раз применялся. Что такое вербовка? Это искусство, как рисовать картины, писать романы или музыку. Здесь тоже нужны пробы, черновики, наброски. А для вербовки коллеги разведчика нужна ещё и игра в поддавки. Метод, который он окрестил «маятником», состоял в следующем. Разведчик при встрече с глазу на глаз с тем, кого он собирается вербовать, выражает готовность работать на противника и в доказательство сообщает ему важную информацию – естественно правдивую, но такую, которая уже ничего не изменит. В результате входит в доверие. А затем идёт важнейшая дезинформация – «деза», как говорят русские. Противник, понимая, что нанёс своему разведывательному ведомству большой ущерб и что за это придётся отвечать, в смятении. Вот тут-то и начинается настоящая вербовка, маятник движется уже в другую сторону. Вербовки, основанные на компроматах, таких как фотографирование в постели с чьей-нибудь женой или, того пуще, с мужчиной, денежные долги, сокрытие чего-нибудь личного, например, национальности, Лоренц в своей работе применял не раз. Объектами такой вербовки были работники министерств, дипломаты, промышленники, военные, но только не профессиональные разведчики, к числу которых относился Балезин.
Метод «маятника» Лоренц впервые опробовал три года назад. Тогда объектом его интересов стал Майк Стоун, совладелец компании «Отман и Стоун». Лоренц знал, что Стоун ещё сотрудничает с управлением стратегических служб – разведкой США. Через элитный яхт-клуб вошёл с ним в контакт и изъявил желание работать на американцев. А для верности преподнёс информацию, что в ближайшее время Гитлер оккупирует Чехословакию. Через два дня так и случилось, но переданная Стоуну информация уже ничего не решала. Увы, дальнейшего продолжения не получилось: Стоуна ликвидировали гестаповцы, инсценировав крушение яхты. Этим болванам было нужно, чтобы владельцем фирмы оставался один человек – Франц Отман. Стоун для них человек второго сорта, у него мать еврейка. А вот Отман – он чистый немец, хоть родился и жил в России. Стоп! Лоренц снова вскочил и прошёлся взад-вперёд по комнате. В России… А что если… А что если советскую разведку интересует Отман и его фирма? Не на экскурсию же приехал сюда этот Балезин…
Лоренц не мог знать, что выйди вчера на пару минут раньше из кофейни, он непременно бы увидел приближающегося к входу, а потом вдруг изменившего направление движения именно Франца Отмана. Лоренц понял бы всё, но случай был не на его стороне.
Кофе больше не хотелось, но рюмку коньяка Лоренц себе налил. «За встречу, господин Балезин!»
* * *
Мартен Трогциз Гренд самая узкая улица Стокгольма. Здесь, стоя на ведущих вверх крутых ступенях, можно развести руки в стороны и одновременно дотронуться до обеих стен.
Вечерело, но северная ночь не наступала. Уличка была пуста, хотя днём здесь достаточно оживлённо: прохожие, туристы. С началом войны число туристов заметно поубавилось, главным образом за счёт иностранцев. Свои, жители нейтральной Швеции, на войну реагировали мало, поэтому позволяли себе помахать рукой, посмеяться, попозировать перед объективом фотоаппарата.
Балезин неторопливо поднимался по лестнице. Вспомнил, как они с Ольгой по этой же лестнице поднимались вверх в тёмный осенний вечер. Ольга крепко, двумя руками держала его за локоть, а он, чтобы отвести её испуг, с усмешкой повторял, что здесь не грабят. Скоро, скоро он будет дома… До конца лестницы оставалось несколько ступенек. Неожиданно вверху, в световом проёме, возник тёмный силуэт. Балезин замедлил шаг, напряг зрение, но лица разглядеть не смог. Повернуться и уйти назад? Не хватало ещё какой-нибудь провокации в последние дни его пребывания…
Ступени сокращались. Человек, стоящий наверху, слегка сместился в сторону, но из поля зрения не исчез. И только когда Алексей поднялся на предпоследнюю ступень, он понял, кто его поджидал.
– Здравствуйте, господин Балезин.
Алексей смерил взглядом Лоренца, на лице которого обозначилась усмешка человека, демонстрирующего своё превосходство. Строгий чёрный костюм напоминал их встречу в кофейне.
– Извините, но вы ошиблись, – также по-русски ответил Балезин; затем повернулся и пошёл прочь.
Лоренц не ожидал такого ответа; единственное, что ему оставалось, так это двинуться вслед за несостоявшимся собеседником.
– Подождите, Балезин, это же глупо…
Если раньше, в 1916-м, Лоренц по-русски говорил чисто, то сейчас в его голосе чувствовался небольшой акцент.
– Ещё раз повторяю, вы ошиблись, – Алексей, не сбавляя шаг, лишь слегка повернул голову. – Я Санников Николай Петрович, если вам так угодно.
– В таком случае я Вольфганг Амадей Моцарт.
– Я вам желаю успехов на музыкальном поприще.
Лоренц, поняв, что разговор не состоится, почувствовал, что начинает нервничать.
– Да кончайте вы комедию! У меня к вам важный разговор.
Балезин остановился. Пригляделся. Усмешка сошла с лица Лоренца, и Алексей про себя отметил, что сейчас, много лет спустя круглолицый курносый Лоренц больше похож на русского, чем тогда в молодости, в 1916-м.
– Послушайте, я гражданин Советского Союза и с эмигрантами не общаюсь.
Балезин повернулся и пошёл, ускоряя шаг. Лоренц остался на месте. Всё не так, не так… Он надеялся, что пригласит своего русского коллегу посидеть в каком-нибудь ночном ресторане, где и состоялся бы их разговор. Представитель любой крупной разведки мира не отказал бы себе в этом: мало ли что можно услышать от достойного противника. Но советский человек вёл себя иначе. «Похоже, он ужился с большевиками», – решил Лоренц.
Балезин удалился уже на несколько метров, и Лоренцу ничего не оставалось, как пустить в ход последний аргумент:
– Через три дня война!
Лоренц видел, как удаляющийся от него человек при этих словах замер на месте. Он тотчас подошёл к Балезину и продолжил:
– 22июня в 3.05 по среднеевропейскому времени наши самолёты пересекут вашу границу. Затем в бой вступят сухопутные войска.
Услышанное походило на какой-то колдовской гипноз. Алексей стоял и напряжённо смотрел на подошедшего Лоренца. Тот уже завладел инициативой:
– Я понимаю, Балезин, ваше смятение. Возможно, будь я на вашем месте, я вёл бы себя так же и в данный момент задавал бы мысленно вопрос: в честь чего это он решил выдать государственную тайну? Поясняю: я социал-демократ. Наша партия разгромлена. Поэтому я должен как-то ответить тем, кто запрятал моих товарищей в концлагеря. И ещё: я противник войны Германии с Россией.
Алексей по-прежнему стоял неподвижно, не произнося ни слова, а Лоренц продолжал:
– Вы прекрасно знаете, кто я, чем я занимаюсь и что в такие игры я просто так играть не буду. А поэтому, если мои сведения подтвердятся, и вы пожелаете продолжить наш разговор, бросьте в почтовый ящик открытку, что в этом конверте. Я вас найду.
Он положил конверт на ближайшую скамейку и прежде чем удалиться, загадочно произнёс:
– Думаю, мы с вами ещё
