И овладел ею.
Ее рука непроизвольно дернулась, и она услышала, как что-то разбилось; наверное, это у нее в голове, подумала она. Его пальцы впивались ей в бедра, когда он раз за разом погружался в нее, вызывая ответное желание и острое наслаждение. Охваченная страстью, она обвила его ногами.
Кровь пульсировала у него под кожей — тысячи беспощадных барабанов. Желание, охватившее Форда, казалось, стиснуло зубы и не отпускало, несмотря на все попытки утолить его. Страстная ярость заставляла его овладевать ею, наполняя тем же необузданным огнем, что горел в нем.
Затем все кончилось, и это было как возвращение из тьмы на свет.
Ее голова бессильно опустилась на его плечо, дыхание было частым и прерывистым. Она почувствовала, как он дрожит, и обрадовалась, что она не одна испытывала это.
— Форд, — с трудом выговорила она. — Господи.
— Дай мне минутку. Я помогу тебе спуститься.
— Не торопись. Мне и здесь хорошо. Где я?
— Может, в соусе для спагетти, — его смех щекотал ей шею.
— Тогда нам нужен рецепт.
Отдышавшись, он отклонился назад и внимательно посмотрел на нее.
— А теперь мне правда не помешает фотоаппарат. Ты первая голая женщина, которая сидит на моем кухонном столе, и я хочу запечатлеть этот момент.
— Ни за что. Мой контракт не предусматривает съемок обнаженной.
— Чертовски жаль, — он погладил ее по волосам. — Думаю, что после того, как я разыграл сцену викинга и его жертвы, самое меньшее, что я могу, — это помочь тебе вымыть посуду.
— Самое меньшее. Дай мне, пожалуйста, рубашку.
— Послушай, я конфисковал твою одежду. Придется тебе мыть тарелки голой.
Подняв голову, она удивленно вскинула брови. Форд, вздохнув, поднял с пола ее рубашку.
— Жаль, что ты не хочешь сфотографироваться.
Он проснулся в темноте — в доме тихо, кровать пуста. Сонный и растерянный, он встал и пошел искать ее. В одном из уголков его мозга притаилась готовность рассердиться, если она ушла домой, не разбудив его.
Он обнаружил, что входная дверь открыта, и увидел силуэт Силлы, сидящей на веранде на одном из стульев; у ее ног лежал Спок. Отодвигая москитную сетку, Форд почувствовал аромат кофе.
— Доброе утро, — она подняла голову.
— Пока темно, это еще не утро. — Он сел рядом с ней. — Дай глотнуть.
— Возвращайся в постель.
— Ты дашь мне кофе или мне придется отбирать его силой?
— Я должна решить, что делать дальше, — она протянула ему чашку.
— В… — он взял ее запястье и, прищурившись, посмотрел на часы. — В шесть минут шестого утра.
— Я не занималась этим вчера, не думала об этом. По крайней мере, не часто. Я даже оставила дома свой телефон, чтобы полицейские не смогли до меня дозвониться. Чтобы никто не смог. Я нырнула и спряталась.
— Ты взяла выходной. Не знаю, почему бы тебе не отдохнуть еще пару дней, прежде чем ты попытаешься принять решение.
— Есть веские причины, почему мне нельзя больше тянуть. Через пару часов приедут подрядчики, если я не откажусь от их услуг. Двухдневный перерыв сильно нарушит график работ, который и так уже полетел к черту. Я собью их планы, а также планы их работников. Подрядчики обычно работают на нескольких объектах сразу, и я лишусь нужных людей, если пущу все на самотек. Так что если я решу все бросить, то должна сказать им об этом.
— Ты не властна над обстоятельствами, и никто не будет тебя винить.
— Думаю, не будет. Но все равно получится эффект домино. Кроме того, мне следует обдумать свой бюджет, который тоже полетел к черту. Я уже подошла к верхней границе допустимых расходов, но это был мой выбор — со всеми изменениями и дополнениями, которые я сделала.
— Если тебе нужно…
— Нет, — она не дала ему договорить. — Мои финансы в порядке, и если бы я не могла себе этого позволить, то не затевала бы проект. Если мне действительно понадобятся дополнительные деньги, то я сделаю несколько звонков и возьму работу по озвучиванию ролей. Суть в том, что я не могу бросить дом в таком состоянии, наполовину готовым. Еще в марте я заказала шкафы, а окончательный расчет должна произвести после доставки. Еще через пару месяцев вернется из реставрации кухонная мебель. И еще много деталей, больших и маленьких. Все это должно быть закончено, и это не обсуждается. Вопрос в том, хочу ли я это заканчивать и хочу ли я остаться. Смогу ли я? Должна ли я?
Он сделал еще один глоток кофе из ее чашки. Серьезный разговор, подумал он, требует серьезности.
— Скажи, а что ты станешь делать, если решишь продать этот дом, чтобы ремонт заканчивал кто-то другой? Если ты решишь уехать.
— На свете есть много мест, куда я могу скрыться, не таща за собой того багажа, который есть у меня тут. Достаточно ткнуть наугад в карту и выбрать место. При необходимости я могу согласиться поработать «голосом за кадром», чтобы пополнить свой банковский счет. Найти дом, который можно отреставрировать и выгодно продать. Регулярные поступления от проката «Нашей семьи» тоже будут кстати. А если мне не захочется напрягаться, то я могу найти работу. Например, в новом отделении Стива в Нью-Йорке.
— Тогда ты откажешься от высоких личных целей.
— Может, я просто отложу их достижение. Проблема в том… — она умолкла и сделала глоток кофе из кружки, которую он ей вернул. — Проблема в том, — повторила она, — что мне нравится этот дом и что мне хорошо здесь. Мне нравится, что я вижу, когда выглядываю из окна или выхожу за порог. И я злюсь оттого, что какой-то негодяй заставляет меня отказаться от всего этого.
— Мне больше нравится, когда ты злишься, — сказал Форд, почувствовав, как ослабла натянутая внутри его струна.
— Мне тоже, но невозможно все время злиться. Та часть меня, которая не злится и не расстроена, просто напугана.
— Это потому, что ты не глупа. Кто-то сознательно хочет причинить тебе вред. Ты и должна бояться, Силла, пока не узнаешь, кто это, почему он это делает, и пока не остановишь его.
— Я не знаю, с чего начать.
— Ты по-прежнему думаешь, что это старик Хеннесси?
— Он единственный из всех, кого я здесь встретила, кто открыто меня ненавидит. В киносценарии это означало бы, что он этого не делал. Но…
— Мы пойдем и поговорим с ним.
— И что мы ему скажем?
— Придумаем что-нибудь, но главное — дать ему понять, что ты остаешься, что будешь жить здесь и что ни дом, ни ты сама не отвечаете за то, что случилось тут тридцать лет назад. Кроме того, я сделаю копии писем, которые ты нашла. Хочу прочесть их повнимательнее — и тебе тоже нужно это сделать. Подумай, может, показать их полиции. Потому что если это не Хеннесси, то следующий наиболее вероятный подозреваемый — это человек, который имеет отношение к этим письмам и до которого дошли слухи о том, что письма существуют и что они у тебя. Раскрыта тайна женатого любовника Дженет Харди? Это будет новость. Большая, пикантная, скандальная новость.
Она уже думала об этом. Конечно, думала. Но…
— Они не подписаны.
— Может быть, там есть ключи, которые позволят вычислить автора. А может, и нет — прошло тридцать пять лет. Ты помнишь все, что писала тридцать пять лет назад?
— Мне двадцать восемь, но я уловила твою мысль. — Она внимательно смотрела на него сквозь неподвижную, светлеющую мглу. — Ты много об этом думал.
— Да. Во-первых, тот, кто забрался в амбар. Маловероятно, что он рассчитывал поживиться сувенирами, связанными с Дженет Харди. С одной стороны, дом уже много лет стоял пустой, и я видел, как время от времени кто-то рыскал в его окрестностях. С другой стороны, большинство людей считают, что внутри ничего не осталось, а если что и осталось, то это хлам, брошенный жильцами, а не самой Дженет. Но затем приезжаешь ты.
— Я убираю хлам и складываю его в амбар. Совершенно очевидно, что я сортирую вещи, отделяя все, что принадлежало моей бабушке.
— Кого-то разбирает любопытство и, возможно, жадность. Это вполне вероятно. Нападение на Стива может быть связано с этим. Человека застали, когда он рылся в чужих вещах. Он запаниковал. Но это всего лишь безвредное, хотя и неприятное вторжение. Если же дело в письмах, то на кону стоит репутация. Это уже причина для нападения, а возможно, и попытки убийства.