— Нам обязательно уходить? — добавила она.
— Мы не можем заниматься сексом, пока мы здесь, — напомнил он ей.
Она посмотрела на него с озорным выражением на лице.
— Давай поторопимся, — в её глазах промелькнуло внезапное беспокойство. — Ты всё ещё будешь хотеть меня, когда мы уйдём отсюда, даже если не признаешь этого?
Он боролся со словами, но всё равно произнёс их. Это было единственное место, где он мог сделать это, под предлогом эйфории, срывающей его броню. Он опустил на неё глаза.
— Я всегда буду хотеть тебя. Во времени и пространстве я буду любить тебя.
Она улыбнулась ему.
— Это хорошо. Неразумно злить богиню войны.
Она была смешной, бесящей, очаровательной, и он наклонился, чтобы поцеловать её. Он обнял и притянул к себе. Он был твёрд, как скала, и размышлял, не был ли эдикт Уриэля против секса на этом уровне ада просто ещё одной ложью среди стольких других, когда внезапно почувствовал темноту. Он поднял голову и выругался.
Она проследила за его взглядом. Вокруг них начали сгущаться тени.
— Нам нужно поторопиться, — сказал он, схватил её за руку и бросился бежать.
— Там, дальше по тропинке, пряничный домик, — сказала она, но он покачал головой.
— Это ловушка.
Он видел, как Призраки начинают собираться в грязных очертаниях этого сказочного мира, мерцая, подобно фантомам, которыми они и были.
Как он мог быть таким глупцом, дать иллюзии безмятежности окутать его, позволить Уриэлю заставить его проглотить эту эйфорию? Если они не пройдут через этот мир, это будет его вина.
Но они пройдут. Он был полон решимости. Если Уриэль хочет сыграть в какую-то небесную игру, то Михаил будет играть и, в конце концов, одержит победу. Он был мастером вырывать победу из пасти поражения. И рядом с ним была Виктория Беллона.
Он снова посмотрел на неё, надеясь, что она не увидит Призраков. Но почти пьяное счастье было стерто с её лица, и она пристально смотрела на призрачные тени, двигающиеся им наперерез, преграждая им путь.
— Мы в полной жопе, да? — спросила она непринуждённым тоном.
Это заставило его рассмеяться. Вот она настоящая Тори, равнодушная ко всему. Она не сможет бороться с ними. Молнии пронзят их насквозь, одна лишь сила будет бесполезна. Они были в дерьме, и это не имело значения, потому что они были вместе.
— Да, — сказал он. — Так и есть.
ГЛАВА 28
Я НИКОГДА НЕ ЛЮБИЛА ФИЛЬМЫ УЖАСОВ. Теперь же я внезапно столкнулась с физическим воплощением всего того, что тайно терроризировало меня, и всё это было слишком реально. Терон был реальным, физически, чем-то, к чему я могла прикоснуться, с чем могла бороться. Эти же создания были другими, жуткими.
Они не должны были быть такими страшными, эти серые, прозрачные фигуры, которые сходились на тропинке перед нами. Мерцающий свет вокруг них превратился в серый, как будто они высасывали всю жизнь из всего, к чему прикасались, и делали это с нами, оставляя нас пустыми оболочками.
— Встань позади меня, — произнёс Михаил грубым голосом, вытаскивая пылающий меч, который он забрал у Терона.
Меч засветился в его руке, и, казалось, принадлежал ему.
— Чёрт, нет, — огрызнулась я, пытаясь бороться с жаром, который всё ещё тек по мне.
В этом Конфетном мире со мной никогда не случится ничего плохого, не так ли? Глядя на призраков, я знала, что это возможно.
— Всё в порядке, — добавила я более мягким голосом. — Если мне суждено умереть, то, по крайней мере, я умру вместе с тобой.
Он издал раздражённый звук.
— Это говорит эйфория. Виктория Беллона не собирается так легко принимать смерть.
Но я была Тори, и я больше не хотела драться. Я провела всю свою жизнь в борьбе, и единственное, что я хотела, это обвиться вокруг прекрасного тела Михаила и послать всё к чертям. Я знала, что это был эффект иллюзии Уриэля, и пыталась бороться с ним. Вздохнув, я расправила плечи и сказала:
— Если мы сражаемся, то я сражаюсь на твоей стороне.
Он зарычал, и мне захотелось рассмеяться. Очевидно, Хэппивилл не смог так уж сильно повлиять на сварливого архангела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Если ты так сильно меня любишь, то для разнообразия послушалась бы.
— Это не любовь, это слепое повиновение, — парировала я. — Никакая ложная эйфория не работает так хорошо.
Собственно, часть тёплого, приятного ощущения исчезла. Он был всё так же неумолимо великолепен, я всё так же неумолимо привязана к нему, но я возвращала себе некоторую перспективу.
— Мы сражаемся вместе.
Они приближались, казалось, плывя прямо над землей, и куда бы они ни двигались, пейзаж становился мёртвым и почерневшим. Теперь я видела их призрачные лица. Я ожидала ярости и зла, но пустая печаль была ещё более пугающей.
— Что это такое? — в ужасе спросила я.
— Это то, что осталось от душ, брошенных в Темноту. Уриэль не верит в краткосрочное наказание, он любит, чтобы оно было вечным. Те, кто обречён на Темноту, живут вечно, высасывая жизнь из всего, что осмеливается приблизиться.
— Отлично, — пробормотала я, моё счастливое сияние исчезало по мере их приближения. — А как мы их убьём?
— Они уже мертвы.
— Тогда как мы их остановим?
С минуту он молчал.
— Не знаю. Убирайся к чёрту за спину, пока я пытаюсь что-нибудь придумать.
Я открыла рот, чтобы возразить, но, судя по всему, всё ещё ощущала воздействие этого предательски сладкого мира. Михаил схватил меня за руку и толкнул за спину, каким-то образом ухитрившись обхватить меня руками за талию и удержать там.
Интересная позиция. Быть прижатой к нему было, несомненно, чудесно, я могла впитывать его силу и мощь, обвиться вокруг его великолепного тела. С другой стороны, он держал меня в плену, что приводило меня в бешенство, его хватка была такой крепкой, что я едва могла пошевелиться и ничего не видела.
— Я — Архангел Михаил. Я властен над тьмой и злом. Оставьте нас в покое.
В ответ раздался тонкий, хриплый голос, ужасающий своей хрипотцой, будто его проталкивали через разорванные голосовые связки.
— Архангел Михаил, ты ни над чем не властен. Ты бросил нас в Темноту, ты обрёк нас на бесконечные мучения.
Мне хотелось заткнуть уши. Голос поднялся до крика на ветру, и я вцепилась в Михаила, задрожав и больше не пытаясь освободиться.
— Оставьте нас, — снова прогремел Михаил, почему-то не отрицая ужасного обвинения существа.
Он должен был сказать им, что это Уриэль бросил их сюда, обрёк на гибель.
— Мы не можем, — теперь казалось, что не один голос прочёсывает ветер, поднявшийся вокруг нас. Они были в неровном унисоне, звук был таким же ужасным, как скрежет битого стекла о камень. — Отдай её нам.
Я почувствовала, как Михаил вздрогнул от удивления.
— И чего же вы хотите от меня?
— Мы не можем прикоснуться к тебе. Оставь девушку и можешь возвращаться в Шеол.
Вот дерьмо. Михаилу предстояла битва, всё, что он делал, включая приезд за мной, служило этому окончательному требованию. У него не будет выбора.
— Всё в порядке, — сказала я в его сильную, непоколебимую спину. — Отпусти меня. Тебе не следовало покидать Падших.
— Заткнись.
"Вот тебе и безмерная благодарность за мою великую жертву", — подумала я. Я попыталась вырваться, но замерла, когда ветер поднял голоса, жуткий хор призрачных воплей.
— Отдай её нам, отдай её нам, — и голоса становились всё ближе, ближе, пока они не оказались почти рядом с нами.
Неспособность видеть сводила меня с ума, и я попыталась выглянуть из-за его широкой спины, но это было невозможно, даже когда новый голос раздался над остальными, более сильный, но с той же яростью, которая говорила мне, что он один из них.
— Довольно! — прогремел этот пустой голос, словно призрачная версия самого Михаила.
Хор мгновенно прекратился, и мне показалось, что я чувствую, как призраки отступают. Я начала бороться всерьёз, когда на меня набросили что-то вроде пухового одеяла, мягкого, но обволакивающего, закрывающего свет и жизнь. Я почувствовала, как замедлилось моё сердцебиение, дыхание затихло, и мне стало интересно, не умираю ли я. Неужели они выщелачивают из меня свет? Я не хотела отпускать жизнь, но мягкая, как пёрышко, темнота окутала меня, и последнее, что я услышала, был этот новый, жуткий голос:
