по внутренней стене воронки наверху. Если он крутится быстро, то центробежная сила помогает ему, выталкивая к краю, все выше и выше. Но если шарик крутится медленно, то сила тяжести заставляет его опускаться к центру и ниже — на дно, что для нас равносильно смерти.
Никлас сейчас честно пытался представить, о чем идет речь, и у него даже получалось. Но происходило это параллельно, потому что на фоне вопроса, с которого началось обсуждение, а еще от ощущения груди стоящей вплотную к нему Катрин он гораздо более ярко представлял совершенно другие картины.
— …Форма воронки такова, что чем выше, тем меньше усилий дают больший результат, можно катиться спокойно и не напрягаясь. Но чем ниже, тем с большей скоростью нужно вращаться шарику, чтобы хотя бы не падать вниз. Уже совсем недалеко от самого верха тебе нужно бежать в два раза быстрее, чтобы просто остаться на месте, как в одной умной книге написано.
— Льюис Кэрролл, Алиса в стране чудес, — вставил Никлас.
— Мы с тобой еще недавно были на самом верху, а сейчас… — не обратила внимания на его слова Катрин, продолжая говорить.
— Еще недавно я был водителем патрульного скаута, — все же перебил ее Никлас.
Катрин зажмурилась, глубоко вздохнула. Выдохнула, продолжила.
— Мы с тобой, как ни крути, свалились далеко вниз, и нам нужно будет не просто бежать, а мчаться быстрее ветра, чтобы удержаться и не упасть на дно окончательно, закончив земной путь.
— Повторяю: на самом верху я не был.
— Это неважно. Внизу и в середине у тебя остаться больше никогда не получится. Никогда, понимаешь?
— Почему?
— Потому что иначе тебя убьют. Я себе не просто так мозги хотела вышибить, чтобы не мучаться. Мы сейчас далеко внизу от привычного, нас ждет очень тяжелый подъем. А твои внешние данные, при желании и некотором навыке, могут позволить тебе уложить почти любую даму в постель, что может открыть нам пути в самые разные двери высоких кабинетов и домов. Мое мнение, что нельзя игнорировать такую возможность, у нас с тобой их и так немного в запасе.
Никлас, от услышанного откровения, прикусил губу и головой покачал. Ему очень польстило услышанное в плане открывающихся возможностей для отношений с девушками. Но при этом откровенно не привлекли озвученные варианты открывать высокие двери уложенными в постель женщинами.
— Ты сама планируешь участвовать в открытии самых разных дверей подобным образом?
Никлас старался, чтобы голос его звучал спокойно и ровно. Ответ Катрин, он сам не мог сформулировать почему, был для него очень важен.
— Нет.
— Почему?
— Этому есть две очевидные причины.
— Не для меня очевидные.
— Однажды Сара спросила своего мужа Абрахама, почему ему можно изменять, а ей — нельзя. Абрахам ответил: Сара, когда изменяю я, трахаем мы. Когда изменяешь ты — трахают нас.
— Это из какой умной книги?
— Из книги жизни. Если ты не будешь вылезать из чужих дамских коек, тебе в обществе будет оказываться всенепременный почет и уважение, многие будут стремиться заполучить тебя в друзья. Если же так буду делать я, общество — и мужчины, и женщины, отнесутся к этому крайне предосудительно.
— А вторая причина?
— Какая вторая причина?
— Ну, того что мне по твоему плану можно и нужно открывать своим… обаянием, самые разные двери, а тебе никак.
— Ты… ничего не замечаешь? — опуская закрывающий лицо плотный клетчатый платок, показала Катрин на свои шрамы.
— Эм.
— Вот именно! — прошипела девушка, мгновенно став похожей на разъяренную валькирию. Несмотря на злость в ее глазах, Никлас сохранил абсолютное спокойствие.
— Знаешь, я не могу сказать, что посещал проституток редко. Но даже тогда, когда в помещении был включен свет, лицо — это последнее место, куда я смотрел…
— Замолчи, пожалуйста.
— К тому же даже со шрамами ты достаточно красива, чтобы привлекать мужское внимание, так что это не аргумент.
Шрамы на лице Катрин побагровели, а сама она — побледнев, опустила взгляд.
— Ладно, не нервничай так, — тронул ее за плечо Никлас. — Я не могу понять, почему ты так завелась. Воронки талантов, раскрытые обаянием наперевес двери, зарытые возможности… можно же было все это и спокойно объяснить, без надрыва.
Никлас сейчас хотел повторить фразу: «Так хорошо ж сидели», которую часто употреблял его первый наставник, но промолчал, вдруг Катрин контекста не поймет. Тем более что она, явно пытаясь обуздать эмоции, крепко зажмурилась, выдохнула. Открыла глаза.
— Я поняла… ты не понял, да?
— Да. Не понял что?
— Господин Иванов сказал, что готов сделать нам встречное предложение, но ему надо это согласовать.
— И?
— Он Статский советник по Царству Польскому и резидент Особой Экспедиции Москвы. Его полномочия таковы, что согласовывать свои действия он может только с одним человеком в мире.
Никлас молчал. Моргнул несколько раз, пытаясь понять, правильно ли понял услышанное.
— То есть, он сейчас согласовывает встречное предложение для нас с самим Богом-Императором?
— Прямо с Богом вряд ли, но с Императором несомненно.
— А. Хм… — Никлас не удержался, затылок почесал. — А ты догадываешься, что это может быть за предложение?
— Он же сказал, что таких как мы в Империуме называют ведьмаки и ведьмы. Ты еще не понял?
— Так, подожди. Ты хочешь сказать, что он предложит нам… — теперь Никлас действительно понял. Еще один миф о Московской империи ожил совсем недавно у него буквально на глазах, а он даже этого и не заметил.
— Да, именно это я и хочу сказать. Ты готов?
— Готов ли я встать во главе одного из эскадронов, которыми во всем мире не детей, а взрослых пугают? Да при таком раскладе наши шансы развалить будки кайзеру, культу и всему твоему Новому Рейху увеличиваются многократно, как я могу быть к такому не готов?
— Изначально в твоем подчинении будет только небольшая группа, и вообще…
— Да какая разница, главное начать. Ты сама-то готова?
— Куда ты, туда и я.
— Даже так?
— Ты сам этого еще не понял? К тому же у нас и выбора нет — это предложение, от которого не отказываются.
— Ясно. Есть одна вещь, которую мы еще на берегу забыли обсудить.
— Какая?
— Не забывай, я не в университетах учился, в Танжере. Если нужно кого-то убить, мне нужно просто на него показать. В остальных случаях желательно проговаривать все важные вещи вслух, а не показывать многозначительными взглядами. Ферштейн?
— Я все поняла. Прости, подобного больше не повторится.
Никлас смотрел на Катрин и думал, что пока совершенно не умеет читать людей. Вот искренне она сейчас извиняется, или это просто реакция дабы сгладить ситуацию?
— Хорошо. Пойдем, нас ждут великие дела.
Глава 21
— П-приехали, —
