что остановить меня не выйдет, Белкина с бабуськой стали помогать с одеждой. От моего прежнего гардероба только ботинки остались. Но баба Нюка слетала на склад, где хранятся забытые и оставленные вещи.
Не знаю, это рок или насмешка судьбы, но из подходящего и приличного нашлась только гимназистская форма. Походу, теперь мне век в школярах ходить. Напоследок Белкина протянула мое перо.
— Ты обронил его, Кротовский, постарайся больше не терять. Твое перо нам всем жизни спасло.
— Спасибо, Белкина, — бережно укладываю пронизывателя в карман, где он слегка поворочался прежде, чем замереть… будто обустроился на новом месте.
— Куда сейчас? — спрашивает баба Нюка.
— Схожу для начала в редакцию. Есть у меня репортер знакомый. Сейчас важно этот случай не замалчивать, а придать огласке.
Направляюсь на выход из лазарета, стараясь не показать, что меня еще изрядно покачивает.
— Давай-ка мы тебя проводим, — говорит баба Нюка вдогонку, — Доведем тебя с Маргушей до дороги и на извозчика посадим.
— Спасибо, — мне на самом деле провожающий не помешает, штормит неслабо.
Проходим по коридорам магуча. Здесь во всю идет уборка. Преподаватели и студенты избавляются от следов недавних сражений. Во дворе несколько мастеров вспарывают грудные клетки дохлым тварям. От этого зрелища меня замутило.
— Что это они делают?
— Достают макры из тел.
— А, понятно, — вот значит, как происходит добыча животных макров. Прямо из туш извлекают.
Проходим через портальные ворота, причем в момент перехода Белкина напряглась. Но ей не о чем переживать. Тащить ее в межмирье на этот раз не собираюсь. А сама она туда вряд ли попадет.
Выходим из особняка под свет Петербургского солнца. На площади собралось немало зевак. Весть о недавнем прорыве уже разнеслась по городу. Вон и Анюта с дедой и Кешей тоже здесь. Переживают за меня. Радуются, машут мне, видя, что я вышел живой и невредимый… почти невредимый. И знакомый репортер тоже здесь. Что ж. На ловца и зверь. И ехать никуда не надо. Сегодня он получит материал для отличной статьи…
— Граф Кротовский? — окликает меня человек в черной неизвестной мне форме.
— Да, это я. А в чем дело?
Он не один. Таких же черноформенных с ним еще трое. Они обступают меня со всех сторон.
— Тайный сыск. Пройдемте с нами.
— Какой еще сыск? Зачем мне с вами куда-то…
Досказать не дали. Мастерский удар под дых выбил весь воздух из легких. Я согнулся чуть не напополам.
— Ты еще права качать будешь, тварь! — черный пинает меня по ребрам, и я падаю на каменные ступени крыльца.
— Я граф, вы не имеете…
На меня обрушиваются удары со всех сторон. Теперь они вчетвером меня запинывают.
— Ты не граф, тварь! Графа ты убил и занял его тело… что, думал никто не узнает? В лазарете тебя вычислили. Нулевой потенциал. Что? Скажи, сука, еще раз, что это ты граф. У графа тройка была. А у тебя ноль. Слышишь, тварь?
Меня заковывают в наручники. Заставляют подняться на ноги. Я вижу испуганные лица Белкиной, бабы Нюки, Анюты, деда, Кеши… мне кажется, на меня сейчас смотрит весь Петербург.
Агенты тайного сыска зашвыривают меня в воронок, такой же черный, как и их форма. Последнее, что я успеваю заметить, как смотрит на меня Гадюкина из окна соседней машины. В ее взгляде светится торжество.
Везли меня недолго. Вскоре воронок остановился. меня вытащили во дворе большого незнакомого здания. Я хотел осмотреться, но вокруг высоченный забор. Да и не дали мне осматриваться. Погнали пинками. Провели по мрачным, гулким, холодным коридорам и затолкнули в тесную камеру без намека на мебель.
Швырнули на каменный пол и потом отпинали еще раз. Теперь уже с чувством. Неторопясь. Без лишних глаз. И зачем только мне недавно лекарь ребра чинил. На этот раз ни одного целого ребра не оставили. Когда я захаркал кровью весь пол, оставили одного. Только лязгнул засов тяжелой двери.
Я потерял сознание надолго. Пришел в себя от звуков отпираемого засова.
— Пить хочешь?
Разлепляю заплывший глаз. Надо мной стоит баронесса Гадюкина. Держит в руке железную кружку.
— Что тебе надо?
— Зашла поболтать с тобой… Кротовский… или кто ты там на самом деле? Демон? Дух? Иномирец? … впрочем, плевать. Завтра будет суд и казнь. Тело бедного графа будет предано земле со всеми почестями, как последнего в роду. А ты отправишься обратно в ад… или откуда ты там пришел… так ты хочешь пить?
— Да.
Она присаживается на корточки, приподнимает мне голову, вливает какую-то жидкость. Жидкость дряная, горькая, обжигает словно огонь.
— Что ты мне дала? — я попытался выплюнуть, но она не позволила. Отхлестала меня по губам.
— Немного моей магии, демон. А я ведь маг. Добавила в воду чуточку отравы…
Тоже мне, раскрыла секрет Полишинеля: «магия ядов 3:7» — это я и так вижу.
— …не бойся, демон, от этого ты не сдохнешь. Ты должен дожить хотя бы до завтрашнего суда…
Она поднялась на ноги и толкнула меня ногой. Лежавшее на боку тело, перевалилось на спину. Баронесса наступила туфлей мне на лицо.
— …ты только не сможешь двигаться некоторое время…
Вот сука. Она покачала мою голову, двигая ногой туда-сюда, наслаждаясь моей беспомощностью. А потом переступила, встав так, что моя голова оказалась у нее между ног. Мне стало видно, что трусов на ней нет.
— …тебе так и так подыхать, а я с тобой немножко позабавлюсь. Ты не переживай, демон, ручками и ножками двигать не сможешь, но стоять у тебя будет…
Она отошла от моей головы, снова присела на корточки и расстегнула ширинку на штанах…
Эта гадина забавлялась со мной, как хотела. И да, она смогла обеспечить мне стояк. Губки у нее жаркие, язычок умелый. Баронесса умеет добиваться от мужчин своего… ничего не скажешь, умеет.
Уже наигравшись со мной и собираясь уходить, она задержалась в дверях.
— Зря ты решил против меня поиграть. Я своего всегда добиваюсь. А фабрика все равно Мышкину достанется. Правда, так выйдет сложнее и дороже, но у Мышкина денег много. Переживет.
Глава 20
В руку вернулась чувствительность, я обтер лицо от соков баронессы. Хотя… заляпанная морда — меньшая из моих проблем. Можно сказать, не проблема вовсе. Снявши голову по чистоте лица не плачут. Но что я могу? Ничего. Если
