От его прикосновений по ее телу прокатывались волны дрожи.
— Представлял, как ласкаю тебя. Смотрю на тебя. Чувствую, как ты вздрагиваешь под моими руками. Ты стоила того, чтобы ждать.
Он снова приблизил свои губы к ее губам и поцеловал. Затем опустился на нее. Жар распространялся от тех мест, где соприкоснулись их обнаженные тела, удары сердца гулко отдавались в ушах. Губами и ладонями он ласкал ее трепетавшее тело.
Когда они упали на кровать, она подумала, что вот-вот достигнет оргазма. Но она ошибалась. Он вынуждал ее изнывать от желания.
Он ласкал ее с такой нежностью и любопытством, как будто она была первой женщиной, к которой он прикасался. И ей казалось, что ее еще не касался ни один мужчина. Чувства кружились и бурлили у нее внутри, проступая сквозь кожу, пока наслаждение не окутало ее, как кокон из света. Этот свет нахлынул с такой силой, что она ухватилась за скомканные простыни, чтобы удержаться в этом сиянии.
Он вел ее туда, к сияющему свету, где ее ждало острое, слепое наслаждение, пронзившее ее насквозь.
Он наслаждался ее трепещущим телом. Изящная линия торса, плавно переходящего в талию, завораживала его. Прикосновение ее бедер, приподнимающихся в порыве страсти, приводило его в дрожь. Длинные красивые ноги переходили в великолепные икры, прогибавшиеся под легким нажимом его зубов.
Она застонала, и этот звук проник в него, когда он вновь поднялся вверх, лаская теплое, влажное, манящее лоно. Его имя коротким, едва слышным шепотом слетело с ее губ. Ее пальцы прошлись по его волосам, спустились на спину, сжимаясь и разжимаясь. Влажная плоть скользила по влажной плоти, пока он снова не посмотрел ей в глаза.
Она смотрела ему в лицо и не отрывала взгляда, дрожа всем телом, пока он медленно погружался в нее. Ее синие глаза сияли, когда неторопливыми, размеренными движениями он овладевал ею.
Она тянулась к нему каждой клеточкой своего тела. Она приподнималась ему навстречу, не в силах сопротивляться страсти. Погружаясь в желание, которое он вновь и вновь удовлетворял. Когда они достигли пика наслаждения, она в изнеможении откинулась на простыни.
Расслабленная, опустошенная и обессиленная, она лежала под ним. Мир вокруг постепенно обретал форму, и она вновь услышала барабанную дробь дождя. Почувствовала спиной скрученную простыню. Когда туман в голове рассеялся и в ней начали мелькать случайные мысли, она подумала, что если такого секса у нее никогда в жизни не было, то дальше все может пойти только в сторону ухудшения.
Затем он повернул голову и провел губами по ее плечу, и она почувствовала — она была готова поклясться в этом, — как в этом месте ее кожа засияла.
Он поднял голову, откинул прядь волос с ее щеки и улыбнулся.
— Нормально?
— Нормально? — удивленно рассмеялась она. — По-моему, Форд, ты заслужил медаль или, по меньшей мере, почетную грамоту. У меня такое ощущение, что каждый дюйм моего тела… обласкан, — она нашла подходящее слово.
— Я бы сказал, что работа доставила мне не меньшее удовольствие, чем результат. — Он склонил голову, и от поцелуя у нее перед глазами заплясали золотые искорки. — Наверное, мне требуется перерыв на кофе.
Она обняла его за шею, подумав, что никогда в жизни не чувствовала себя такой спокойной и удовлетворенной.
— Да. А я была бы не прочь принять душ, когда мои кости снова станут твердыми. Только здесь это невозможно.
Он увидел, что ее взгляд вновь стал тревожным, и, откатившись в сторону, заставил ее сесть.
— Мы пойдем ко мне, — сказал он и мысленно добавил, что там случившееся не будет, словно пощечина, постоянно напоминать о себе. — Набрось что-нибудь на себя и возьми все, что тебе нужно.
— Ладно. И, кажется, кто-то говорил об оладьях.
— Горы оладий. Мы должны подкрепиться, чтобы хватило сил на весь день.
Они не поехали в кафе. После долгого, горячего и энергичного душа они решили остаться дома и пожарить оладьи самим. Результат получился не таким красивым, но вполне съедобным.
— Просто для них нужно много сиропа. — Силла, одетая в футболку Форда, сидела у кухонного стола и поливала сиропом стопку блинов разнообразной формы, лежавшую у нее на тарелке.
Судя по звукам, доносившимся из прихожей, у Спока не возникло проблем с его огромной порцией.
— Не так уж плохо, — Форд подцепил вилкой оладью, с которой капал сироп. — И веселее, чем в кафе. У меня появилась еще одна идея. Вместо того чтобы ехать смотреть на обезьян, мы останемся дома и займемся таким сексом, что обезьянам и не снилось.
— До сих пор твои идеи были удачными. Не буду спорить и на этот раз. А чем ты обычно занимаешься в дождливое воскресенье?
— То есть когда я не ем оладьи с красивыми блондинками? — Он пожал плечами. — Могу немного поработать, в зависимости от настроения, или просто бездельничать и читать. Могу куда-нибудь пойти с Брайаном, Мэттом или с ними обоими. Когда нет выбора, устраиваю стирку. А ты?
— В Лос-Анджелесе? Если у меня есть проект, занимаюсь внутренними работами, привожу в порядок бумаги или проектирую. Если проекта нет, то ищу в Интернете объявления о продаже недвижимости. В последние несколько лет из этого в основном и состоит моя жизнь. Прискорбно.
— Вовсе нет. Ты делаешь то, что хочешь. Многие люди считают прискорбным, что я сочиняю и рисую, а не играю в баскетбол. Учитывая мой рост. Но у меня не получалось играть в баскетбол. Никогда его не любил. У меня хорошо получалось сочинять и рисовать.
— У тебя очень устойчивая психика. По крайней мере, по сравнению с моей.
— Ну, ты выглядишь вполне стабильной.
— У меня полно психологических проблем, — она взмахнула вилкой с оладьей. — Я боялась лекарств из-за лекарственной зависимости, случавшейся в моей семье, боялась даже принимать аспирин. Я страдала из-за страха перед сценой, который в подростковом возрасте усилился до такой степени, что мне было трудно находиться в одном помещении даже с тремя людьми. Единственный способ общаться с моей матерью и не сойти с ума — это держаться от нее подальше. И большую часть жизни я винила то себя, то отца за то, что мы не знаем — по-настоящему — друг друга.
— И это все? — пренебрежительно фыркнув, спросил он.
— Тебе мало? — она проглотила оладью и нанизала на вилку следующую. — Пожалуйста. Мне снятся сны, где я веду долгие беседы с умершей бабушкой, которую я никогда не видела, но которая мне ближе всех других членов семьи. Мой лучший друг — бывший муж. У меня было четыре отчима и бесчисленное количество «дядей», и я достаточно умна, чтобы понимать, что это одна из причин, почему у меня никогда не было прочных длительных отношений ни с одним мужчиной, кроме Стива. Я подозревала, что меня будут эксплуатировать и использовать или, по крайней мере, попытаются это сделать, и саботировала любую попытку установить прочные, долговременные отношения, которые могли бы у меня сложиться. Честно предупреждаю.
Он отломил вилкой кусочек оладьи и отправил его в рот.
— И это все, что тебя беспокоит?
Она рассмеялась, отодвинула тарелку и взяла чашку с кофе.
— Для завтрака, наверное, хватит. — Она встала и протянула ему руку. — Давай прогуляемся под дождем. А потом вернемся и нырнем в твое джакузи.
Оставив грязную посуду, они долго гуляли вместе с собакой. Что может быть романтичнее, чем поцелуи под дождем, думала Силла. Красивее гор, покрытых пеленой тумана и облаков? Свободнее, чем идти рука об руку под летним дождем, когда весь мир спрятался в домах, за закрытыми дверями и окнами?
Промокшие насквозь, они вернулись в дом и сняли с себя одежду, с которой стекала вода. В горячей бурлящей воде они снова медленно любили друг друга.
Обессиленные, они поднялись наверх и легли, свернувшись, как двое щенков, на кровати Форда.
Она разбудила его любовными ласками, их сонным наслаждением, теплыми объятиями рук и ног, нежными поцелуями. Когда они вновь задремали, дождь почти утих.
Потом Силла проснулась и выскользнула из кровати. Она на цыпочках пробралась к платяному шкафу, нашла рубашку Форда, надела ее и вышла из комнаты. Ей хотелось спуститься вниз и поискать бутылку воды — лучше ледяной, — но вместо этого она заглянула в студию Форда. Любопытство пересилило жажду.
