гордон, — сказал Джино.
— Ава Гордон. «Инвергордон»[65]. Рад познакомиться, — произнес он заплетающимся языком и рухнул обратно в кресло. Попытался сфокусировать взгляд, но помешали отяжелевшие веки, и он уронил подбородок на грудь.
Станислас. Верно, она изменилась: худая блондинка в очках, но не до неузнаваемости же. Однако он не узнал ее. Слишком пьян. Значит, теперь он зовется Стэнли. И заграничный акцент куда-то испарился. Глаза те же, но веки покраснели и распухли, лицо в морщинах. Семь лет назад, когда она видела его в последний раз, на морщины и намека не было. Растолстел и постарел, возраст его не красил. Но, и более Ада в этом не сомневалась, тогда в Мюнхене точно был он — в надвинутой на лоб шляпе, с поднятым воротником. Ей не померещилось. Ладони у нее стали липкими, ее прошиб пот. Успокойся. Притворяйся. Веди себя как обычно.
Джино подал знак официанту:
— «Манхэттен» для меня, «Розовую леди» для мадам.
Ада предпочла бы шампанское, но ее не спросили. Когда напитки принесли, Джино обратился к Аде:
— Ава, — он поднял бокал, — сегодня нам есть что отпраздновать.
— Да?
— Твой корабль прибыл в порт, так сказать.
— Правда? — Ада знала, что она сейчас услышит. Джино намерен вложить деньги в ее мастерскую. Он и Стэнли. Но она уже не хотела их денег. Ее захлестывала паника. Притворяйся, велела она себе, притворяйся, что не знаешь его. Нужно собраться с мыслями. — И ты расскажешь мне, в чем дело?
— Не спеши. — Джино держал во рту незажженную сигарету, и та подскакивала, когда он говорил. Он смотрел на Аду в упор, без улыбки: — Я возлагаю на тебя большие надежды.
