С разных сторон раздаются упреки, что рассмотрение закона шло медленно. Я сам достаточно ясно указал на многократные случаи противодействия законопроекту, проявлявшиеся на протяжении всех фаз обсуждения. Однако справедливость требует отметить, что здесь дело шло о законодательном оформлении весьма сложного вопроса, причем у законодателя был в распоряжении по существу только материал, опирающийся на отрицательный опыт, а частью не опирающийся ни на какой опыт.
Закон о защите потребителей
По поводу отсрочек и перерывов в рассмотрении закона я хотел бы заметить, что они были вызваны не только тактическими соображениями моих противников, но и тем, что я соглашался на отсрочки, желая получить от парламента закон действительно пригодный и соответствующий моим основным понятиям. Я имел основание надеяться, что с приближением конца полномочий парламента депутаты скорее будут склонны принять во внимание мои соображения, тем более, что дело касалось закона о защите именно потребителей. Однако, в дальнейшем эти тактические соображения не должны здесь служить предметом обсуждения. Для меня было здесь важнее изложить принципы моей точки зрения на картели – принципы, которые сохраняют силу при всех изменениях текущих вопросов дня.
Предварительно я должен ответить на вопрос, почему же я являюсь столь явно выраженным противником картелей. В связи с этим нельзя не коснуться прошлого хотя бы вкратце.
Я исхожу из опыта, подкрепленного исследованиями экономической науки, что народное хозяйство, основанное на конкуренции, является лучшей формой хозяйства как с точки зрения экономической, так и с точки зрения демократических принципов. Государство должно вмешиваться в жизнь рынка только в той степени, в которой это требуется для поддержания работы механизма конкуренции или для контроля тех рынков, на которых условия вполне свободной конкуренции не осуществимы.
Ни одно течение экономической мысли не отрицает, что в эпоху либеральной экономики человечество в смысле цивилизации сделало огромный шаг вперед. После того, как закостенелое цеховое устройство со своими хозяйственными, но также и этическими и сословными понятиями стало тормозом прогресса, восторжествовал принцип «laissez faire», открывший дорогу небывалым экономическим силам. В то время как цехи осуждали личную инициативу и передовые идеи, предприниматель начинавшегося XIX века мог сам все решать, как ему поступать со своей продукцией. Так как все предприниматели имели одинаковые шансы в рамках свободной деятельности, развилась конкуренция, а благодаря ей развился и «рынок», ставший центром перекрещения всех экономических интересов. Образующиеся под влиянием спроса и предложения рыночные цены давали такое направление производству и потреблению, которое шло на пользу всем.
На протяжении последних десятилетий XIX века выявились однако факторы, которые, с одной стороны, нарушали эффективность рыночного хозяйства, с другой – приводили к усиленным трениям социального и политического характера.
Силы, присущие самому рыночному хозяйству, а также мероприятия государства, привели к стеснению механизма конкуренции путем создания монополий и иных позиций, господствующих над рынком. Развитие техники со своей стороны лишний раз содействовало появлению определенных монопольных тенденций, так что равенство условий в конкуренции было, несомненно, повсюду нарушено.
Любая монополия таит в себе опасность того, что потребитель окажется обделенным, и к тому же она замедляет экономический прогресс. Отрицательные последствия стремлений к монополиям должны были тем сильнее дать себя знать, чем меньше были по своему масштабу те или иные народные хозяйства и чем больше они отгораживались от мирового рынка путем протекционистских мероприятий, или поскольку, используя такую изоляцию, частнохозяйственные монопольные позиции сознательно поощрялись путем хозяйственно-политических мероприятий[43].
Пользоваться результатами хозяйственных достижений должны все
Краеугольным камнем такого взгляда на картели является мое убеждение, что в условиях свободной конкуренции дают себя знать силы, которые действуют в том направлении, чтобы достижения экономического прогресса и улучшение в методах труда не находили свое отражение в повышенных прибылях, пенсиях или синекурах, но чтобы все успехи шли на пользу потребителю. Социальный смысл рыночного хозяйства в том и заключается, что любой успех экономики, любое достижение рационализации, любое повышение производительности труда идет на благо всему народу и служит лучшему удовлетворению нужд потребителей.
По этим соображениям рыночное хозяйство не может быть отделено от свободной конкуренции; оно не может также отказаться от функции свободной цены. Кто захочет исключить функцию свободной цены, тот умерщвляет конкуренцию и содействует оцепенению экономики – и безразлично, проводится ли это государственными учреждениями или предпринимательскими организациями, как, например, картелями.
Последовательно придерживаясь такого образа мыслей, я всегда полагал, уже начиная с первого дня валютной реформы, что ограничение и устранение многочисленных форм влияния государства на цены является моей благороднейшей и важнейшей задачей. Всякий знает, что с этого времени я обосновал мою экономическую политику на принципе свободы, на принципе свободного выбора работы или деятельности, потому что действительно органический и гармонический порядок вещей может быть обеспечен только в определяемом свободной конкуренцией и свободным образованием цен свободном рынке.
Я решительно отвергаю любую форму бюрократически направляемого хозяйства и государственного принудительного хозяйства, и столь же твердо я намерен оказывать сопротивление другим формам коллективного воздействия на экономику. Между государственным и предпринимательским плановым хозяйством нет разницы ни в принципе, ни на практике. Если мы уж хотим, чтобы у нас установился и сохранился свободный экономический и общественный строй, то мы не смеем никому и ни одной группе предоставлять право истолковывать свободу по собственному вкусу и усмотрению и затем ее еще ограничить. Свободное хозяйство в моих глазах соответствует свободному предпринимательству[23]. Предприниматели не знают, что они делают, они поступают как самобичевальщики (флагелланты), когда они объявляют войну системе экономики, основанной на свободной конкуренции.
Я считаю свободу единым и неделимым целым. По моим понятиям политическая и хозяйственная свобода и свобода человека вообще составляют сложное единство. Немыслимо тут вырвать одну часть, чтобы не рухнуло и все остальное[32].
