— Ужъ вы меня простите, — сказала, улыбаясь, мистрисъ Боффинъ и тутъ же прибавила: — Да Господи Боже, отчего вамъ не потолковать объ этомъ теперь же? Что вамъ мѣшаетъ, не правда ли?
Мистеръ Роксмитъ поклонился и согласился съ ней…
— Ладно, посмотримъ, — проговорилъ мистеръ Боффинъ, соображая и взявъ себя за подбородокъ. — Вы, кажется, называли это секретаремъ, — вѣдь такъ?
— Совершенно такъ, — подтвердилъ мистеръ Роксмитъ.
— Вы меня немножко озадачили тогда, — сказалъ мистеръ Боффинъ. — Да и потомъ, когда мы съ мистрисъ Боффинъ говорили о васъ, мы все никакъ могли взять этого въ толкъ: мы думали, признаться, что секретарь — это такая мебель [10] (она по большей части бываетъ краснаго дерева), обитая сверху зеленымъ сукномъ или кожей, съ кучей маленькихъ ящиковъ. Вы же, съ вашего позволенія, во всякомъ случаѣ не мебель.
— Конечно, — согласился мистеръ Роксмитъ и, дабы нагляднѣе объяснить мистеру Боффину сущность обязанностей секретаря, онъ сравнилъ эту должность съ должностью приказчика и съ професіей ходатая по дѣламъ.
— Ну, напримѣръ, скажите мнѣ,- продолжалъ мистеръ Боффинъ, съ трудомъ продираясь впередъ на этомъ тернистомъ пути, — скажите, что бы вы дѣлали, если бы поступили ко мнѣ секретаремъ?
— Я велъ бы точный подсчетъ всѣмъ утвержденнымъ вами расходамъ. Писалъ бы ваши письма по вашимъ указаніямъ. Договаривался бы съ людьми, которые состоятъ у васъ на службѣ. Приводилъ бы (съ быстрымъ взглядомъ на столъ и чуть замѣтной улыбкой)… приводилъ бы въ порядокъ ваши бумаги.
Мистеръ Боффинъ почесалъ у себя за ухомъ, запачканномъ чернилами, и посмотрѣлъ на жену.
— … Разложилъ бы ихъ такимъ образомъ, чтобы каждую бумагу можно было найти, какъ только она потребуется, и чтобы можно было сейчасъ же узнать по помѣткѣ на оборотѣ, о чемъ какая бумага.
— Вотъ что я вамъ на это скажу, — проговорилъ задумчиво мистеръ Боффинъ, комкая клочгкъ перепачканной въ чернилахъ бумаги, который онъ держалъ въ рукѣ. — Если вы займетесь вотъ этими бумагами и посмотрите, что можно съ ними сдѣлать, тогда мнѣ будетъ виднѣе, что бы такое сдѣлать изъ васъ.
Сказано — сдѣлано. Отложивъ въ сторону шляпу и перчатки, мистеръ Роксмитъ преспокойно усѣлся за столъ, собралъ разсыпанныя бумаги въ одну кипу, пересмотрѣлъ ихъ одну за другой, сложилъ, помѣтилъ на оборотѣ, переложилъ въ другую кипу, и когда все было разобрано, досталъ изъ кармана шнурокъ и перевязалъ всю кипу съ замѣчательной ловкостью.
— Чудесно, — сказалъ мистеръ Боффинъ, — очень хорошо. Теперь послушаемъ, что написано въ этихъ бумагахъ. Нуте-ка, прочтите, сдѣлайте одолженіе.
Мистеръ Роксмитъ прочелъ свои помѣтки вслухъ. Всѣ онѣ касались новаго дома. Смѣта обойщика — столько-то; смѣта мебельнаго магазина — столько-то; смѣта каретника — столько-то; смѣта лошадинаго барышника — столько-то; смѣта шорника. — столько-то; смѣта магазина посуды — столько-то. Итого — столько-то. Затѣмъ корреспонденція. Согласіе на предложеніе мистера Боффина отъ такого-то числа насчетъ того-то. Отказъ на предложеніе мистера Боффина отъ такого-то числа насчетъ того-то. Касательно проекта мистера Боффина отъ такого-то числа насчетъ того-то. Все весьма кратко и методично.
— Ловко состряпано — точно яблочный тортъ! — воскликнулъ мистеръ Боффинъ, тыча пальцемъ въ каждую помѣтку, словно онъ отбивалъ тактъ. — Но ужъ какъ вы тамъ съ чернилами справляетесь — понять не могу! Къ вамъ они совсѣмъ не пристаютъ… Ну-съ, а теперь насчетъ писанья писемъ. Попробуемте-ка, — прибавилъ мистеръ Боффинъ, потирая руки съ какимъ-то наивнымъ благоговѣніемъ, — попробуемте написать письма.
— Кому же прикажете писать, мистеръ Боффинъ?
— Кому-нибудь. Ну, хоть вамъ.
Мистеръ Роксмитъ проворно написалъ и затѣмъ прочелъ вслухъ:
«Мистеръ Боффинъ свидѣтельствуетъ свое почтеніе мистеру Джону Роксмиту и имѣетъ честь увѣдомить его, что онъ рѣшилъ взять его, Роксмита на испытаніе на ту должность, о которой онъ просилъ. Мистеръ Боффинъ принимаетъ мистера Джона Роксмита пока только на испытаніе и потому вопросъ о жалованьѣ отлагаетъ на неопредѣленное время. Само собою разумѣется, что мистеръ Боффинъ ничѣмъ не связанъ въ этомъ отношеніи. Мистеру Боффину остается только прибавить, что онъ вполнѣ полагается на собственное удостовѣреніе мистера Роксмита касательно его добросовѣстности и знанія дѣла. Мистеръ Роксмитъ приглашается немедленно въ отправленіе своихъ обязанностей секретаря».
— Вотъ такъ ловко! — вскричала мистрисъ Боффинъ, хлопая въ ладоши. — Что, Нодди? Ужъ это, какъ хочешь, настоящее письмо!
Мистеръ Боффинъ былъ очарованъ не менѣе своей супруги. Дѣло въ томъ, что въ глубинѣ души онъ смотрѣлъ на процедуру писанья и на умственный процессъ, которымъ оно сопровождается, какъ на величайшее проявленіе человѣческаго генія.
— И я скажу тебѣ, дружокъ, только одно, — прибавила мистрисъ Боффинъ, — если ты сейчасъ же не покончишь дѣла съ мистеромъ Роксмитомъ и будешь продолжать мучить себя дѣлами, которыя тебѣ непривычны, тебя скоро хватитъ кондрашка, (не говоря уже о пачкотнѣ бѣлья), и ты разобьешь мое сердце…
Мистеръ Боффинъ чмокнулъ супругу за эти мудрыя слова и, поздравивъ мистера Роксмита съ такъ удачно выполненнымъ имъ блистательнымъ подвигомъ, подалъ ему руку въ залогъ новыхъ отношеній, долженствовавшихъ установиться между ними. То же сдѣлала и мистрисъ Боффинъ.
— А теперь, — заговорилъ опять мистеръ Боффинъ, находя въ своемъ наивномъ чистосердечіи, что было бы неловко цѣлыхъ пять минутъ пользоваться услугами джентльмена, не оказавъ ему чѣмъ-нибудь своего вниманія, — теперь надо васъ немножко поближе познакомить съ нашими дѣлами… Вотъ видите ли, сэръ: когда я познакомился съ вами, или, когда вы познакомились со мной, я говорилъ вамъ, кажется, что мистрисъ Боффинъ большая модница; но я еще не зналъ тогда, до какого градуса мы съ нею раскутимся. Мистрисъ Боффинъ, изволите ли видѣть, убѣдила меня: теперь мы намѣрены кутить въ хвостъ и гриву.
— Я такъ и думалъ, сэръ, видя, на какую широкую ногу устраивается ваше новое жилище, — замѣтилъ мистеръ Роксмитъ.
— Д-да-а, защеголяемъ мы, — протянулъ мистеръ Боффинъ. — Такъ дѣло вотъ въ чемъ. Отъ моего ученаго на деревяшкѣ я узналъ, что домъ, съ которымъ онъ — какъ бы это сказать? — съ которымъ онъ связанъ узами… словомъ, заинтересованъ въ немъ…
— Онъ владѣлецъ этого дома? — спросилъ Роксмитъ.
— Нѣтъ, не то, не совсѣмъ то. У него… ну, какъ бы вамъ объяснить?… у него фамильная связь съ этимъ домомъ… Такъ вотъ я и узналъ отъ него, что на дому прибита дощечка: «Сей высоко аристократическій домъ отдается внаймы и продается». Мы съ мистрисъ Боффинъ холили смотрѣть и нашли его въ самомъ дѣлѣ высоко-аристократическимъ (хотя онъ и великоватъ для насъ крошечку, и скучноватъ, пожалуй, а впрочемъ можетъ оно такъ нужно, — я тутъ не судья). Мой ученый по этому случаю, изъ дружбы къ намъ, ударился въ стихи, въ которыхъ поздравилъ мистрисъ Боффинъ со вступленіемъ во владѣніе этимъ… Какъ оно тамъ было сказано, мой другъ?
Мистрисъ Боффинъ сейчасъ же отозвалась:
— «О радость, радость — свѣтлый видъ!О, залы, залы, блеска полны…»
— Такъ, такъ. Это какъ разъ подходитъ: тамъ дѣйствительно есть залы, цѣлыхъ двѣ,- одна по фасаду, другая во дворъ, не считая жилыхъ комнатъ… Кромѣ того, онъ спѣлъ намъ еще одни стишки, чтобы показать, какъ онъ будетъ стараться развеселить мистрисъ Боффинъ, если домъ нагонитъ на него хандру… Не повторишь ли, дружокъ?
Мистрисъ Боффинъ съ прежней готовностью изъявила согласіе и прочитала стишки, въ которыхъ дѣлалось это любезное предложеніе, — прочитала слово въ слово такъ, какъ слышала ихъ отъ ученаго чеювѣка:
— «Я вамъ спою про дѣвы стонъ, мистрисъ Боффинъ,Про сгибшую любовь, сударыня,Про духъ разбитый, впавшій въ сонъ, м-съ Боффинъ,Чтобъ не проснуться вновь, сударыня,Я вамъ спою (если позволить мистеръ Боффинъ), какъ конь не везъУжъ всадника назадъ.А если пѣснь (которую, надѣюсь, извинить мнѣ мистеръБоффинъ) вамъ стоитъ слезъ,Гитарой тѣшить радъ».
— Точка въ точку! — сказалъ мистеръ Боффинъ.
Достоинства поэмы видимо поразили секретаря, поэтому мистеръ Боффинъ окончательно утвердился въ своемъ высокомъ мнѣніи о ней и былъ очень доволенъ.
— Я долженъ вамъ сказать, Роксмитъ, — заговорилъ онъ опять, что мой ученый человѣкъ на деревяшкѣ очень ревнивъ; поэтому я всѣми силами постараюсь не возбуждать въ немъ ревности и устроить такъ, чтобъ у васъ была своя особая часть, а у него своя.
— Господи Боже, свѣтъ великъ, — всѣмъ будетъ мѣсто! — вскричала мистрисъ Боффинъ.
— Такъ-то оно такъ, мой дружокъ, только и такъ да не такъ. Мы должны зарубить себѣ на носу, что мы взяли Вегга въ ту пору, когда еще и не думали модничать и переѣзжать изъ павильона. Дать ему почувствовать, что имъ теперь брезгаютъ, значило бы поступить неблагородно, такъ, какъ будто намъ вскружилъ голову блескъ залъ. Упаси Боже!.. Роксмитъ, какъ же мы уговариваемся насчетъ вашего житья въ нашемъ домѣ?
