– Так вы знали! – прошептал Зуга.
Родс со вздохом кивнул.
– Если бы у меня было больше людей, похожих на вас! – Он покачал косматой головой и продолжил резким деловым тоном: – Когда-то я предложил вам за Чертовы шахты пять тысяч фунтов. Сейчас я предлагаю столько же… – Родс поднял мясистую руку, предупреждая возражения. – Погодите, майор! Выслушайте до конца, прежде чем благодарить. Птица в придачу к участкам.
– Что? – Зуга не сразу понял, что Родс имел в виду.
– Каменная птица, статуя. Я покупаю ее вместе с участками.
– Черт побери! – Зуга вскочил.
– Погодите отказываться! – произнес Родс.
Зуга сел обратно на бревно.
– Вы примете участие в скачках.
Баллантайн непонимающе покачал головой.
– Примите вызов миссис Сент-Джон на ее условиях. В случае выигрыша вы оставите при себе шахты, статую и мои пять тысяч фунтов.
Молчание затянулось. Наконец Зуга заговорил внезапно охрипшим голосом:
– А если я проиграю?
– Вы же сами сказали, что это практически невозможно, – напомнил Родс.
– А если я проиграю? – настойчиво повторил Зуга.
– Тогда вы уедете отсюда так же, как приехали, – с пустыми руками.
Зуга оглянулся на едва заметную в темноте лошадь. Он назвал ее Том, в честь друга, старого охотника, который впервые рассказал ему о пути к далеким землям на севере. Том Харкнесс умер много лет назад. Эта лошадь была частью мечты о путешествии на север. Зуга собирался поехать на ней в Замбезию и отбирал тщательнее, чем выбирают жену, – и в списке достоинств коня красота стояла на последнем месте. В жилах Тома смешалась кровь многих пород: широкие ноздри и могучая грудная клетка давали ему выносливость арабского скакуна; от лошадки басуто достались крепкие ноги; от дикого мустанга – умный взгляд и вытянутая форма головы; от английского гунтера – сила и мужество. Длинная густая шерсть защищала от ночного холода и полуденного зноя, от камешков, вылетающих из-под копыт убегающей в панике дичи, и от острых колючек. Выглядел Том невзрачно, если не сказать уродливо: неприметный конек мышастой масти, с вытянутой мордой и длинноватыми ушами. Бегал он неуклюже – длины ногам недоставало, – зато мог скакать весь день даже по труднопроходимой местности.
Том доказал, что умный блеск в его глазах не иллюзия. Конь быстро научился останавливаться, когда поводья брошены ему на шею, что позволяло всаднику держать ружье обеими руками, и, несмотря на треск выстрелов над головой, стоял как вкопанный – лишь ушами недовольно подрагивал. На открытом вельде, где Зуга продолжил обучение скакуна, Том ловко преодолевал каменистые склоны холмов и не боялся колючего кустарника, от которого его защищала толстая шкура. Том научился охотиться и, похоже, испытывал от погони не меньшее наслаждение, чем пони – от игры в поло. Он инстинктивно понимал, как подстерегать добычу, держась между ней и Зугой, и никогда не двигался прямо на дичь, постоянно меняя направление. Стада газелей позволяли лошади без седока подойти на расстояние выстрела – конь прикрывал хозяина своим телом. Свежую тушу Том спокойно нес на спине – запах крови его ничуть не тревожил.
А еще он был неисправимым воришкой. Грядки с овощами – владения Джордана – пришлось огородить колючей проволокой, на которой постоянно оставались клочья серой шерсти: Том выдергивал морковку с грядки, аккуратно зажав ботву зубами, а потом постукивал лакомством по передним копытам, отряхивая с него землю. Он научился открывать окно на кухне и добираться до свежеиспеченных буханок хлеба, остывающих на мраморной столешнице. Однажды Ян Черут забыл закрыть дверь в кладовку на задвижку, и Том слопал полмешка сахара по двадцать шиллингов за фунт!
Тем не менее Зуга, не отличавшийся сентиментальностью по отношению к животным, полюбил своего коня: Том ходил за ним по пятам, как собака, и часами стоял на месте, когда приказано.
Зуга перевел взгляд с лошади на молодого человека у костра.
– Хорошо, – бесстрастно сказал он. – Нам нужны дополнительные свидетели?
– По-моему, нет, – ответил Родс. – Как вы считаете, майор?
– Услышав сигнальный выстрел, участник должен выехать к первому флажку… – Голос Невила Пикеринга, главного распорядителя скачек, доносился через рупор до огромной толпы, собравшейся в воскресенье на сухой равнине у подножия холмов Магерсфонтейн. – Возле первого красного флажка участник должен выстрелить по стационарным мишеням. Поразив все четыре цели, участник имеет право обогнуть второй желтый флажок и вернуться к финишу. – Пикеринг показал на два украшенных яркими флажками шеста. – Тот, кто первым проедет между шестами, будет объявлен победителем. – Он перевел дух и продолжил: – Вопросы есть?
– Объясните, пожалуйста, правила, мистер Пикеринг, – попросила Луиза.
На спине огромного жеребца она казалась ребенком. Присутствие множества людей нервировало Метеора, он грыз удила, на мускулистых плечах выступили темные пятна пота. Луиза заставляла его ходить по кругу и успокаивающе похлопывала по шее.
– Больше правил нет, мэм, – ответил Пикеринг достаточно громко, чтобы услышали в задних рядах толпы.
– Совсем никаких? А как же столкновения и нечестные приемы?
– Любые приемы разрешены, – сказал Пикеринг. – Правда, если один из вас намеренно застрелит соперника, то виновному может быть предъявлено уголовное обвинение, но дисквалифицирован он не будет.
На бледном лице Луизы проступали веснушки. Шляпу она не надела, и толстая черная коса свешивалась ей на грудь. Луиза повернулась к фаэтону, стоявшему позади зрителей. Мунго Сент-Джон улыбнулся жене поверх голов и слегка пожал плечами.
– Прекрасно, – сказала Луиза Пикерингу. – А приз? Мы не договорились о призе!
– Майор Баллантайн! – крикнул Пикеринг. – Вы разметили дистанцию, вам и приз назначать.
И тут произошло нечто странное. Впервые за время их знакомства Зуга понял, что уверенности у миссис Сент-Джон поубавилось. Кажется, больше никто этого не заметил, – возможно, Зуга стал излишне чувствителен ко всем оттенкам интонации и мимики Луизы. Что-то темное шевельнулось в синей глубине ее глаз, точно тень акулы под поверхностью воды; женщина слегка закусила губу и украдкой бросила взгляд на Мунго.
Нет, Зуге не померещилось. Мунго Сент-Джон не ответил Луизе обычным снисходительным взглядом – он смотрел на Зугу, и под внешним спокойствием чувствовалась неловкость, точно водоворот в момент начинающегося отлива.
Зуга повысил голос:
– Во-первых, проигравший за свой счет опубликует на первой странице «Эдвертайзера» признание поражения, сформулированное победителем.
– С удовольствием сочиню его текст. – К Луизе вернулась привычная самоуверенность. – Что еще, майор?
– Проигравший заплатит благотворительному обществу, выбранному победителем… – Зуга сделал паузу. Мунго и Луиза внешне хладнокровно слушали. – Один шиллинг!
– Договорились!
В смехе Луизы прозвучала какая-то дребезжащая нотка – возможно, облегчение. Выражение лица Мунго Сент-Джона не изменилось, лишь плечи расслабились.
– Миссис Сент-Джон, приготовьтесь к старту, – крикнул Пикеринг в рупор. – Будьте добры, заставьте лошадь вас слушаться!
– Он абсолютно послушен, сэр! – ответила Луиза. Метеор опустил голову и взбрыкнул задними ногами в сторону зрителей.
– Дамочка, если он вас так слушается, то моя теща – просто образец послушания! – завопил какой-то остряк. Раздался взрыв хохота.
– На счет «три» начинаем! – торжественно провозгласил Пикеринг. – Раз…
Метеор попятился на зрителей и снова взбрыкнул – толпа бросилась врассыпную.
– Два…
Высоко вскидывая ноги, жеребец закружил на месте – его нос почти касался сапожка Луизы в замысловатом серебряном стремени.
– Три!
Луиза подняла левую руку – Метеор плавно повернулся к линии старта и величественно зашагал вперед. Звук выстрела отправил жеребца в головокружительный галоп – маленькая фигурка в седле казалась уязвимой и беспомощной, как ребенок.
