- Эй, человек! Прибор ещё один неси, шампанского и всяких к нему необходимых деликатесов. - И с радостным лицом оборотившись к Александру, зашептал: - Месяцок-другой - да и поезжайте восвояси!
Нет, Александр не спешил давать согласие. Что-то в обещании чиновника напоминало ему эпизод с купцом Переделкиным, зазывавшим его к себе и тоже сулившим скорый и счастливый отъезд. Но Александру очень нужны были деньги, а поэтому он спросил:
- Но скажите все же, что могу я получить в вашей палате за свою службу?
Суржиков задорно вильнул глазами:
- Предостаточно, хоть, повторяю, оклады наши совсем-то плохонькие. Вот я, к примеру, как счетовод получаю в месяц двадцать пять рублей, но, - он показал рукой на блюда, на свой фрак, - сами видеть можете, проживаю сумму гораздо более значительные. Вам же, столоначальнику, то есть почти что второму лицу в палате после председателя и того больше приплывет.
- Да как же это... приплывет? - наивно улыбнулся Александр. - Взяток я брать не умею, да и не могу их брать. Вам же честный человек нужен, правда!
- Конечно! - ласково ударил Суржиков ладонью по его руке. - Конечно, милый Василий Сергеич. Вам и не надобно уметь брать взятки. Что касается вашей честности, то она останется незапятнанной, а все-таки получите свою прибыль, уверяю вас! О, а вот и "Вдова Клико" собственной персоной! - сам выхватил чиновник из ведерка, принесенного официантом, бутылку шампанского и с шумом расплескал вино в бокалы: - Ну что же, вы уже наш, Василий Сергеич, дорогой?
Александр, весь объятый облаком тепла, исходящим от этой милой обстановки, от этих приятных, радушных молодых людей, захмелев и без вина, несильно ударил бокалом в бокал Суржикова, а потом в бокал Коржикова и решительно сказал:
- Я ваш, господа! Послужу месяц или два, а там видно будет!
Суржиков, состроив на лице самую сладостную гримасу, чмокнул губами, будто собираясь поцеловать Александра, и сказал:
- Душка же вы, Василий Сергеич! Всю палату своим присутствием осветите, будто солнце весеннее! Ну да, как говорили древние греки, произведем возлияние на алтарь государственных имуществ, и путь Фортуна не стряхнет нас со своего колеса!
Изрядно захмелевшего от большого количества выпитого шампанского Александра Илья вез на бричке, катившейся вслед за экипажем, в котором сидели Суржиков и Коржиков, и новоиспеченный столоначальник, счастливый и полусонный, думал о том, как хорошо быть чиновником палаты государственных имуществ - жалованье, наградные, милые сослуживцы, тихая квартирка. Он был счастлив ещё и потому, что служба обещала принести ему недостающее, то есть деньги, необходимые для расчета со слугами и вклада в монастырь.
"Ну что ж, послужу пару месяцев да и уйду в отставку, чтобы навсегда распрощаться с миром. Да мне и любопытно взглянуть на то, как служат чиновники, увидеть их жизнь не со стороны, а как бы изнутри. Ой, хорошо-то как на душе! Вот, ещё несколько часов назад так скверно, гадко было, точно в давно нечищенной конюшне, а теперь - будто сад в душе расцвел! Эх, люди, люди! Я так мало знал вас прежде, все вы были только подданными, а теперь сделались или врагами моими, или друзьями. Нет, нынешняя жизнь мне нравится куда больше, чем прежняя - фальшивая во всем, показная, где я словно заключил с людьми договор: я лгу вам, притворяюсь, а вы лжете мне и тоже притворяетесь во всем. О, я люблю тебя, моя нынешняя жизнь и... и боюсь тебя".
Квартира Александра, к которой привели его друзья-чиновники, располагалась в низеньком, черненьком деревянном домишке, имевшем мезонинчик с полукруглым окном, а стоял тот дом на самой окраине города.
- Ну, вот и прибыли на квартиру, ваше высокоблагородие! - подошел Суржиков к бричке Александра. - Плату я хозяйке-майорше уже за два месяца вперед внес. Дрова и ужин от нее, ну а уж завтрак и обед сами себе отыщите. Завтра поутру к вам заезду - отправимся в палату, надобно вас председателю представить, чтобы на службу принял.
Александр, вконец умилившийся. стал торопиться было рассчитаться с добряком Суржиковым, но чиновник ни за что не хотел брать с нового столоначальника денег, и тогда расчувствовавшийся Александр попросил у него разрешения поцеловать его, на что Суржиков охотно согласился. Заодно Александр влепил долгий поцелуй в свежую, холодную щеку Коржикова, и друзья укатили. Но едва их экипаж скрылся со тьме глухой, уже ночной улицы, как Илья, так и сидевший на козлах, твердо сказал Александру:
- Василь Сергеич, хоть речь меня, хоть в прорубь кидай - не стану во двор заезжать!
- Это отчего же? - очень удивился Александр, ни разу в жизни не видевший, чтобы слуги ему перечили.
- А оттого, что знакомцы новые ваши, выжиги до ерники ещё почище тех, что мы с вами прежде видали! Эк куда вас завезли! На погибель верную! Не заеду во двор, хоть из пистолета в меня стреляйте!
- У Александра уже не было пистолетов, но зато в нем ещё жила уверенность в том, что кучер, бывший дворовый человек, должен подчиняться барину беспрекословно, если не желает быть отлученным от должности, многими дворовыми считавшейся почетной, и наказанным розгами. А поэтому Александр, никогда прежде не кричавший на Илью, заорал:
- Ты, холоп! Как смеешь о господах так рассуждать?! Воли много дал тебе, ну так я и заберу у тебя эту волю! Нет, напротив - прочь тебя прогоню да и награды обещанной не дам! Осмелился барину перечить! И ты, Анисим, такого же мнения о друзьях моих новых?! А?! Говори!
Анисим, в отличие от Ильи надеявшийся на обещанную награду, тем не менее сказал:
- Думается и мне, ваше высокородие, что неспроста люди оные так озадачились подысканием для вас квартиры да ещё и такую скверную присоветовали вам. Осмелюсь заметить, только вы не серчайте, что слишком уж доверчивы к людям вы... будто дитя, а поэтому все невзгоды ваши. Не поспешить ли нам в монастырь? А если, ещё раз простите, нет у вас денежной м?чи, чтобы наградить нас с Ильей за службу, то и не надобно. Лишь бы вы, государь наш, не погубили себя, со всякими жуликами в дружбу вступая.
- Сомнение в необходимости проживания в черном домишке мелькнуло вдруг в голове Александра, но он тут же отогнал это сомнение, потому что не доверял слугам своим. Анисим уже присоветовал ему как-то представляться императором, и что из этого получилось, Александр помнил хорошо. Вот и теперь он подумал: "Слушать холопов? Но ведь они и не разглядели хорошенько моих милых друзей. Просто намытарились Илья и Анисим со мною. Ничего, два месяца осталось. Разрешу Илье заниматься извозом, а Анисим, покуда и на службе, пусть тоже займется чем-то - хоть к ому-то в услужение пойдет. Вот и буду т деньги и у меня, и у них - всем повеселее станет!"
- Поезжай во двор, Илья! - сурово приказал Александр. - Последний раз говорю!
Илья чуток помедлил, будто думая, соглашаться или нет, потом с горечью проговорил: "И-и-иэх!" и ожег спину коренника кнутом, направляя тройку в открытые ворота.
На следующий день Александр, уже облаченный в парадную форму, пригладивший остатки волос, дожидался приезда своих новых друзей. Суржиков явился ровно в восемь и нашел Александра прекрасно выглядящим. Сели в экипаж счетовода палаты государственных имуществ и направились прямо к зданию этого нужного для всей губернии и державы учреждения, оказавшемуся двухэтажным каменным домом с античным фронтоном, угрожающе нависшим над самым входом. Прошли вестибюль, где обоих встретил экзекутор, обладающий внешностью, без которой и нельзя было бы представить экзекутора, проговоривший к тому же тоном, полным угрозы:
- Только три минуты до девяти часов осталось, господин счетовод!
- Ничего, успеем! - весело ответил Суржиков и повел Александра, оставившего шинель на вешалке, куда-то вверх по лестнице, устланной тщательно вычищенным ковром. И Александр, легко поднимаясь по ступеням, думал с восхищением: "Вот, хоть здесь-то, у чиновников, можно найти порядок и благочиние. Да и как иначе? Государственное имущество на их шее!"
Суржиков с величайшей осторожностью, одним лишь пальчиком, постучал или, вернее, поскребся в одну из дверей, из-за которой донеслось важное и звучное "да-а!". Вошли вдвоем и оказались, как понял Александр, в кабинете председателя палаты, сидевшего за столом огромных размеров и занимавшегося в этот момент втягиванием некоторой толики нюхательного табака, так что лицо его было сильно перекошено, и нельзя было сказать, хорош ли председатель собой или дурен, молод или стар. Но едва Суржиков и Александр вошли, как лицо председателя приняло нормальное положение, даже радушная улыбка заиграла на нем, и только табачная каплюшка, застывшая под носом, свидетельствовала о прерванном занятии руководителя палаты.
- Уж не Василий ли Сергеич к нам пожаловал - вставая и направляясь навстречу Александру с разведенными руками почти с восторгом проговорил председатель. - Наслышан, наслышан о вас и о вашем намерении!
