Вообще-то говоря, Пётр, по своей мстительной и обидчивой натуре, никогда не прощал обид, нанесённых ему, даже друзьями. Вот и сейчас он при всех заслугах Синельника, которые этот выскочка и служака оказал, как престолу, так и ему, лично, Петру Великому, повелителю полумира, не мог Пётр забыть, что он, Алексей Синельник, происходит из донских казаков, которые и отцу его, Алексею Михайловичу, и ему, Петру Алексеевичу, нанесли несмываемую обиду, сначала Стенькиным разором, а потом и, вовсе, Булавинским предательством, в самый ответственный миг его святого дела… Не верил он казакам и всё тут. И забыл он уже, как Синельник выполнил его поручение, привёз Абрашку из плена турецкого, и, как спас его, государя, от отравления, и как по его поручению пересёк Великую Африканскую Пустыню в поисках Сабрины и её сына…
Но сейчас не это было главным в его душе и помыслах, главным сейчас было образовать новый союз в Европе и закончить, наконец, эту тяжёлую и кровопролитную войну, вывести Россию в морские державы, встать в один ряд с цивилизованными странами, наладить жизнь и порядок на Руси… Для этой святой цели не жалко ни своей, ни чужих жизней.
В таких, примерно, размышлениях проводил Пётр свободное своё время, которого у него было исключительно мало. Переговоры шли трудно. Филипп Орлеанский, Регент при малолетнем короле, Людовике, царедворец хитрый и дальновидный, лавировал между союзом с Россией и Пруссией и, ещё недавними своими непримиримыми врагами, Англией и Голландией, которые, в свою очередь вдруг стали союзниками смертельного врага России, Швеции…
Всё это было так запутано, так непонятно ясному, математическому складу ума Петра, что просто голова шла кругом. Гаврила Головкин, первый российский канцлер, Шафиров, Толстой и Долгоруков, прожжённые и хитрожопые интриганы, пытались втолковать ему эту логику, но никак не мог он понять, почему предать союзника, означало проявить политическую гибкость, а отказаться от завоёванной земли – проявление высшей политической мудрости. Но, не понимая сути политики, он старался поступать точно по правилам (как ему, может быть, казалось) европейской политики. Кстати, по таким же формальным правилам он старался поступать и в военных своих деяниях.
Ведь в Полтавской баталии, было совершенно не обязательно давать генеральное сражение правильным строем. Уже после безрезультатного штурма подвижных передовых фортов (личное изобретение Петра), войска Карла были обречены – отсутствие порохового запаса, отсутствие резерва и всякой перспективы к продолжению баталии в глубине чужой территории, говорило о том, что виктория во всей войне – полная и безоговорочная. Но Петру нужна была победа именно в «правильном, регулярном сражении, которая и была одержана благодаря личному его мужеству и определённой доли случайности. Попади шведская пуля на дюйм ниже, история России была бы совершенно другою. То же и в Гангутском сражении, важно было одержать викторию в правильном линейном строю – это имело огромный общественный резонанс.
Но все попытки Петра поступать по европейским правилам, не понимая их подлинной сути, их движущих сил, традиций, исторического опыта, наконец, исходящих из поддержания баланса на Европейском субконтиненте, оканчивались для Петра относительной неудачей. После Полтавской баталии прошло уж восемь лет, а конца этой изнуряющей, кровопролитной и разорительной войне не видно. Карл по-прежнему могуч, влиятелен, и поражение своё не признаёт. Прутский позор Петра уравновесил все его победы и триумфы. Из всех ощутимых приобретений за эту долгую войну только Санкт Петербург являлся единственной, но зато, какой великой наградой. Но этого было бесконечно маленькой частицей того, о чём мечтал Пётр. Империя, созданная Петром, была всё ещё рыхлой, внутренне неустойчивой, не склеенной единой национальной мыслью. Тонкая прослойка правящей элиты, которую он, Пётр, пытался цивилизовать, построить по европейскому образцу, управляла огромной тёмной массой полурабов, для которых все его деяния были делом рук сатаны. Это было страшно, но и очень удобно, так как управлять такой массой было проще, да и непонятно было, как из таких дикарей можно было слепить народ, нацию, способную к великим деяниям.
А вот казачество, казаки, вызывали в Петре раздражение, своим свободолюбием, своей неупорядоченностью, каким-то хаосом, из которого вдруг получалось устойчивое управление целым народом. И в бою, они дрались не стойко, впадая то в панику, то в неудержимую атаку, между тем, почти всегда добивались успеха, иногда даже феноменального, как, например, под Азовом, на ладьях разгромив целый турецкий флот, вооружённый пушками последних моделей, с кораблями, отстроенными англичанами и ими же вооружёнными.
Пётр всё хотел сделать сам. Его бешенная, неуёмная энергия, требовала постоянных деяний, постоянного действия. Он управлял огромной империей самолично, решая лично все вопросы, от самых пустяковых, например, сколько и какого провианту завести в тот или иной гарнизон, кончая главными, стратегическими, рассылая множество писем, разъезжая по необъятным просторам могучей страны, лично наводя порядок, иногда казнями, иногда назначениями новых энергичных людей на ключевые должности. Иногда его нововведения были столь комичны, что ничего кроме улыбки у современников не вызывали. Например, он учредил в Санкт Петербурге газету, единственным публикатором и единственным читателем коей был он сам. Требования этикета, правил поведения нового дворянства в обществе, были бессмысленны, непонятны, но их нарушение грозило ссылкой или даже смертью. Но самое интересное, что после его смерти, все эти правила, нововведения прижились, и уже никогда более к русской старине возврата не происходило. Русь навсегда стала Россией – неотъемлемой частью Европы.
Второго июня Савва Рагузинский доложил Петру о прибытии в Париж Абрама Петровича вместе с Алексеем Синельником.
6-го июня ст. ст. Петр отправил в Италию рагузанца Савву Владиславлевича, дав ему вместо паспорта грамоту, в коей именовал его графом Илирийским.
Глава шестая
Возвращение или Долгий путь домой
Пронизывающий холодный ветер швыряет в лицо и под ноги лошадям потоки, толи дождя, толи колючего мокрого снега. Порывы ветра то стихают, то вдруг набирают неистовую силу и обрушиваются на путников с дьявольской силой, готовой смести на своём пути всё, и дома и людей и караван, неумолимо продвигающийся на восток. А то, вдруг, воздух вообще останавливается, ни ветерка, природа на мгновение замирает в ожидании следующего вихря. В наступившей тишине отчётливо проступают крики людей, лай собак и ржание лошадей. И вдруг, опять с жутким завыванием, ураган обрушивается на мир, заглушая своим чудовищным воем все посторонние звуки. Только ветер и безумный барабан дождя и града по лужам и крышам карет. В такую погоду не согревает ни овчинный тулуп, ни соболья шуба. Только водка и спасает солдат, стоящих вдоль и на полустанках большой царской дороги. Иногда чёрные тучи раздвигаются, и из-за них появляется слепящее белесое солнце, освещая мир мерцающим светом, что бы через минуту снова скрыться в эту кромёшную круговерть.
Огромный посольский караван, растянувшийся на многие и многие вёрсты, медленно ползёт по грязной жиже. Как огромный червяк, медленно, но упорно, он неумолимо продвигается на восток по раздолбанной Рижской Дороге, приближаясь к Новой Блестящей столице огромной Империи, родившейся на необъятных евразийских просторах. За порывами ветра вдруг прорывается ржание лошадей да окрики возниц– Гоп– Гоп! Гоп-Гоп!. Ноги лошадей скользят в грязи, ветер сбивает с ног, но караван в 500 повозок продолжает своё движение, как змея, то сжимаясь, то разжимаясь, влача своё тулово к этому новому центру Европейской жизни – этому обиталищу греха и порока, к этому аду – такому приятному и соблазнительному.
Этот посольский караван, возглавляемый князем Долгоруким, венчает собою Европейскую политику великого государя, Императора – строителя, Императора – воина, Императора – просветителя, Петра Алексеевича Романова. Караван везёт с собою множество тайных бумаг и переписок, множество полезных, а так же абсолютно бесполезных с точки зрения обывателя вещей, как-то, огромную коллекцию полотен, приобретенных Петром в Париже, Гааге, Ганновере…. Огромную библиотеку, скульптуры, исторические артефакты, древности, свидетельства прошедших великих природных катаклизмов, клинописные вавилонские глиняные таблички, египетские папирусы со странными письменами, саркофаги и мумии усопших великих правителей прежних времён. Вскоре Россия станет одной из самых значительных обладателей собраний древности. Это дело рук Царя-Просветителя. Посольство везёт несметное количество нанятых Петром архитекторов, строителей, металлургов, инженеров, корабельщиков – Дело рук Царя-Строителя.
