– Вам? Это невозможно.
– Это так, я отдал такое распоряжение брату Борроме.
– А что это за брат Борроме?
– Ах, да вы же его не знаете.
– Кто он такой?
– Казначей.
– Как же у тебя появился казначей, которого я не знаю, ничтожество ты этакое?
– Он попал сюда после вашего последнего посещения.
– А откуда он у тебя взялся, этот казначей?
– Мне рекомендовал его монсеньер кардинал де Гиз.
– Лично?
– Письмом, дорогой господин Шико, письмом.
– Это не тот, похожий на коршуна монах, которого я видел внизу?
– Он самый.
– Который доложил о моем приходе?
– Да.
– Ого! – невольно вырвалось у Шико. – Какие же такие качества у этого казначея, получившего столь горячую рекомендацию от кардинала де Гиза?
– Он считает, как сам Пифагор.
– С ним-то вы и порешили заняться военным обучением монахов?
– Да, друг мой.
– То есть это он предложил вам вооружить монахов?
– Нет, дорогой господин Шико, мысль исходила от меня, только от меня.
– А с какой целью?
– С целью вооружить их.
– Долой гордыню, нераскаявшийся грешник, гордыня – великий грех: не вам пришла в голову эта мысль.
– Мне либо ему. Я уж, право, не помню, кому из нас она пришла в голову. Нет, нет, определенно мне; кажется, по этому случаю я даже произнес одно очень подходящее блистательное латинское изречение.
Шико подошел поближе к настоятелю.
– Латинское изречение, вы, дорогой мой аббат?! – сказал он. – Не припомните ли вы эту латинскую цитату?
– Militat spiritu…
– Militat spiritu, militat gladio?
– Точно, точно! – восторженно вскричал дон Модест.
– Ну, ну, – сказал Шико, – невозможно извиняться более чистосердечно, чем вы, дон Модест. Я вас прощаю.
– О! – умиленно произнес Горанфло.
– Вы по-прежнему мой друг, мой истинный друг.
Горанфло смахнул слезу.
– Но давайте же позавтракаем, я буду снисходителен к вашим яствам.
– Слушайте, – сказал Горанфло вне себя от радости. – Я велю передать брату повару, что если он не накормит нас по-царски, то будет посажен в карцер.
– Отлично, отлично, – сказал Шико, – вы же здесь хозяин, дорогой мой настоятель.
– И мы раскупорим несколько бутылочек, полученных от моей новой духовной дочери.
– Я помогу вам добрым советом.
– Дайте я обниму вас, Шико.
– Не задушите меня. Лучше побеседуем.
Глава 21
Собутыльники
Горанфло не замедлил отдать соответствующие распоряжения.
Если достойный настоятель и двигался, как он утверждал, по восходящей, то особенно во всем, что касалось подробностей какой-нибудь трапезы и в развитии кулинарного искусства вообще.
Дон Модест вызвал брата Эузеба, каковой и предстал не столько перед своим духовным начальником, сколько перед взором судьи.
По тому, как его приняли, он сразу догадался, что у достойного приора его ожидает нечто не вполне обычное.
– Брат Эузеб, – суровым тоном произнес Горанфло, – прислушайтесь к тому, что вам скажет мой друг, господин Робер Брике. Вы, говорят, пренебрегаете своими обязанностями. Я слышал о серьезных погрешностях в вашем последнем раковом супе, о роковой небрежности в приготовлении свиных ушей. Берегитесь, брат Эузеб, берегитесь, коготок увяз – всей птичке пропасть.
Монах, то бледнея, то краснея, пробормотал какие-то извинения, которые, однако, не были приняты во внимание.
– Довольно, – сказал Горанфло.
Брат Эузеб умолк.
– Что у вас сегодня на завтрак? – спросил достопочтенный настоятель.
– Яичница с петушиными гребешками.
– Еще что?
– Фаршированные шампиньоны.
– Еще?
– Раки под соусом с мадерой.
– Мелочь все это, мелочь. Назовите что-нибудь более основательное, да поскорее.
– Можно подать окорок, начиненный фисташками.
Шико презрительно фыркнул.
– Простите, – робко вмешался Эузеб. – Он сварен в сухом хересе. Я нашпиговал его говядиной, вымоченной в маринаде на оливковом масле. Таким образом, мясо окорока сдобрено говяжьим жиром, а говядина – свиным.
Горанфло бросил на Шико робкий взгляд и жестом выразил одобрение.
– Это неплохо, правда ведь, господин Брике? – сказал он.
Шико жестом показал, что он доволен, хотя и не совсем.
– А еще, – спросил Горанфло, – что у вас есть?
– Можно приготовить отличного угря.
– К черту угря, – сказал Шико.
– Я думаю, господин Брике, – продолжал брат Эузеб, постепенно смелея, – думаю, что вы не раскаетесь, если попробуете моих угрей.
– А что в них такого особенного?
– Я их особым образом откармливаю.
– Ого!
– Да, – вмешался Горанфло, – кажется, римляне или греки, словом, какой-то народ, живший в Италии, откармливали миног, как Эузеб. Он вычитал это у одного древнего писателя по имени Светоний, писавшего по вопросам кулинарии.
– Как, брат Эузеб, – вскричал Шико, – вы кормите своих угрей человечьим мясом?
– Нет, сударь, мелко нарубая внутренности и печень домашних птиц и дичи, я прибавляю к ним немного свинины, делаю из всего этого своего рода колбасную начинку и бросаю своим угрям. Держу их в садке с дном из мелкой гальки, постоянно меняя пресную воду, – за один месяц они основательно жиреют и в то же время сильно удлиняются. Тот, например, которого я подам сегодня сеньору настоятелю, весит девять фунтов.
– Да это целая змея, – сказал Шико.
– Он сразу заглатывал шестидневного цыпленка.
– А как вы его приготовили?
– Да, как вы его приготовили? – повторил настоятель.
– Снял с него кожу, поджарил, подержал в анчоусовом масле, обвалял в мелко истолченных сухарях, затем еще на десять секунд поставил на огонь. После этого я буду иметь честь подать его вам в соусе с перцем и чесноком.
– А соус?
– Да, самый соус?
– Простой соус, на оливковом масле, сбитом с лимонным соком и горчицей.
– Отлично, – сказал Шико.
Брат Эузеб облегченно вздохнул.
– Теперь не хватает сладкого, – справедливо заметил Горанфло.
– Я подам вещи, которые сеньору настоятелю придутся по вкусу.
– Хорошо, полагаюсь на вас, – сказал Горанфло. – Покажите, что вы достойны моего доверия.
Эузеб поклонился.
– Я могу уйти? – спросил он.
Настоятель взглянул на Шико.
– Пусть уходит, – сказал Шико.
– Идите и пришлите ко мне брата ключаря.
Брат ключарь сменил брата Эузеба и получил указания столь же обстоятельные и точные.
Через десять минут сотрапезники уже сидели друг против друга за столом, накрытым тонкой льняной скатертью, на мягких подушках глубоких кресел, вооружившись ножами и вилками, словно два дуэлянта.
