Тому Кэтрин не сообщила об истинной причине поездки в Питтсбург, сказав только, что хочет навестить семью и друзей. Прибыв домой, она узнала, что и Дон несколько дней назад пожаловал в Питтсбург. Его родители, в особенности преподобный Роуз, считали появление сына спустя десять лет после официально объявленной смерти подлинным чудом и проявлением необыкновенной милости божьей. Кэтрин долго колебалась перед тем, как набрать телефонный номер семьи Роуз, однако убедила себя, что ей необходимо сделать это – на кону стоит ее собственная судьба и карьера Тома!
Преподобный был чрезвычайно рад услышать Кэтрин, сразу же заявил, что следил за ее успехами, и поздравил ее с избранием Тома губернатором Луизианы.
– Я понимаю, почему ты звонишь, Кэтрин, – сказал он. – Дон уже спрашивал о тебе, однако мы сочли, что ты сама должна поставить его в известность о том, что вышла замуж. Мы будем рады видеть тебя сегодня вечером у нас в гостях...
Кэтрин очень боялась рандеву с Доном и внезапно почувствовала, что все еще неравнодушна к нему. Но она ни за что не бросит Тома ради своей первой любви!
Дон очень переменился – волосы совершенно седые, хотя ему было немногим за тридцать, а длинная, тоже совершенно седая борода делала его значительно старше. Он открыл дверь, когда Кэтрин позвонила, и женщина впервые за десять лет услышала его голос:
– Как же я рад видеть тебя, Кэтти!
Родители тактично оставили их наедине – Кэтрин и Дон расположились в саду. Кэтрин завороженно слушала рассказ Дона о десяти годах плена и дивилась тому, как же он смог выдержать выпавшие на его долю испытания. Дон, словно предчувствуя этот вопрос, заметил:
– Без бога я бы или сошел с ума, или, как многие другие пленники, покончил с собой. Собственно, вначале я четыре раза пытался убить себя, но каждый раз в последнюю секунду понимал – я не имею права забирать жизнь, подаренную мне господом. А еще я постоянно думал о тебе, Кэтрин...
Он смолк, молчала и Кэтрин. Набравшись храбрости, она попыталась что-то сказать, но Дон остановил ее жестом.
– Не нужно оправдываться, Кэтти, я все прекрасно понимаю. Меня считали мертвым, и ты начала новую жизнь, что вполне естественно. Было бы странно, если бы ты до сих пор лила по мне слезы. Я читал в газетах – ты замужем за Томом Форрестом, губернатором Луизианы...
И снова наступило неловкое молчание. Кэтрин не знала, стоит ли рассказывать Дону о своей жизни, о том, что с ней произошло за прошедшие десять лет, – по сравнению с его злоключениями ее судьба выглядела совершенно ординарной. Тогда заговорил Дон: он подтвердил свое желание стать священником, заметив, что это единственно возможный для него путь.
– Я долго размышлял о том, почему бог выбрал для меня, как для Иова, такое тяжкое испытание, которое длилось целых десять лет, – сказал он, – ведь каждая минуты в плену была поистине ужасна. И я понял, Кэтти. Это – расплата за то, что я когда-то совершил. Ты знаешь, о чем я веду речь – о твоем отчиме Хью...
Кэтрин похолодела и, с трудом подбирая слова, повела речь о карьере Тома, о своей адвокатской практике, о том, что Хью, окажись он в руках полиции, все равно в итоге был бы приговорен судом к смертной казни. Дон терпеливо слушал ее, ни разу не перебив, а когда она закончила, сказал:
– Но тем-то и отличается человек от бога – он не имеет права брать на себя функции Всевышнего. Твоей вины, Кэтрин, в произошедшем нет, ведь именно я принял решение убить Хью. И, думаю, в сложившейся тогда ситуации мое решение было верным, иначе он убил бы нас. Однако мы не имели права утаивать правду.
– Ты хочешь сообщить полиции о том, что тело Хью... – начала Кэтрин и сбилась. От Дона веяло таким спокойствием и уверенностью, что она понимала: переубедить его невозможно. Если он принял решение, значит, так тому и быть!
– Не думаю, что мое признание сейчас принесло бы какую-либо пользу, – медленно сказал он, – Хью уже с того света разрушит наши судьбы. Нет, пусть лежит под полом в подвале дома твоей матери, там ему самое место.
Кэтрин почувствовала небывалую радость – такой она не испытывала даже тогда, когда Том стал губернатором. Она до глубокого вечера беседовала с Доном, а когда вернулась домой, Дебора внимательно посмотрела на дочь и сказала:
– Да, я так и думала...
– О чем ты, мама? – спросила Кэтрин, и та пояснила:
– Ты все еще влюблена в Дона Роуза. И, судя по тому, в каких тонах он отзывается в интервью о своей невесте Кэтрин, он в тебя все еще тоже.
– Мама, это не так! – поспешно воскликнула Кэтрин. – У меня имеется законный супруг, Том, а Дон остался в далеком прошлом. Он будет моим хорошим другом, но не более того!
– Ну, ну... – протянула Дебора. – Но в любом случае я не позволю ему разрушить твою судьбу и карьеру Тома. Запомни – Дон Роуз тебе не пара! Да и, говорят, в плену он свихнулся!
Кэтрин вернулась в Луизиану и приняла решение не ставить Тома в известность касательно ее отношений с Доном. Сказала только, что он был ее соседом и она была с ним знакома, утаив правду об их отношениях.
* * *
Том, сделавшись губернатором, быстро пришел к выводу, что заниматься коммунальной политикой скучно. Он мечтал уже о том, что на президентских выборах 1984-го или, самое позднее, 1988 года станет кандидатом от демократической партии. А Кэтрин убеждала его, что нужно выполнять предвыборные обещания. Рейтинг Тома неумолимо падал из-за того, что он проводил слишком много времени в Вашингтоне, а к тому же против него велась кампания, организованная и финансируемая делль’Аммой. Тот постоянно сообщал в подконтрольных ему газетах и на телевизионных каналах о промахах Тома Форреста, преподнося его как некомпетентного политика, заботящегося только об одном – удовлетворении собственных желаний.
Кэтрин знала, что Том должен готовиться к серьезной борьбе, если желает быть переизбранным, а оставшись на посту губернатора, сможет реально претендовать на то, чтобы в дальнейшем стать кандидатом в президенты. Самой ей приходилось быть осторожной в выборе юридических дел – любое из них немедленно привлекало внимание журналистов, многие из которых получали мзду от делль’Аммы. Так, когда к ней обратился некий Стивен Ассео, темнокожий житель Нового Орлеана, обвинявшийся в зверском убийстве жены и свояченицы, уверяя, что он невиновен, Кэтрин отказалась взяться за представление его интересов – это могло повредить рейтингу мужа. Ассео признали виновным и приговорили к смертной казни, и он подал прошение о помиловании на имя губернатора Форреста. Первая леди, знавшая, что подавляющее большинство избирателей поддерживают смертную казнь и не прощают власть имущим проявлений слабости в отношении преступников, настояла на том, чтобы Том отклонил прошение о помиловании, – Ассео отправился в газовую камеру. А ведь у Ассео был сын-подросток, и он даже пытался прорваться на прием к губернатору, желая склонить его к удовлетворению прошения о помиловании! Кэтрин запретила секретарше Тома принимать его. Ведь следовало думать о предвыборной кампании мужа! После того случая Кэтрин решила, что ей необходимо уйти из юридической фирмы.
А в 1983 году всплыла история некой Матильды Шарни, молодой темнокожей девицы-студентки, заявившей, что губернатор Форрест во время одного из приемов, где она подрабатывала официанткой, соблазнил ее: занялся с ней сексом прямо в кабинете!
Газета, первой опубликовавшая скандальную новость, принадлежала делль’Амме, и Кэтрин поняла – тот старается очернить ее мужа, желая представить его неверным семьянином. Кэтрин потребовала от Тома решительных действий, желала подать в суд за клевету. Но супруг остудил ее пыл:
– Кэтти, не стоит относиться так болезненно к каждой глупости, распространяемой желтой прессой.
– Том, ты разве не понимаешь, что делль’Амма раздует скандал национального масштаба? – спросила она. – Тогда тебе ни за что не победить на выборах. Я уверена, именно он заплатил девице, вот та и заявила, что... что у вас были интимные отношения. Еще бы, ведь делль’Амма никак не может простить ни тебе, ни мне своего поражения. Ты должен потребовать независимого публичного расследования, и тогда делль’Амма окажется припертым к стенке.
Том выглядел чрезвычайно смущенным и все пытался уверить, что «эта история» только прибавит ему популярности, а не отпугнет избирателей. Внезапно Кэтрин прозрела. Она уже как-то видела Тома в подобном состоянии – когда застала его в материнском особняке с двумя шлюхами. Значит...
– Том, – произнесла Кэтрин сдавленно, – поклянись мне, что история – выдумка. Поклянись, что между Матильдой Шарни и тобой ничего не было... Поклянись!
Том долго тянул время, отнекивался, а потом, когда у Кэтрин уже не осталось сомнений, попытался обнять ее и, запинаясь, сказал:
– Дорогая, это произошло автоматически... Я даже сам не помню, как все случилось... Официантка была такая сексуальная...
