Мы разбудим и поднимем их, чтобы услышать забытую мудрость, когда-то навеки укрытую в их сморщенных черепах. Из темницы смерти мы вызволим их живыми! И тогда короли и королевы, герои легенд и чернокнижники прошлого станут нашими помощниками и рабами. И кто тогда устоит против нас?!
Смотрите! Этот иссохший, сморщенный прах на алтаре был когда-то Тхотмекримом, верховным жрецом Сета, и умер три тысячи лет назад. Он был посвящен в Черный Круг и в тайны Сердца. И он сам поведает нам о его силе!
И, взяв большой драгоценный камень, Тутотмос возложил его на сморщенную грудь мумии, после чего поднял ладонь, простер ее над алтарем и начал заклинание. Но не успел его закончить, так и застыв с поднятой рукой и раскрытым ртом, глядя куда-то над головами своих помощников, отчего все тоже обернулись, чтобы взглянуть туда же.
Через темный дверной проем в огромный зал вошли четыре худощавые фигуры в черном. В тени больших капюшонов лица их казались невыразительными желтыми пятнами.
- Кто вы?!- выдавил Тутотмос голосом, похожим на шипение разъяренной кобры.- Вы что, сошли с ума, что врываетесь в запретное святилище Сета?
Голосом, таким же ровным и бесцветным, как китайский монастырский звон, самый высокий из вошедших ответил:
- Мы ищем Конана из Акулонии.
- Здесь нет такого! - зарычал Тутотмос, и, как пантера, гневно обнажающая клыки, резким угрожающим жестом скинул плащ с правого плеча.
- Ты лжешь. Он в этом святилище. Мы выследили его от трупа в верхнем портале пирамиды и шли за ним по целому лабиринту коридоров, пока не наткнулись на этот зал. Сейчас мы уйдем, чтобы продолжить поиски. Но сначала отдай нам Сердце Арумана.
- Смерть безумцам!- прорычал Тутотмос и сделал решительный шаг к собеседнику. Остальные жрецы без колебаний сделали то же самое, но четверо незнакомцев остались неподвижными.
- Кто же может смотреть на него без зависти? - продолжал китаец.- Нам доводилось слышать о нем и у нас на родине. Оно позволит нам отомстить тем, кто изгнал нас из нашего отечества. Власть и сила дремлют в его пурпурных глубинах. Отдайте его нам, иначе все вы умрете...
Ответом на эти слова был всеобщий крик ярости, и один из жрецов прыгнул, словно дикая кошка, в направлении говорившего, сжав в руке стилет. Но прежде, чем он успел ударить, навстречу ему рванулся посох и коснулся его груди. Не издав ни звука, несчастный рухнул замертво. И секундой позже мумии стали свидетелями кровавой и отвратительной сцены. Сверкали забрызганные алой кровью стилеты, бамбуковые палки разили, как змеи, и тот, кого они касались, с криком падал на каменные плиты и умирал.
При первом же ударе Конан сорвался с места и ринулся по лестнице вниз, краем глаза продолжая следить за этой короткой, но дьявольской схваткой - мечущимися, спотыкающимися людьми, рвущими друг друга в смертельных объятиях и истекающими кровью. Один из китайцев уже был буквально разорван на куски, но другие еще были на ногах и продолжали наносить направо и налево смертельные удары. Внезапно к одному из них подскочил Тутотмос и ударил его в грудь раскрытой пустой ладонью, отчего тот пошатнулся и опрокинулся навзничь, хотя перед этим было недостаточно даже стали, чтобы совладать с его нечеловеческой живучестью.
И к тому времени, когда Конан спрыгнул с последних ступеней, схватка уже практически закончилась. Трое китайцев были буквально растерзаны на куски, но и из жрецов остался в живых один Тутотмос.
Собравшись с силами, студжиец бросился на своего последнего противника, но тот оказался проворнее - из рук китайца метнулась палка, и, словно удлинившись, коснулась живота нападавшего. Жрец пошатнулся, но посох ударил еще раз, и еще... Тутотмос рухнул и замертво распростерся на полу. По лицу его пошли черные пятна, которые, увеличиваясь и разрастаясь, словно черная волна, прошли по всему его телу, придав ему вид статуи из черного дерева, точно такого же цвета, как и его магическая ладонь.
Осмотревшись вокруг, оставшийся в живых китаец спокойно направился к алтарю, где на груди мумии все еще пылал огромный драгоценный камень. Но Конан его опередил, встав между ним и Сердцем.
Среди груды трупов, под равнодушным взглядом каменных глаз они стояли друг напротив друга в полном молчании.
- А!.. Король Акулонии,- наконец спокойно произнес китаец.- Долго же мы тебя искали. По большой реке, в горах, в Понтейне и Зингаре, нагорьях Аргоса и вдоль морского побережья... Нелегко было обнаружить в Тарантии твой след, но было ясно, что тебя укрыли жрецы Ассуры. Мы потеряли твой след в Зингаре, но потом нашли твой шлем в лесу у самой границы гор, где ты сражался с гуллами, и едва не утратили его только что, в этом лабиринте подземных ходов под пирамидой.
При этих словах Конан подумал про себя, что ему явно повезло, что он ушел из комнаты вампирицы по другому коридору. В противном случае он неминуемо столкнулся бы с этими желтокожими демонами, способными почуять его еще издали, и ступавшими за ним след в след, как охотничьи псы, и ведомыми черт знает каким дьявольским чутьем.
Китаец едва заметно покачал головой, словно читая его мысли.
- Это уже не имеет значения: ты на пороге смерти.
- Но зачем же вы искали меня? - спросил Конан, сжимаясь в кулак и готовясь уклониться от внезапного удара в любую сторону.
- Это была цена клятвы, - ответил его собеседник. - Человеку, который сейчас умрет, можно открыть правду. Мы были вассалами Валериуса, нового короля Акулонии, и долго служили ему. Но теперь мы стали свободны - братья мои мертвы, а я выполнил возложенную на меня миссию. Я вернусь в Акулонию с двумя сердцами - Сердцем Арумана для себя и сердцем Конана для Валериуса. Поцелуй этого посоха, вырезанного из ветви живого Дерева Смерти...
Посох его выстрелил, как атакующая змея, но удар ножа Конана оказался быстрее. Палка упала, разрубленная на две части, еще раз блеснула сталь, и голова противника с треском ударилась о каменные плиты пола.
Убедившись, что ему ничто не угрожает, Конан обернулся, протянул руку за камнем... и отшатнулся назад, будто пораженный громом.
Ибо на алтаре лежали уже не иссохшие и пожелтевшие останки в истлевших бинтах. Живой огонь мерцал на широкой мускулистой груди живого человека, вокруг которого с алтаря свисали обрывки гнилых бандажей. Живого!? Вот в этом Конан как раз и не был до конца уверен,- в темных глубинах блестящих глаз ожившей мумии горели нечеловеческие устрашающие огоньки.
Зажав камень в ладони, воскрешенный медленно поднялся: смуглый, обнаженный, с красивым скульптурным лицом. Он молча протянул к Конану руку, в которой пульсировало Сердце Арумана. Циммериец взял его, но не избавился от ощущения, что принял дар из пальцев трупа. Видимо, нужные заклинания так и не были закончены, ритуал не был доведен до конца... и жизнь этого человека так окончательно и не вернулась в его тело.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
