Мы с Вано рвались в бой, но нас постепенно готовили к встрече с коварным и сильным врагом. Однако встреча произошла неожиданно, и все случилось совсем не так, как мне представлялось.
Солнце уже приближалось к горизонту, когда Иванов открыл капот машины, и мы вместе с ним начали осматривать мотор, готовить самолет к завтрашнему дню. Вдруг подбегает оперативный дежурный и сообщает, что паре младшего лейтенанта Габунии приказано вырулить на боевое дежурство.
Смотрю, Габуния уже запустил мотор и выруливает. Сейчас он остановится и выключит мотор. Ничуть не бывало: командир полка машет ему флажком. Вано выруливает на взлетную полосу и взлетает.
Я поражен: неожиданный приказ — первое боевое задание нашей паре, а мы еще не совсем договорились на земле о действиях в воздухе. Ведь ответственность на нас какая: когда барражируешь над аэродромом, может произойти налет, ты в любую секунду должен быть готов вступить в бой.
— Товарищ командир, садитесь в самолет быстрее, — говорит Иванов.
— Как, разве он готов к полету?
— Не беспокойтесь. Сейчас все будет в порядке.
И действительно, не успел я влезть в кабину и привязаться ремнями, как механик, быстро закрыв капот, доложил:
— Товарищ командир, аппарат к вылету готов.
Выруливаю на старт. Командир машет флажком и мне. Даю газ — и взлетаю.
Мой пятибачный медленно набирает скорость и высоту. Ведущий делает разворот, и вот он выше меня. Смотрю на прибор скорости и не решаюсь последовать его примеру — скорость недостаточна. Пора делать разворот. Сосредоточиваю внимание на технике пилотирования. Осматриваюсь — Габунии не видно.
Пытаюсь связаться с ним по радио — Вано молчит. Попытался установить связь с землей — земля не отвечает. В чем дело? Что случилось?
Набираю высоту 1500 метров. Что ж, буду прикрывать аэродром один! Но я знаю: гитлеровцы стараются совершать налеты на наши аэродромы и другие объекты на закате солнца, когда нас оно слепит. С нетерпением жду, что вот-вот появится Габуния. А пока решил потренироваться, отрабатывая осмотрительность.
На боевом дежурстве на земле в готовности к вылету стоят восемь самолетов. Посадочный знак не убран. Значит, ложная тревога. Вероятно, нас послали просто для тренировки. Да и все вокруг спокойно, и я решаю проверить, какую же скорость может дать мой самолет. Так увлекся, что отлетел на порядочное расстояние от аэродрома. Не отрывая взгляда от прибора скорости, забыв об осмотрительности, о возможности внезапной атаки врага. И вдруг вспомнил об ориентировке: не заблудиться бы — ведь район еще недостаточно изучен!
Разворачиваюсь на 180 градусов в сторону аэродрома. Все свое внимание сосредоточиваю на нем. Только бы не потерять его из виду. Вон он, впереди, километрах в пятнадцати. И тут мне пришли на ум слова, которые я сам не раз твердил курсантам: «Осмотрительность и еще раз осмотрительность — крути головой на 360 градусов». Я так и сделал и увидел шестерку двухкилевых самолетов. Они приближаются к аэродрому со стороны солнца на высоте около 1000 метров. Знаков не видно. Силуэты различить трудно. Пожалуй, это «Петляковы» — они тоже двухкилевые.
Вспоминаю правило: «Не опознав самолет, считай его за противника». Нет, это не противник: наши самолеты продолжают спокойно стоять на аэродроме, посадочное «Т» не убрано. Значит, свои. Приближаюсь к ним. Они начали снижаться. И я увидел взрыв на земле. Решил, что взорвался подбитый самолет. Нет, вся шестерка тут, продолжает снижаться. Да это «Мессершмитты-110» — многоцелевые самолеты! Освободившись от бомб, они могут драться как истребители. Как же я допустил их к аэродрому? Надо быстрее бить врага! Но их шесть, а я один! Все равно атаковать немедленно! Увеличиваю скорость. Начинаю сближаться — нас уже разделяет метров 500. Прямо над аэродромом — с «доставкой на дом» — собью.
Между тем противник, сбросив бомбы, разворачивается на 180 градусов — сейчас уйдет. Настигаю его, атакую заднее звено. План такой: сначала собью двух. Потом — переходом на противоположную сторону — атакую впереди идущее звено. А двоих добью после.
Снимаю пушки с предохранителей. Отчетливо вижу опознавательные знаки — черные фашистские кресты с белой окантовкой.
И вдруг вспоминаю правило, переписанное мною из альбома майора Гуриновича:
«Перед атакой посмотри назад, не атакует ли тебя противник».
Резко поворачиваю голову влево и вижу: ко мне приближается самолет. Нет, это не Габуния. Не «ЯК» ли? Нет, он с белым коком, а «Яковлевых» с белым коком у нас нет. Пока шли секунды в рассуждении — противник это или нет, — «белый кок» дал о себе знать: открыл по мне огонь.
В воздухе блеснула огненная трасса. Послышался треск за бронеспинкой. В кабине запахло гидросмесью. Значит, разбит бачок для выпуска шасси. Ясно — я уцелел случайно только потому, что немец угодил в мой самолет осколочно-фугасным, а не бронебойным. Спасла бронеспинка. Надо выходить из-под удара.
Мой самолет получил серьезное повреждение, и я уже не мог преследовать врага.
Медлить нельзя ни секунды. Грозит смертельная опасность. Резко бросаю машину в сторону. Посмотрел вправо: мимо меня пронесся истребитель «Мессершмитт-109» с крестами, за ним — второй, а сзади, выше, — еще два.
Сейчас меня добьют. Но тут я попадаю в разрывы зенитных снарядов. Зенитки по-свойски меня окрестили, зато я избежал повторной атаки «мессершмитта» — быть может, гибельной. Потом на аэродроме, где за «мессерами» наблюдали, я узнал, что они все время находились в стороне от аэродрома на высоте более 3000 метров, прикрывая действия «Мессершмиттов-110».
Меня качнуло влево. Потом вправо. Зенитный снаряд попал в левый бок машины, еще один — в хвост. Самолет клюнул носом. Я еле удержал его на высоте 500 метров.
Все вражеские самолеты ушли на запад. За ними погнались, взлетев с аэродрома, наши истребители. Но они опоздали. А я не мог к ним примкнуть. Куда там! Мой самолет совсем изранен, рулевое управление нарушено. И обиднее всего, что противник уходит, а мне даже не удалось открыть огонь. Я упустил время — где-то на маневре потерял драгоценные секунды. Не было у меня сноровки, не умел я еще быстро сближаться с врагом.
Самолет еле держался в воздухе. Не выпрыгнуть ли с парашютом? Но я сейчас же отогнал эту мысль. Твердо решил посадить израненную машину.
Иду на посадку. Самолет плохо слушается рулей. Скорость падает. Гидросистема вышла из строя — выпустить шасси не удается. На помощь приходит спокойствие, знание материальной части и правил. Решаю применить аварийный способ выпуска шасси. Проделав все, что надо, жду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
