— Что он ответил?
— Только покачал головой и попросил меня поторопиться.
— Больше он ничего не сказал? Подумай хорошенько! Это важно.
— Мы пошли в кафе, которое, как я сказала, только что открылось. Помню, сеял мелкий дождь. Вдалеке гремел гром. Я предположила, что, если гроза накроет город, может вырубиться электричество.
Лусинда замолчала. Луиза заметила, что она старается вспомнить. Опять возник образ мертвого Умби. Крестьянин-бедняк, больной СПИДом, хотел сообщить ей нечто важное. Луиза поежилась, хотя в помещении было жарко и влажно. Ей чудилось, что от нее воняет грязью.
— На улице он оглянулся. Я вспомнила. Два раза он резко останавливался и оглядывался. Я так удивилась, что мне в голову не пришло спросить, зачем он это делает.
— Он что-то увидел?
— Не знаю. Мы просто пошли дальше. Он еще раз оглянулся. Вот и все.
— Он был напуган?
— Трудно сказать. Возможно, его что-то тревожило, а я не обратила внимания.
— Что-нибудь еще помнишь?
— За компьютером он просидел меньше часа. Работал очень целеустремленно.
Луиза старалась мысленно воспроизвести эту картину. Они сидели за столом в углу. Оттуда Хенрик, подняв голову, мог видеть улицу. Но его самого заслонял компьютер.
Он выбрал интернет-кафе, потому что не хотел оставлять следы в компьютере Ларса Хоканссона.
— А ты не припомнишь, входил ли кто-нибудь в кафе, когда он работал на компьютере?
— Я устала и проголодалась. Что-то выпила, съела липкий бутерброд. Естественно, люди приходили и уходили. Не помню, чтобы кто-то привлек мое внимание.
— Что было потом?
— Он скопировал статью. И мы ушли. А когда пришли ко мне домой, начался ливень.
— На обратном пути он оборачивался?
— Не помню.
— Подумай!
— Я думаю! Но не помню. Мы бежали от дождя. Ливень продолжался несколько часов. Улицы затопило. И, разумеется, электричество отключили до вечера.
— Он остался у тебя?
— По-моему, ты не представляешь себе, что такое африканский дождь. Тебя словно обливают водой из тысячи шлангов. Без нужды из дома не выходят.
— Он ничего не говорил о статье? Почему решил прочитать ее? Как о ней услышал? Какое отношение она имела к Кристиану Холлоуэю?
— Когда мы пришли ко мне домой, он попросил разрешения поспать. Лег на мою кровать. Я велела ребятам вести себя потише. Естественно, они не послушались. Но он спал. Я подумала, что он заболел. Он спал как человек, очень долго мучившийся бессонницей. Проснулся под вечер, дождь как раз кончился. Мы вышли на улицу, когда тучи разогнало. Воздух посвежел, и мы погуляли по берегу.
— И он по-прежнему ничего не говорил?
— Рассказал историю, которую от кого-то слышал. Она навсегда врезалась ему в память. По-моему, это произошло в Греции или в Турции. Причем давно-давно. Группа людей скрылась от захватчиков в пещере. У них были запасы еды на много месяцев, а воду они брали в пещере — она капала с потолка. Но их обнаружили. Враги замуровали вход в пещеру. Несколько лет назад отыскали замурованную пещеру и мертвецов. Но самой поразительной находкой был глиняный кувшин, стоявший на полу. В него собирали капающую воду. За долгие годы образовались натеки, и кувшин оказался внутри сталагмита. Хенрик сказал, что именно так представляет себе терпение. Слияние кувшина и воды в одно целое. От кого он услышал эту историю, я не знаю.
— От меня. Находка этой пещеры на Пелопоннесе в Греции стала сенсацией. Я сама присутствовала там, когда сделали это открытие.
— Почему ты вообще оказалась в Греции?
— Работала там археологом.
— Что это значит? Я не понимаю.
— Я ищу прошлое. Следы людей. Могилы, пещеры, древние дворцы, манускрипты. Раскапываю то, что существовало в далеком прошлом.
— Никогда не слышала, чтобы в нашей стране были археологи.
— Их, наверно, немного, но они есть. Неужели Хенрик действительно не рассказывал, где слышал эту историю?
— Нет.
— Никогда не говорил обо мне?
— Никогда.
— И о своей семье тоже?
— Он говорил о своем деде, очень известном художнике. С мировой славой. И много рассказывал о своей сестре Фелиции.
— У него нет сестры. Он был моим единственным сыном.
— Я знаю. Он говорил, это сестра по отцу.
На миг Луизе подумалось, что это вполне может быть правдой. Арон мог иметь детей от другой женщины и держать это в тайне. В таком случае то, что он открыл это Хенрику, а не ей, было глубочайшим оскорблением.
Впрочем, это наверняка неправда. Хенрик никогда бы не сумел сохранить в тайне такую ложь, даже если бы Арон попросил его.
Никакой сестры нет. Хенрик выдумал ее. Зачем? Этого она никогда не узнает. Она не припоминала, чтобы он когда-нибудь сожалел, что у него нет сестры или брата. Она бы такого не забыла.
— Он когда-нибудь показывал тебе фотографию своей сестры?
— Я до сих пор храню ее.
Луиза подумала, что сходит с ума. Нет никакой сестры, никакой Фелиции. Зачем Хенрик придумал ее?
Она встала.
— Я больше не хочу здесь оставаться. Мне надо поесть и поспать.
Они вышли из интернет-кафе и под палящим солнцем зашагали по улицам.
— Хенрик хорошо переносил жару?
— Он обожал ее. Но переносил ли, не знаю.
Лусинда пригласила ее в тесный домишко. Луиза поздоровалась с ее матерью, согбенной старушкой с сильными руками, морщинистым лицом и приветливыми глазами. Повсюду сновали дети, всех возрастов. Лусинда что-то им сказала, и они сразу убежали в открытую дверь, занавешенную трепетавшей на ветру занавеской.
Лусинда скрылась за другой занавеской. Из комнаты долетали хриплые звуки радио. Лусинда вернулась, держа в руке фотографию.
— Вот. Хенрик и Фелиция.
Луиза поднесла фотографию к окну — Хенрик и Назрин. Луиза напряглась, пытаясь уразуметь, что же она видит. Мысли кружились в голове, смутные, бессвязные. Почему он это сделал? Почему солгал Лусинде, что у него есть сестра? Она вернула фотографию.
— Она ему не сестра. Просто хорошая подруга.
— Я не верю тебе.
— У него не было сестры.
— Зачем же он наврал мне?
— Не знаю. Слушай, что я тебе говорю. Это его подруга, ее зовут Назрин.
Лусинда больше не протестовала. Положила фотографию на стол.
— Не люблю людей, которые лгут.
— Не понимаю, почему он сказал, что у него есть сестра Фелиция.
— Моя мать ни разу в жизни никому не лгала. Для нее существует только правда. Отец вечно врал ей про других женщин, уверял, что их нет, врал, что заработал деньги, а потом потерял. Врал про все, кроме одного: что без нее ему бы никогда не справиться. Мужчины врут.
— Женщины тоже.
— Они защищаются. Мужчины воюют с женщинами разными способами. Самое привычное их оружие — ложь. Ларс Хоканссон хотел даже, чтобы я поменяла имя, звалась Жульетой, а не Лусиндой. До сих пор не могу понять, в чем разница. Может, Жульета раздвигает ноги по-другому, не так, как я?
— Мне не нравится, как ты говоришь о себе.
Внезапно Лусинда враждебно замолчала. Луиза встала. Лусинда проводила ее к машине. О следующей встрече они договариваться не стали.
Несколько раз Луиза свернула не туда, но в конце концов выехала к дому Ларса Хоканссона. Охранник у ворот дремал от жары. Он вскочил, отдал честь и впустил ее. Селина развешивала белье. Луиза сказала ей, что проголодалась. Через час, около одиннадцати утра, она приняла душ и поела. Потом легла на кровать и заснула в прохладе кондиционера.
Проснулась она, когда уже смеркалось. Было шесть часов вечера. Она проспала несколько часов. Простыня пропиталась влагой. Ей приснился сон.
Арон стоит на вершине далекой горы. Сама же она топчется по бесконечному торфянику где-то в Херьедалене. Во сне они далеко друг от друга. Хенрик сидит на камне под высокой елью, читает книжку. На ее вопрос, что он читает, он показывает фотоальбом. Люди на фотографиях ей совершенно незнакомы.
Луиза собрала грязную одежду. Испытывая угрызения совести, бросила ее на пол — чтобы постирали. Потом приоткрыла дверь, прислушалась. На кухне тишина, никаких голосов. Дом как будто опустел.
Она приняла душ, оделась и спустилась вниз. Отовсюду веяло прохладным воздухом кондиционера. На столе стояла полупустая бутылка вина. Налив бокал, Луиза устроилась в гостиной. С улицы доносились громкие разговоры охранников. Шторы опущены. Глотнув вина, она спросила себя, что произошло после ее отъезда из Шаи-Шаи. Кто обнаружил Умби? Связал ли кто-нибудь ее со случившимся? Кто прятался в темноте?
Казалось, только сейчас, когда она выспалась, ее охватила паника. Человека, который хотел раскрыть мне тайну, жестоко убили. На его месте мог бы быть Арон.
