моему королю, и предотвратить его, а потом можете располагать мною, как вам будет угодно. Вы же понимаете, что сбежать мне от вас не удастся, да я и не побегу. Я просто хочу оградить Жоана и наше королевство от нависшей над ними опасности.
Аргент какое-то время задумчиво смотрел на него, а потом пожал плечами.
— Ладно, что тебя интересует?
— Что произошло тогда, я имею в виду заговор, стоивший жизни вашему отцу? Как вам и принцу Филиппу удалось уцелеть после вынесенного вам смертного приговора? Как он попал в Лорм, и почему его семья погребена там? И что стало с его прямыми потомками?
— Судя по твоим вопросам, ты уже многое знаешь, — заметил Аргент. — Ладно, я расскажу тебе, как всё было, но ты должен поклясться будущим своего рода, что никогда и никому не расскажешь об этом. Тогда я дам тебе возможность продолжить то, что ты сейчас делаешь.
— Я клянусь, — кивнул Марк.
Алхимик перевёл взгляд на огонь в камине и какое-то время молчал, а потом заговорил:
— Мне до сих пор тяжело вспоминать те дни. Прошло столько лет, но боль и обида до сих пор терзают мою душу. Ты знаешь, отец часто говорил мне, что я самый любимый его сын, правда, тут же уточнял, что причиной тому является полное отсутствие у меня амбиций и права на престол. Я был бастардом и родился слишком слабым, чтоб надеть корону. Однако он действительно был добр ко мне и часто держал при себе, доверяя мне свои мысли и переживания. Он не верил Филиппу, подозревая его в том, что тот мечтает поскорее сесть на трон и не остановится ради этого ни перед чем. Анри не выказывал подобных стремлений, но он был очень популярен в армии и народе, чем вызывал зависть отца. Думаю, что от опалы его спасало только то, что, вернувшись из похода, он отошёл от дел и погрузился в кутежи и любовные приключения.
Он посмотрел на книгу, лежавшую на каминной полке.
— Я помню Лодуара, он был умён и наблюдателен, и уже тогда ходили слухи, что он пишет дневники, которые намерен затем издать. Он верно написал, что я отправился в поход с Анри. Я был очень привязан к нему, а он любил меня как брата, в отличие от Филиппа, не обращавшего на меня внимания. Я чувствовал себя рыцарем, много занимался фехтованием, даже если эти занятия приходилось прерывать из-за полного упадка сил. Я думал, что лучше погибнуть в бою и снискать славу, чем бесславно умереть в своей постели. Тот поход был для меня тяжким испытанием. По возвращении в Сен-Марко я слёг и единственной моей отрадой стали книги. Я много читал, всё подряд, и именно тогда мне в руки попался тот трактат об алхимии. Я был просто очарован стройной системой символов, волшебством трансмутации различных материалов, менявших свой вид и качества, и особенно идеей создания философского камня. Я устроил в западной башне свою первую лабораторию, взял себе алхимическое имя Аргентум Луна и погрузился в исследования. Меня словно вело что-то, мне попадали в руки нужные книги и рукописи, которые распахивали для меня невероятные тайны, я сердцем чувствовал направление, в котором должны двигаться мои исследования, сразу же замечал ошибки в чужих трудах и знал, как их исправить. Я подобрался к своей собственной формуле почти вплотную, и однажды во сне мне было видение: белый голубь принёс и положил мне на ладонь кусочек камня, в котором я распознал довольно распространённый минерал. Проснувшись, я понял, что этот камушек и есть недостающая часть в фундаменте моего открытия.
— И вы создали философский камень? — спросил Марк.
— Да, это была забавная игрушка для меня, человека, не знающего ни в чём отказа, использующего золото, как другие использовали медь. Но попутно я открыл кое-что ещё более важное. Будучи увлечён исследованиями, я сперва не заметил, что исцелился и окреп, и только сражаясь с Анри на мечах, а он был подлинным мастером фальшиона в паре с ножнами, я вдруг почувствовал, что не только не уступаю ему, но и заставляю его отступать. Обдумав всё, я понял, что причиной моего исцеления стали пары, которыми я дышал во время опытов. Попутно с философским камнем я изобрёл эликсир жизни. Я продолжал работать над его формулой, уже будучи уверенным в успехе, и в самом конце моего труда случилось то, что роковым образом повлияло на дальнейшие события. Моё выздоровление заметил отец. Я честно рассказал ему обо всём и предположил, что этот эликсир сможет не только излечивать раны и болезни, но и даровать вечную жизнь. Он велел мне приготовить для него это волшебное снадобье, что я и сделал.
Аргент поднялся и, опершись на полку камина, какое-то время молчал, мрачно глядя в огонь.
— Я принёс ему то питьё, но он в какой-то момент решил, что я намерен его отравить, и велел своим рыцарям схватить меня и влить мне в рот содержимое кубка. У меня начались судороги, внутри всё горело, словно я был наполнен огнём, и он решил, что это доказательство его правоты. Он велел убить меня. Моё тело пронзили тремя мечами и двумя копьями. А потом боль стихла, и мои раны затянулись. Я не только не умер, я исцелился без снадобий и лекарей. Это, наконец, убедило его в том, что прав я, и он потребовал, чтоб я снова сделал для него этот эликсир. Я отказался.
Аргент сел в кресло и взглянул Марку в глаза.
— Я решил, что не могу позволить ему стать бессмертным. Видя, как затягиваются мои раны, я вдруг понял, что это, скорее, проклятие, чем благословение. К тому же, мой отец, который раньше твердил мне о своей родительской любви, спокойно приказал своим рыцарям убить меня, просто потому что заподозрил в обмане. Он не знал ни жалости, ни сострадания. Я подумал: если он будет уверен в том, что будет жить вечно то, что он сделает с моими братьями, ведь они будут уже не наследниками, а конкурентами? Их ждала неминуемая смерть, за которой последовали бы другие смерти. Отца не зря звали суровым, он был жесток. Народ страдал под его правлением, в ходу были изуверские казни, самое малое преступление каралось членовредительством, в голодающих от неурожая провинциях у людей отнимали в качестве податей последние крохи, обрекая их на гибель. Он приказал Анри отрубить руки всем пленным алкорцам и был в ярости, когда тот не подчинился. И он собирался править
