– Иди в свою комнату, – сказала я уже спокойнее.
Оля встала и пошла. Вдруг меня осенило. Я догнала ее.
– Давай сюда мобилку и ноутбук, – потребовала, протянув руку.
В первый раз за все утро Олька взглянула на меня.
– Зачем? – спросила.
– Давай сюда! Ты наказана!
– Лучше б ты меня отлупила, как в детстве, – буркнула она под нос, протягивая мне свои сокровища.
– Что ты сказала?! – Я снова начала злиться.
– Ничего, – пробормотала она без тени покорности. Отдала мне телефон, но в последний момент умудрилась его выключить.
– Давай, выключай! Делать мне больше нечего, только твои эсэмэски читать. Останешься в своей комнате, пока не захочешь со мной говорить, – проворчала я и пошла на кухню.
Как трудно быть взрослой! Да еще и старой!
Я положила мобильник и ноутбук на стол. Проглотила спасательную смесь, состоящую из успокоительных, обезболивающих, снижающих давление и еще бог знает каких лекарств. Села за стол и оперлась головой на руки. Муха сидела рядом и вглядывалась в меня своими влажными, выпуклыми глазами.
– Никогда не заводи детей, послушай моего совета! – сказала ей.
Она склонила голову и махнула хвостом.
– Вот что с ней делать? Как до нее докричаться? – жаловалась я псине.
Мушка смотрела-смотрела на меня, потом встала на задние лапы и положила передние мне на колени.
– Иди сюда, старушка, даже запрыгнуть уже не можешь!
Она покрутилась пару раз и свернулась в клубок у меня на руках.
– Я так страдаю, а тебе хоть бы хны! – обиженно сказала я ей.
Посидели мы так немного. Дыхание немного успокоилось, боль в груди ослабла. Ночью я почти не спала, и сейчас на меня навалилась усталость. Сидела, пыталась все обдумать и разложить по полочкам. Злилась на Ольку, старалась ее оправдать, обвиняла во всем себя и тоже старалась оправдать. Мысли двигались с трудом.
– Достало меня все, Муха, – сказала я псине. – Пошли гулять!
На это слово собака всегда реагировала одинаково. Уже наступило время дневной прогулки. Когда мы вернулись, телефон и мобильник все так же лежали на столе, а дверь в Олину комнату была закрыта.
– Ты только посмотри, Мушка, какая она у нас гордая. Только где была ее гордость, когда она рыгала в автобусе? – ворчала я, хлопоча на кухне. – Ну, ничего, недолго осталось! Скоро ей двадцать исполнится! Я уже столько выдержала, еще пару лет как-то потерплю.
Я достала кастрюли, начала готовить обед, занялась своими обычными домашними делами. Время от времени вспоминала об Оле, но привычные действия помогли мне справиться с эмоциями, и теперь я могла спокойно все обдумать.
– Видишь, Муха, она все еще упрямый маленький ребенок, – говорила я себе и псине. – Видела бы ты, что она вытворяла, когда ей три годика было! Как я тогда с ней справлялась?!
А почему бы и нет? Я же тогда как-то справилась. Значит, сейчас надо делать то же самое. Тогда сработало – сработает и сейчас. Слабковска баба не глупая! Настроение немного улучшилось, я приготовила обед и съела его в хорошей компании. В одиночестве!
Где-то около четырех голод заставил соплячку выйти из комнаты. На мой взгляд, это она еще долго продержалась.
– А что на обед? – спросила как ни в чем не бывало.
– Было спагетти.
– Разогреешь?
– Нет! Ничего не осталось! – злорадно заявила я. Олька любила спагетти.
– Как это «не осталось»?
– Я только для себя приготовила!
– Как это! – завопила она возмущенно, но тут же сменила тактику. – Ты на меня сердишься? – спросила сладким голоском, усаживаясь на пол возле моего кресла и заглядывая мне в глаза.
– Нет, не сержусь, – ответила, передразнивая ее умильный тон. – Я в ярости! – рявкнула через мгновение. – И не пытайся меня умаслить! Не сработает!
– А как же я, без обеда? – попыталась она еще раз, преданно глядя мне в глаза.
– Сама себе приготовишь, – пробурчала я и демонстративно уставилась в книгу.
Оля посидела рядом еще немного, только теперь не смотрела мне в глаза.
– Хорошо, тогда я себе пиццу закажу. Денег дашь?
– Нет!
– Так что мне, с голоду умереть! – крикнула она, вскакивая на ноги.
– У тебя карманные есть, сама заплатишь.
– Мне не хватит!
– Значит, на алкоголь хватает, а на пиццу не хватит? Кстати, со следующей недели я буду давать тебе вдвое меньше. Чтобы выпивать было не на что!
– Да, тебе на водку больше останется!
Я набрала воздуха в легкие. Вот что с ней, такой умной, делать? Сердце забилось быстрее.
– Это мои деньги, и я могу тратить их, на что хочу. А ты, моя панночка, до восемнадцати лет находишься под моей опекой, и я принимаю решения о том, как ты распоряжаешься своим имуществом.
– Так что, у меня вообще никаких прав нет? – заорала она возмущенно.
– Отлично! – Я рассмеялась. – Дурацкий подростковый аргумент!
Потом помолчала немного и добавила:
– Ты давай взрослей побыстрее, а то не успеешь – умру я.
– В нашей стране даже у нерожденных детей права есть, а я как же?
– Хватит, это смешно и жалко! Конец разговора.
Сначала она растерялась, потом спросила жалобным тоном:
– А что мне делать?
Я не ответила. Я решила не обращать на нее внимания. Мой запас энергии, возможности сердца и нервных клеток на сегодня исчерпались. Я была всего лишь старухой, дремлющей в своем кресле. Покосилась на Ольку затуманенными, влажными глазами старой таксы. Для пущего эффекта пустила слюну и затрясла головой.
Наконец до нее дошло. Она пошла в кухню, взяла что-то из холодильника и заперлась у себя в комнате.
На следующий день она сама встала и пошла в школу. Я ее даже не видела. После обеда опять заперлась у себя и сидела так до вечера. Вышла только, чтобы перекусить.
Следующие два дня прошли так же. Нам обеим упрямства хватало.
На третий день Оля забыла завести будильник и выскочила из комнаты в восемь пятнадцать.
– Боже, я в школу опоздала! Ты почему меня не разбудила?
Я молчала.
– Пожалуйста, сделай мне пару бутербродов и напиши записку для учителя!
Я молчала.
– Пожалуйста, – жалобно просила она. – Если я получу замечание, мне оценку по поведению снизят.
– Ее и так снизят, когда рапорт из комиссариата получат. Могут и из школы выпереть, – сказала я равнодушно, не отрывая взгляда от утренней газеты. Мы с Мухой уже и погуляли, и позавтракать успели.
Олька ушла в школу, не попрощавшись, а я поехала к Магде. С каждым днем ей становилось все хуже и хуже. Она все чаще меня не узнавала. Я теряла сестру, словно она медленно умирала. Просидела с ней до вчера и специально оставила дома пустой холодильник.
Вернулась я к восьми. Спешила, потому что нужно было выгулять Мушку. Дома было чисто, а псина, увидев меня, только лениво махнула хвостом и даже не встала со своей подстилки.
– Пошли гулять, – позвала я ее, а она моргнула одним глазом и опять уснула.
– Ты что, уже погуляла? – спросила я удивленно.
Я прошла на кухню и поставила на стол купленные по дороге продукты.
На столе стояла тарелка с булочкой, намазанной маслом и джемом. Кроме джема, больше ничего я не увидела. Рядом стояла вазочка с маленькой красной розой, а к ней была прислонена открытка с надписью: «Для тети! Прости меня», и нарисован смайлик.
Я растрогалась.
Присела на секунду, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце и отдышаться. Потом пошла к Оле. Постучала в дверь и зашла в ее комнату. Девчонка лежала на кровати, спрятав лицо в подушку.
– Спасибо, Оля!
Она не ответила, но все ее тело сотрясала дрожь. Я подошла и села на краешек кровати. Легонько погладила мою девочку по спине. Она плакала.
– Оля! Моя Оля! – сказала ей, как когда-то в детстве.
Оля с громким всхлипом подняла голову, ударилась о мои ноги, а потом положила ее мне на колени. Как больно! Ее голова весила целую тонну.
– Оля, – рассмеялась я, – у тебя такая тяжелая голова! Тебе уже не четыре годика!
– А-а-а… – зарыдала Оля в мою юбку, прямо как тогда в детстве.
– Оля, Оля, – повторяла я, гладя ее по спине. Через пару минут пришла Муха и тоже захотела присоединиться к нашей компании.
– Оля, ты посмотри на эту старушенцию. Даже на кровать запрыгнуть не может!
Оля взяла Муху на руки и уткнулась лицом в ее шерстку. Псинка начала вырываться.
– Оля, ты же ее задушишь! Она уже старенькая.
Девочка отпустила собаку, зато с плачем прижалась ко мне.
– Оля, я тоже старенькая! – воскликнула я с улыбкой.
– Ну вот, в этом доме и пообниматься не с кем, – проворчала девчонка, но в ее голосе уже звенел смех.
– Подожди, сейчас позвоню кому-нибудь. Помнишь того молодого полицейского, который нас домой вез? Ничего так, симпатичный был.
Она покосилась на меня.
– Хотя нет, ему уже за двадцать. Совсем старик. Подожди!
Я окинула взглядом комнату. Рядом стояла тумбочка, а на ней сидел медвежонок, которого ей подарили на Святого Валентина. Я подозревала, что это от Кубы. Я взяла его в руки:
