Луиза пробиралась сквозь хаотическое движение, окутанная черным дымом автобусов и грузовиков.
Надо бы помыться, переодеться, немного поспать. Но ей не хотелось встречаться с Ларсом Хоканссоном. Она отыскала дом Лусинды. Та наверняка спит после долгой ночи в баре. Но ничего не поделаешь. Только Лусинда способна ей сейчас помочь.
Остановив машину, она еще раз позвонила Артуру. Вспомнила, что он ей однажды сказал.
Ни черт, ни Бог не желают соперничать друг с другом. Поэтому мы, люди, попадаем в ничейную страну одиночества.
Она по голосу поняла, что отец устал. Наверняка не спал ночью ни минуты. Но ни за что не признается. Ей врать не разрешалось, однако себе он это право отвоевал.
— Что случилось? Где ты?
— Ничего особенного, просто машина внезапно поехала. Я в Мапуту.
— Проклятые телефоны!
— Они отличные.
— Ты скоро оттуда уедешь?
— Скоро, но не сейчас. Потом поговорим. Батарейка у меня почти сдохла.
Она закончила разговор и в ту же минуту увидела Лусинду — та стояла возле дома, с полотенцем вокруг головы. Луиза вышла из машины и подумала, что долгая ночь наконец кончилась.
Лусинда с удивлением спросила:
— Так рано?
— Это я должна бы спросить у тебя. Во сколько ты легла?
— Я вообще мало сплю. Может, все время чувствую себя усталой? Но не замечаю этого?
Лусинда терпеливо отогнала ребятишек — вероятно, своих братьев и сестер, или двоюродных родственников, или племянников. Потом подозвала девушку-подростка, которая протирала пластиковые стулья, стоявшие в тени возле дома, и та принесла два стакана воды.
Лусинда вдруг обратила внимание на волнение Луизы.
— Что-то произошло. Поэтому ты приехала так рано.
Луиза решила рассказать все, как было. О Кристиане Холлоуэе и Умби, о темноте на берегу и долгой ночи в машине.
— Они наверняка видели меня, — сказала Луиза. — Наверняка слышали, о чем мы говорили. Они следовали за ним и, поняв, что он собирается что-то открыть, убили его.
Лусинда определенно поверила ей, поверила каждому слову, каждой подробности. Когда Луиза замолчала, она долго сидела, не говоря ни слова. Какой-то мужчина начал было стучать по листу кровельного железа, сгибая стык. Лусинда шикнула на него. Он тут же прекратил свое занятие, уселся в тени дерева и стал ждать.
— Ты уверена, что Хенрик был замешан в шантаже сына Кристиана Холлоуэя?
— Я ничего в точности не знаю. Пытаюсь размышлять спокойно, четко и логично. Но все куда-то ускользает. Даже в самых невероятных фантазиях я не могу представить себе Хенрика в роли шантажиста. А ты?
— Нет, конечно.
— Мне нужен компьютер и выход в Интернет. Быть может, удастся отыскать статьи, где говорится о сыне Кристиана Холлоуэя. Тогда я найду хоть какую-нибудь связь.
— Связь с чем?
— Не знаю. Что-то с чем-то связано, а я понятия не имею, каким образом. Где-то надо начинать. Я начинаю снова и снова, раз за разом.
Лусинда встала.
— Поблизости есть интернет-кафе. Я была там один раз с Хенриком. Сейчас оденусь и провожу тебя туда.
Лусинда скрылась в доме. Ребятишки не сводили глаз с Луизы. Она улыбнулась. Ребята заулыбались в ответ. У Луизы потекли слезы. Ребята продолжали улыбаться.
Лусинда вернулась, и Луиза вытерла глаза. Они свернули на длинную улицу, носившую имя Ленина. Лусинда остановилась рядом с булочной, делившей помещение с театром.
— Надо было накормить тебя завтраком.
— Я не голодна.
— Ты голодна, только не хочешь в этом признаться. Никогда не могла понять, почему белым людям так трудно говорить правду об обыденных вещах. О том, что хорошо спишь, что поел, что мечтаешь переодеться в чистую одежду.
Лусинда зашла в булочную и вернулась с бумажным пакетом, в котором лежали две круглые булки. Одну она взяла себе, другую отдала Луизе.
— Будем надеяться, что однажды все разъяснится и хорошо кончится.
— Умби — второй покойник, которого я видела в своей жизни. Первым был Хенрик. Неужели у людей нет совести?
— У людей почти никогда нет совести. У бедняков потому, что у них нет денег, у богачей потому, что они полагают, будто это для них слишком дорого.
— Хенрик имел совесть. Он получил ее от меня.
— Хенрик, думаю, не отличался от большинства других!
Луиза повысила голос:
— Он не был как все другие!
— Хенрик был хороший человек.
— Более чем.
— Можно ли быть более чем хорошим?
— Он желал другим добра.
Лусинда громко скрипнула зубами. После чего отвела Луизу в тень маркизы, висевшей над окном обувного магазина.
— Он был как все. Не всегда хорошо поступал. Почему он сделал со мной то, что сделал? Отвечай!
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Он заразил меня ВИЧ. Он виноват. Первый раз, когда ты меня об этом спросила, я ответила отрицательно. Считала, что с тебя и так довольно. Больше такого не будет. Я говорю то, что есть. Если ты уже не сообразила.
Лусинда бросала злые слова в лицо Луизе. Та не пыталась сопротивляться, понимая, что Лусинда права. Луиза подозревала истину еще с тех пор, как приехала в Мапуту. Хенрик скрыл от нее свою болезнь, никогда не говорил о квартире в Барселоне. После его смерти, сейчас, когда она сама казалась себе мертвой, ей пришлось признать, что она почти не знала его. Когда все изменилось, она точно не знала, наверно, перемена происходила постепенно, незаметно для нее. Хенрик не хотел, чтобы она обнаружила, что он становится другим.
Лусинда зашагала по тротуару. Она не ждала от Луизы ответа. Швейцар возле обувного магазина с любопытством смотрел на обеих женщин. Луиза так возмутилась, что подошла к швейцару и закричала по-шведски:
— Чего уставился? Мы любим друг друга. Мы — друзья. Злимся, но любим друг друга!
Она догнала Лусинду и взяла ее за руку.
— Я этого не знала.
— Ты решила, что я заразила его. Безапелляционно предполагала, что заразу принесла черная шлюха.
— Я никогда не считала тебя проституткой.
— Белые мужчины практически всегда считают черных женщин доступными, когда угодно и где угодно. Если молодая и красивая черная девушка двадцати лет от роду говорит жирному белому мужику, что она его любит, он верит ей. Приезжая в бедную африканскую страну, он воображает себя всесильным. Хенрик говорил мне, что так же обстоит в Азии.
— Хенрик ведь никогда не относился к тебе как к проститутке?
— Честно говоря, не знаю.
— Он предлагал тебе деньги?
— Это необязательно. Многие белые мужчины полагают, что мы должны быть благодарны, что нам позволено раздвигать ноги.
— Отвратительно.
— Бывает еще отвратительнее. Если рассказать о девочках восьми-девяти лет.
— Я отказываюсь это слушать.
— А Хенрик не отказывался. Как бы гадко все это ни было, он хотел слушать. «Я хочу знать, тогда я пойму, почему не хочу знать». Так он сказал. Сперва я думала, он просто выпендривается. А потом поняла: он и вправду говорит то, что думает.
Лусинда остановилась. Они подошли к интернет-кафе, которое помещалось в отремонтированном каменном доме. На тротуаре на узеньких циновках сидели женщины, предлагая на продажу свои товары. Прежде чем войти внутрь, Лусинда купила несколько апельсинов. Луиза пыталась задержать ее на улице.
— Не сейчас. Мы поговорим об этом позже. Я не могла не рассказать тебе правду.
— Как Хенрик узнал, что болен?
— Я спрашивала. Но он так и не ответил. Я не могу говорить о том, чего не знаю. Но, узнав, что я заразилась от него, он был убит горем. Говорил, что покончит с собой. Мне удалось убедить его, что если он ничего не знал, то не виноват. Я хотела удостовериться только в одном: знал ли он, что подхватил заразу. Он это отрицал. Потом обещал достать все возможные лекарства, способные остановить болезнь. Он давал мне пятьсот долларов в месяц. Я получаю их до сих пор.
— Откуда идут деньги?
— Не знаю. Они лежали в банке. Он обещал, что, если с ним что-нибудь случится, деньги будут поступать в течение двадцати пяти лет. Они приходят регулярно на открытый для меня счет, каждый месяц, двадцать восьмого числа. Как будто он все еще жив. По крайней мере, его дух не может заниматься ежемесячными денежными переводами.
Луиза мысленно подсчитала. Шесть тысяч долларов ежегодно в течение 25 лет — получалась умопомрачительная сумма в 150 000 долларов, почти миллион крон. Хенрик умер явно богатым человеком.
Она заглянула в окошко интернет-кафе. Неужели он все-таки покончил с собой?
— Ты, наверно, ненавидела его.
— Я не умею ненавидеть. Возможно, все происходящее предопределено.
— Смерть Хенрика не была предопределена.
Они вошли в кафе, где им указали свободный компьютер. За другими столами сидели школьники в форме, уставившись на экраны в сосредоточенном молчании. Несмотря на работающие кондиционеры, в помещении царила влажная жара. Лусинда рассердилась на грязный монитор. Когда управляющий подошел протереть экран, она выхватила у него тряпку и сделала это сама.
