коленях возле подростка, у которого вокруг рта белела какая-то пена.
– Айрис, – негромко позвал я свою напарницу.
Мне было неловко звать её громче, потому что она могла быть плодом моего воображения, и мне не хотелось, чтобы люди приняли меня за сумасшедшего. Айрис посмотрела в мою сторону.
– Я сейчас, – ответила она мне.
Народ, как по команде, обернулся в мою сторону. Мне стало ещё больше неловко. Айрис пощупала подростку пульс на шее, лоб.
– Она врач? – спросил меня усатый мужчина в вытянутом свитере и с сильным запахом табачного дыма.
– Нет, она из министерства по чрезвычайным ситуациям, – соврал я.
Мне стало немного легче. Раз Айрис видел не только я, значит, мой диагноз был под вопросом. Если только этот усач тоже не возник, чтоб подыграть моему воображению.
Электричка снова остановилась. На разъезде уже стояла машина скорой помощи. Ожидавшие посадки пропустили вперёд людей в белых халатах. Народ в вагоне расступился перед ними.
Бригада подошла к лежащему на полу подростку.
– Как он? – спросила у Айрис женщина в очках и со стетоскопом на шее.
– Эпилептический припадок. Вывела из него как смогла.
– Медикаментозно? – поинтересовалась врач.
– Нет, лекарств у меня не было, стимуляцией нервных узлов. Сняла судороги.
– Это что-то новое, – скептически произнесла врач. – Но всё равно спасибо за помощь.
– Всегда готова.
Айрис поднялась на ноги и направилась ко мне.
– Пошли, наша помощь больше не требуется.
Мы вернулись на свои места. Женщина в цветастом платке попыталась встать.
– Сидите, сидите, я постою, – остановил я её попытки.
– Спасибо, – не слишком добродушно поблагодарила она.
Айрис села на своё место, ближнее к проходу. Я нагнулся к её уху и шепнул:
– Я чуть не сошёл с ума. Внезапно решил, что тебя никогда не было, а у меня случился промежуток просветления и я больше тебя не вижу. Докажи мне, что ты не плод больного воображения.
– Хочешь, я сломаю тебе палец?
– Это ничего не докажет. Палец я и сам себе могу сломать.
– Тогда загадай мне умножение трёхзначных чисел.
– Триста пятьдесят девять умножить на семьсот семнадцать, – назвал я совершенно случайные числа.
– Двести пятьдесят семь тысяч четыреста три, – ответила она не задумываясь. – Проверь.
Я попросил нашу соседку посчитать на телефоне действие. Она показала мне экран с тем же результатом.
– Ладно, верю, но осадочек всё равно остался.
Следующие несколько раз я ходил в туалет вместе с Айрис, чтобы она снова не пропала, пока у меня не появилась уверенность, что девушка материальна вне зависимости от состояния моей психики. За десять часов пути мы с черепашьей скоростью доехали до конечной, городка районного масштаба. Там снова пересели на электричку, идущую дальше. Стемнело. Мы с Айрис вынули некоторые свои вещи из сумок, соорудив из них подушки и, опершись друг на друга, уснули.
Уснул я быстро. Потрясения дня лишили меня энергии. Во сне приходилось время от времени менять положение из-за отсиженных ягодиц. Айрис спала так крепко, что не чувствовала моих движений и роняла слюни мне на руку. Под утро, после очередной остановки, в вагон зашло большое количество народа. Наверное, мы были уже в пригороде. Набивался народ, едущий на работу в город. Напротив нас сели две пожилых женщины и тут же принялись делиться всем, что мешало им жить. Из хаоса их разговора меня заинтересовала одна деталь.
– Венера померла недавно, – произнесла одна из женщин.
– Да ты что? И сколько ей было? – искренне удивилась собеседница.
– Восемьдесят пять или шесть.
– А, я думала, она младше. Кто ж её хоронил? У неё вроде и родственников нет.
– Собес и соседи. Как смогли закопали. С дачей теперь непонятно что делать. У неё такой сад, такой огород, а домик – конфетка.
– А где ж у неё дача?
– Да через одну остановку. На Вишнёвой двадцать пять. Жаль, теперь бомжи засрут, зарастёт травой. Я б её купила, да здоровья уже нет.
– Да и не нужна она тебе. Отдыхай у детей, пока есть такая возможность.
Айрис дёрнулась и оторвала голову от моего плеча. Вытерла рот ладонью и растёрла лицо.
– Ты это слышал? – спросила она меня.
– Да. Ты думаешь о том же, о чём и я?
– О двадцати пяти вишенках?
– Ага. Дача – идеальное место, в котором нас не будут искать.
Мы слезли с поезда, гружённые сумками, как туристы из центра страны на вокзале Санкт-Петербурга. Сонный, унылый после зимы дачный массив встретил нас любопытной собачьей оравой. Народу здесь ещё не было, чтобы поинтересоваться местонахождением улицы Вишнёвой. Мы отправились наудачу, перепрыгивая или форсируя лужи.
– На моей станции луж не бывает, – заметила Айрис.
– Тебя это радует или огорчает? – поинтересовался я, обессилено замерев на сухом пятачке.
– Лужи – это тоже элемент естественной среды. Мы же не просто их обходим, мы играем в игру, тренируя некоторые свои качества.
– Какие же?
– Наблюдательность, выносливость, терпение, удачливость, прозорливость. Выбирая способ движения по ним, мы формируем себя для чего-то большего. Так что это не просто лужа на дороге, а тренажёр для нашей жизни.
– Уфф. – Я расстегнул куртку и помахал ею, чтобы охладить тело. – Где же эта бабка жила, царствие ей небесное? Я уже потерялся в лабиринтах этих улочек.
– Не переживай, у меня весь маршрут записан. Дважды по одной улице мы не пройдём.
– Уверена? Мне кажется, этот домик я уже видел, – я указал на синюю избушку с облупившейся краской.
Айрис задумалась.
– Нет, были два похожих. Я заметила систему в названиях улиц. Параллельные этой улице несут названия овощей, а поперечные названия ягод и фруктов. Так что можно немного сократить время поиска, если пойдём по… – она посмотрела на указатель, висящий на заборе, – Баклажанной улице. Тогда мы обязательно пересечём Вишнёвую.
О чудо, искомая улица оказалась через два перекрёстка. Определить, в какой стороне находится участок номер двадцать пять, не составило никакого труда. Мы подошли к забору из старого, но выкрашенного свежей краской штакетника. Снег во дворе почти растаял, открыв нам выложенную плиткой дорожку, ведущую к небольшому аккуратному домику. У него имелась мансарда. Видно было, что в него вкладывали средства и душу. Выглядел он свежо и ухоженно.
Я открыл калитку.
– Надеюсь, душа бабули не возражает против нашего заселения. Кстати, что у вас на станции думают о потусторонних делах?
– Ничего особенного. Считается, что это непостижимое для человека дело.
– А религии есть?
– В том виде, как на Земле, нет. У нас религия, основанная на убеждении, что система лучше тебя знает, как тебе жить.
– Вместо бога система.
– Да. Всевидящая, всезнающая и карающая за инакомыслие.
– Я бы
