Горький напиток. Анне прежде не случалось пробовать ничего крепче вина. И к нему она относилась настороженно, опасаясь превратиться в человека слабого, зависимого.
Но горечь ушла, сменившись теплом.
– А ведь знаете, у меня получилось.
Витольд смежил веки.
– Что получилось?
– Разбогатеть. Я стал миллионером…
Он? Человек, который сидел перед Анной? Во вчерашнем костюме, изрядно затасканном и грязном? Со своей склонностью к пьянству?
– Вы тоже не верите? – Витольд повернул голову, взгляд у него был уставший. – Никто не верит, кроме Франца. Все думают, что я сюда приехал клянчить деньги. На самом деле деньги давно уже мне не нужны… и моя дорогая супруга, поняв, что может упустить, переменится в самом скором времени. Вот увидите, до чего приторно-сладкой она станет. Но… не поможет… даже если я умру, а я умру, милая Анна, мне уже недолго осталось…
– Вы больны?
– Болен. Давно и неизлечимо. Ваша сестра стала причиной этой болезни, и я жил лишь потому, что желал разобраться в этом деле. А вот когда я узнаю имя убийцы…
Витольд зажмурился, а на губах его появилась безумная улыбка. Уж не месть ли он задумал?
С него ведь станется!
– Вы думаете, мадам Евгения…
– Помилуйте, Анна, – он слегка поморщился. – Вы ведь взрослая разумная женщина. И верите этой… проходимице?
Взрослая и разумная, подержавшая в руках надежду на иное будущее, в котором она, Анна, была бы счастлива. И теперь разум не желал расставаться с этой надеждой!
– Мне многое пришлось повидать. Я ведь уехал после смерти Ольги, искал забвения. Не нашел. Она была ядом, который не вывести из тела. Но я же не о том рассказать хотел. Я добрался до Индии. Англичане не любят чужаков в жемчужине своих колоний. Но мне удалось проникнуть. Это прекрасная страна и…
Он преобразился, ничего не сделав, но меж тем перед Анной сидел не привычный ей мужчина, склонный к многим порокам, но некто неизвестный. Этот неизвестный обладал немалой внутренней силой, которая влекла и завораживала.
– Там происходит многое, что противно и закону человеческому, и божьей воле. Впрочем, у них свои боги. И я видел их. Я стоял перед многорукой Кали, не на коленях, но прямо, глядя в пустые ее глаза. И верите, ее взгляд был разумен. Я помню его и еще грозный оскал… и бога с головой слона… и черного Шиву-разрушителя… и многих иных, недоступных нашему пониманию. Я видел жрецов, которые зовутся брахманами, и бродячих святых, тощих и злых, точно собаки. Я видел курильщиков опиума, в чьих безумных снах открывались им тайны мироздания, и сам курил опиум… не только опиум. Брахманам ведомы многие секреты разума. И многие презабавные травы.
Его голос звучал низко, и в воображении Анны, избалованном книгами, представали чудеса невиданного мира.
– Есть такие, что способны погрузить человека в сон, подобный смерти…
– Ольга…
– Нет, она и вправду умерла. Помните, ее хоронили на третий день, и была жара. Признаюсь, от тела пахло весьма… характерно. Но мы о травах. Есть те, что выпускают демонов разума, обрекая проклятого на сумасшествие. Есть те, что демонов усмиряют. А есть и такие, что способны подарить рай… исполнить будто бы наяву самое заветное. Анна, нет ничего опасней ожившей мечты!
– Почему?
– Потому что человек добровольно остается в мире иллюзий, отрекаясь от реального. Он превращается в раба, который живет от сна до сна. И тот, кто держит в руках волшебную смесь – хозяин. Его воля исполнится во что бы то ни стало.
Лицо Витольда окаменело. Он посмотрел в опустевший стакан и хмыкнул.
– Спрашивайте.
– Вы говорите так, будто…
– Будто испытал все сам? И это правда. Я видел, что Ольга жива и что она согласилась стать моей женой, что мы живем в огромном роскошном доме. Я, Ольга и наши дети… она счастлива, а я… я едва не лишился разума, когда понял, что все виденное – лишь сон. Я готов был умолять о том, чтобы меня в этот сон вернули, но к счастью, мне было отказано.
К счастью ли? Он вовсе не похож на счастливого человека, скорее уж выглядит растерянным. А сама Анна, доведись ей прожить во сне жизнь, о которой лишь мечталось, сумела бы отыскать в себе силу воли и вернуться к яви?
Она не знала.
– И вчера я вновь увидел… не сон, но лишь тень, – завершил рассказ Витольд. – Хотите узнать, что именно?
– Нет.
Ложь. Хочет. С непристойным почти любопытством, но молчит из опасения, что взамен Витольд потребует ее правду. Анна же…
– Хотите. – Витольд усмехнулся. – И опасаетесь, что я полезу в ваши мечты. Успокойтесь, Анна. Я оставлю их вам… что же до меня, то я видел себя мертвым. Нелепое, признаться, зрелище. Смешное. Никогда не думал, что со стороны я выгляжу столь жалко. Но поневоле радуюсь, что, отправляясь сюда, я решился составить завещание. Моя дорогая супруга не заслужила моих денег.
– А кто заслужил?
– Узнаете, – улыбка сделалась лукавой, словно сам факт скорой своей гибели Витольд находил донельзя презабавным.
– Позвольте спросить, – Анна поднялась. Все-таки в холле было прохладно, да и угнетала пустота этого дома, – зачем вы прибыли? Признаюсь, я решила, что вас привели обстоятельства…
– Долги, говорите уж прямо.
– Хорошо. Долги. И надежда получить от Франца деньги, но выходит…
– Выходит, что деньги его мне без надобности, – кивнул Витольд. – Мне своих хватает. И поверьте, Франц это знает. Он потрясающе много знает о каждом из нас. А я… меня он пригласил, рассказав, что собирается выяснить, кто же убил Ольгу. И я счел это довольно веской причиной. В конце концов, быть может, тогда она отпустит меня. Будьте добры, налейте еще.
– Вам не стоит…
– Бросьте, Анна, я пью давно и давно спиваюсь. И сопьюсь, если, конечно, то видение не окажется вдруг истинным, но тогда меня ждет скорая смерть, что само по себе уже повод выпить. Налейте… и прогуляйтесь, вы как-то подозрительно бледны. А этот остров при хорошей погоде весьма симпатичен.
Она исполнила его просьбу и поднялась в комнату, заперла дверь.
Ходила, пытаясь успокоиться, однако успокоение не наступало. Анна остановилась у окна. А ведь и вправду, небо прояснилось, и солнце выглянуло, позолотив воды. Быть может, прогулка избавит ее от призраков и сомнений?
Анна всегда любила гулять, находя в одиночестве и тишине особую прелесть. И сейчас, набросив пальто, отвратительно старое, давным-давно вышедшее из моды, испытала радость, предвкушая, как выберется из дома, который чем дальше, тем больше напоминал ей мавзолей. И сама она казалась себе заживо в нем похороненной.
Дверь открыл хмурый человек, предупредивший:
– Далеко не ходите, распогодилось ненадолго.
– Благодарю вас.
Человек отвернулся. Выходит, что помимо кухарки и его, прислуживавшего вчера за столом, в доме нет иной прислуги?
Все же следовало признать, что Франц странен… зачем он вообще построил этот дом? И вправду ли решил жить отшельником? Или же готовил месть?
Не думать!
Прочь мысли! И Анна тряхнула головой, избавляясь от липкой паутины сомнений. Придет время, и она во всем разберется. Сейчас же она просто шла по узкой тропе, что вихляла меж молодых яблонь. Листва с них давно облетела, и деревья стояли беззащитные в зимней своей наготе. Тропа же спускалась к пристани, а после заворачивала влево, уводя вдоль каменистого берега.
– Побродить решили? – раздался за спиной голос, и Анна вздрогнула, оступилась. От падения ее удержала крепкая рука Ференца.
Что за место? Неужели даже вне дома она не может остаться одна?
– Что вы здесь делаете? – Анна не сумела унять раздражения и вырвала руку.
– То же, что и вы, – миролюбиво ответил Ференц. – Гуляю. Ну и потакаю капризам моего дорогого братца, которому вздумалось строить из себя великого сыщика.
Ференц фыркнул. И подал руку.
– Знаете, Анна, здесь крайне скользкие тропы, а берег высок. И мне бы не хотелось, чтобы с вами произошло несчастье. Я бы опечалился… и братец мой, несомненно, тоже.
Он был высок и силен. Все еще красив? Пожалуй, что да. Постарел за пять лет, как и сама Анна. В светлых волосах нити седины не заметны. А вот у глаз залегли морщины. И у рта, словно ограничивая улыбку.
Анна приняла предложенную руку.
