Немцов и Кириенко дружно начали делить часы на минуты, минуты на секунды, умножать на расстояния, вычитать светофоры и т. д. Ко мне они не обращались, а общались между собой: «Так, Борис? Так, Сергей». Эти свои математические расчеты они и выдали психологам как совместное решение. В том числе и мое. Когда же выяснилось, что у меня совершенно другая модель, в которой не две минуты (я не представляю, как это в нормальной жизни – бросить на тумбочку цветы и коробку конфет и исчезнуть), а практически все время тратится на маму и ребенка, а мебель за дополнительную оплату спокойно ждет на складе, оба, и Немцов, и Кириенко, были потрясены. Мы же ее спрашивали! Нет, не спрашивали, вот видеозапись. За меня решили и даже не заметили. Эта зацикленность на себе и исключение женщины из активного партнерства лежит в подсознании.
Чтобы услышали тебя, надо ждать, пока наорутся. Когда они в накале – это нереально. Даже если ты будешь кричать громче них. Как только выдохнутся, тут и вступай. Нельзя говорить стандартными определениями типа «это все глупо, безобразно, неинтересно» или экспрессивными характеристиками – «чудовищная ошибка, вывод ужасный, так больше нельзя, у меня сердце болит». В общем, стою перед вами простая русская баба. Первая фраза должна быть очень емкой. Например:
– Ира, что ты по этому поводу думаешь?
– Вы – о…ли.
– Хар-рошее начало.
И сразу возникает интерес в глазах.
КУРОЧКА ПО ЗЕРНЫШКУ КЛЮЕТ
совет третийПолитик не может существовать сам по себе. Это несерьезно. Расходы у политика – огромные. А в оппозиции – запредельные. Надо за свои деньги арендовать офис. И чтобы еще этот офис не побоялись вам сдать. Рыночная стоимость московского офиса – 10 тысяч долларов в месяц минимум. Скрепки, бумаги, интернет, телефоны… В ручном режиме надо пользоваться услугами массы профессионалов. Мозги стоят дорого. Должны быть политолог, пресс-секретарь, юрист. За госоклад на вас никто не будет работать. Всем нужно доплачивать. Деньги нужны, чтобы окружить себя профессиональным аппаратом. И начинаются скитания.
Женщине-политику добыть деньги на пропитание намного сложнее. Первый раз, когда я получила деньги на кампанию, я даже не проверила, кто мне их дал. Ребята оказались нелегальные и потребовали всяческих услуг типа: партию сигарет освободить от налогов. Потом рассосалось. Но вообще – это опасно. А большой бизнес на нас не ставит: нерентабельны. Я сама – из бизнеса, и у меня полно знакомых бизнесменов. Звонила: поговорим? Поговорим. Говорили, и без толку. Моя борьба за средний класс никого не впечатляла. Всем нужно здесь и сейчас. Утром деньги – вечером стулья. Один бизнесмен гениально сформулировал разницу между российским предпринимателем и западным:
О чем мечтает очень богатый западный предприниматель? Заработать столько денег, чтобы войти в истеблишмент и влиять на принятие политических решений.
О чем мечтает средний западный предприниматель? Создать такую марку, чтобы его имя стало мировым брендом.
О чем мечтает мелкий западный предприниматель? Заработать столько денег, чтобы были дом, машины, четверо детей, любимая жена и было что завещать внукам в наследство.
О чем мечтает очень богатый российский предприниматель? Войти в правительство или администрацию, откатить максимум бабок, потом свалить за границу и построить виллу на южном берегу Франции. Потому что в порядочность российской власти он не верит.
О чем мечтает средний российский предприниматель? Создать продукт, который позволит заработать ему кучу бабок, но чтобы ни в коем случае его имя в связи с этим продуктом не упоминалось. Потом свалить за границу и построить виллу на южном берегу Франции. Потому что в порядочность российской власти он не верит.
О чем мечтает мелкий российский предприниматель? О том же, о чем и западный: заработать столько денег, чтобы были дом, две машины, четверо детей, любимая жена, но он прекрасно понимает, что в наследство здесь оставить ничего не сможет. Поэтому, как только позволят средства, надо валить за границу и заводить все это на южном берегу Франции. Потому что в порядочность российской власти он не верит. Какое финансирование долгоиграющих проектов?
Ключевым был совет моего мужа. Я опять канителилась со сбором средств. Он подсказал очень технологичную вещь: все уже знают про твои ценности. А ты можешь освоить такую модель? Говоришь: мне много денег не надо. Вы даете пятьсот долларов в месяц и за это имеете ощущение счастья, что финансируете идейного соратника. Даете две тысячи долларов в месяц и участвуете в комиссиях и в принятии решения. Даете пять тысяч – и с вами ведут приватные переговоры перед принятием решения. Лоббирование частных интересов исключается. И ни слова больше. Модель мне понравилась, и я при первом же удобном случае решила ее опробовать. Случай не заставил ждать: я уже не помню, куда летела, и в самолете незнакомый мне предприниматель отвел меня к сортиру и сказал, что желает тратить свои деньги на мою партию. На каких условиях это возможно? До разговора с мужем я бы опять начала про ценности и отказ от лоббирования отдельных интересов. Теперь же была краткой: пятьсот – личное счастье, две – участие в обсуждениях тактики, пять – стратегическое партнерство. Понятно? Понятно. На этом разговор закончился. Он позвонил через три месяца: я согласен. На что? На первый вариант. И дальше – два года по пятьсот долларов.
Но когда речь идет о серьезных суммах, лучше самой не вести конкретные разговоры. Пусть ими занимается доверенное лицо мужского рода. У меня это лицо – муж. Он составляет сметы, по обоюдному согласию отчитывается перед спонсором или не отчитывается, если позиция спонсора более доверительная: «Я финансирую не свой коммерческий проект, не бизнес, а политику. Отчеты мне ни к чему. Если на мои деньги она не секретаря наймет, а имиджмейкера или купит деловой костюм, значит, так надо».
ВЕСЕЛИСЬ, ДУША, ПЕЙ И ЕШЬ
совет четвертыйКогда сдают нервы, когда мир становится не мил, свет становится не бел, что нужно сделать женщине, чтобы минута слабости не переросла в часы, дни, годы депрессии, чтобы рухнуть окончательно и уже не подняться? Начать себя жалеть. А что возвращает нам краски и настроение? Хороший шопинг и хороший шейпинг. В 1993 году у меня был момент отчаяния, когда я, трясясь от озноба и обиды, объявила своему пресс-секретарю Игорю: «Я больше не хочу никуда избираться. Я хочу домой, я хочу к маме». Ничего экстраординарного в тот день не случилось. Подумаешь, нетопленый актовый зал школы, к которой мы пробивались через поле, по горло в сугробах, срезая путь, чтобы не опоздать. Подумаешь, на встречу с кандидатом в двадцатиградусный мороз никто не явился, кроме двух существ в ушанках. Подумаешь, они обозвали меня японской мразью, поганящей их русскую землю. Рядовой эпизод предвыборной кампании. Но, видимо, накопилось. «Спокуха», – сказал мой пресс-секретарь и вместо дома потащил меня на ночную дискотеку. Я танцевала до утра и до изнеможения. Утром, расставаясь, Игорь спросил: «Будем продолжать?» «Будем продолжать!» – ответила я.
Второй раз я уже сама устроила танцы до упаду в ночь подведения итогов президентских выборов 2004 года. Вместо того чтобы нюхать нашатырь под диаграммами, консультироваться с аналитиками и психиатрами, я устроила вечеринку с хорошим названием: «Мы выбрали друг друга». Туда наприглашала кучу приятного народа, группа «Ундервуд» спела песню «Покуситесь на президента». Вечеринка удалась.
Но и без всяких чрезвычайных ситуаций – увидела красивое платье: забудь о народе, покупай платье, ходи на дискотеки. Не думай с утра до вечера, как там без меня народ? Он без тебя – прекрасно! Это все от гордыни.
И последнее, заветное: считается, что политика гробит в женщине женщину, превращает ее в танк. Мужчине, делающему карьеру, никто не скажет: ты такой классный! Зачем тебе эта политика? Ходи по подиуму, или, если нет, то все равно плохо, так как она – синий чулок. Ложь. Я всю жизнь была девочкой в футляре, подростком в футляре, студенткой в футляре, мнc в футляре, потом занялась политикой, и она заставила футляр снять. С 93-го года я непрерывно общаюсь. Я впустила в себя большой мир. Это привело к развитию новых качеств. Во мне вдруг обнаружились и легкость, и контактность, и коммуникабельность, и чувственность. Именно – чувственность. Помню, в 95-м, после победы на выборах, я лежала с подругой на пляже и думала: вот я депутат, я известна во всей России, почему же я такая несчастная? Ничего не хочу. Не хочу быть сильной. Не хочу быть самодостаточной. Мне недостаточно самой себя. Хочу ехать на красивой машине вдоль океанского побережья. И чтобы вел ее он, плейбой с вьющимися, до плеч волосами. И чтобы левая рука лежала на руле, а правая – на моем колене. И чтобы был влюблен в меня до безумия. И чтобы океан – шумел… Кстати, все сбылось до мелочей!
