– Гм! «Взбесившийся медведь»! -задумчиво повторил Гют. – Однако перед ним дрожит вселенная…
Потянулись томительные дни. Гют почти не вставал с постели, ожидая приезда нахараров. Один лишь неугомонный Кодак повсюду шнырял, ко всему принюхивался, заводил знакомства с персидскими сановниками и втирался к ним в дружбу. Жизнь… Все могло пригодиться в жизни. Скоро прибудет марзпан, надо его спасать.
И Кодак старался разузнать через знакомых персидских сановников, какие настроения царят во дворце. Он узнал подробно, кто из придворных с кем дружит или не ладит; он рассказывал всем о Васаке, о его переходе в веру Зрадашта, о группировавшихся вокруг него вероотступниках, всюду создавал выгодное мнение о Васаке.
– Человек отрекся от своей веры, он служит делу, почему же подвергать его преследованиям? – говорили между собою придворные и не пропускали случая замолвить об этом слово самому Михрнерсэ.
В конце концов последний и сам начал подумывать о том, что если Азкерту не удастся добиться вероотступничества путем насилия, то это можно будет устроить через Васака.
– Внести раскол!.. – обмолвился он как-то перед одним из ближайшил сановников, по обыкновению устремляя задумчивый взор в одну точку – Вот и я говорю то же самое! – отозвался тот, заговорщически понижая голос, как будто кто-нибудь мог подслушать и помешать им. Затем он прибавил:- Не пренебрегай этим стариком, юсподин! Он очень многое знает, и из его рассказов можно очень многое выяснить.
– Что именно?
– То, что Деншапух притесняет Вехмихра и Ормизда; он подкапывается под марзпана и вредит делу. Его следовало бы отозвать…
Михрнерсэ спокойно ответил:
– Нет, пхсть останется! Пусть они с марзпаном соревнуются – это будет полезно для нашего дела. Нужно всех выслушивать и всем поддакивать. А они пусть следят друг за другом и все выведывают друг о друге. Точные сведения обо всем будут до нас доходить от них самих. Васак же в наших руках…
Кодак выдвигался. Он стал своим человеком у многих важных сановников, даже добился через них приема у Михрнерсэ. Тот присмотрелся к нему, расспросил его. Ему понравились смирение и образ мыслей Кодака.
Однажды Михрнерсэ вызвал его и стал расспрашивать о Васаке.
– Что он за человек?
– Честолюбец, государь! Чтоб не потерять звания марзпана, он все продаст. Поэтому Спарапет и не любит его…
– Нехорошо, что честолюбец! – прибег к хитрости Михрнерсэ.
– Он горяч и мстителен, – добавил Кодак. – Кровопролитие, избиения, яд – он на все способен для достижения намеченной цели…
– Что это за цель?
– Стать царем армянским! – рискнул Кодак, пытливо следя за впечатлением, какое производят его слова. Михрнерсэ задумался.
– С чьей же помощью надеется он стать царем?
– С твоей помощью, государь! Поэтому он сейчас и старается любой ценой провести дело с отречением от христианства. А если он и не станет царем, то дело ведь все-таки будет сделано! Он сильно тревожится, что звание марзпана может отойти к Варазвагану…
– Он сам говорил об этом?
– Да, и приказал мне опорочить Варазвагана в твоих глазах, чтоб быть спокойным за свое звание. Продажная душа, господин.
– Что же он может продать?
– Армению! Лишь бы остаться ее марзпаном!
Михрнерсэ это суждение понравилось. Он и сам держался о Васаке того же мнения и был доволен, что оно подтверждается со стороны. Это подавало ему новую мысль: опираясь на Васака, вызвать разлад между армянскими нахарарами. Михрнерсэ не возлагал особых надежд на применение силы в деле отречения армян от веры. Ответное послание ясно показывало, что персы натолкнутся на сплоченный, готовый к кровавой борьбе народ.
«Уж если они посвятили себя подвижничеству, то, действительно, ни меч и ни огонь их не возьмет!» – подумал Михрнерсэ.
– Хорошо, останешься здесь! Вызову, когда понадобится. Иди! – сказал он Кодаку.
– Оставайся с миром! – раболепно склонился чуть ли не до земли Кодак, встал и удалился с опущенной головой.
Он думал о том, что становится влиятельным человеком, чувствовал, что высказанное им о Васаке мнение понравилось Михрнерсэ, что Михрнерсэ, вероятно, будет теперь опираться на Васака и что он, Кодак, укрепил позицию Васака при дворе…
Вечерело. Перед воротами постоялого двора в Нюшапухе придержал коня молодой всадник. В его красивых синих глазах играла улыбка, хотя движения его были нетерпеливы. На юноше было княжеское одеяние, он был легко вооружен, как и его телохранитель. Их вид и быстроногие скакуны выдавали чужеземное происхождение. Всадники спешились.
Телохранитель привязал коней к дереву и спросил своего господина:
– Прикажешь доложить?
– Скажи, что приехал князь Арсен Энцайни, начальник отряда армянской конницы в персидском войске.
Телохранитель подошел к двери и передал поручение телохранителю Гюта. Тот вошел к Гюту и, вернувшись, пригласил князя войти.
– Привет нахарару! – произнес новоприбывший, останавливаясь в дверях.
– Добро пожаловать! – отозвался Гют. – Войди, князь!
Гют поднялся навстречу гостю и обнял его. Кодак, скрестив руки на груди, ждал, пока приезжий поздоровается и с ним. Гость не замедлил сделать это.
– Какое унижение, князь! – взволнованно начал гость. – Мы в лагере узнали, что Михрнерсэ вас не принял… Такова, значит, благодарность за наши действия у Марвирота? Нет. князь, чем больше оказываешь им услуг, тем больше они тебя унижают!
– А что у вас в отряде? – спросил Гют.
– Всем полком поклялись сражаться за родину!
Гют почувствовал укол: ему показалось, что Арсен намекал именно на него, тогда как тот лишь простодушно и искренне делился с ним своим возмущением.
– Персы ненавидят меня за то, что я армянин. Но я не перестану быть армянином только потому, что персы меня за это ненавидят! – с достоинством заключил Арсен.
Гют был смущен. Его жгло оскорбленное самолюбие, но выхода он не находил, ведь он сам стал на путь, неизбежно ведущий к унижениям и потере чести. Он прибыл по делу Васака, которого ставил очень высоко и с которым очень считался, надеясь, что тот сумеет создать для князей достойное положение.
– Оскорбление нанесено, князь. Теперь уж поздно! – сказал он Арсену. – Князьям послано повеление явиться ко двору, на суд. Имя наше опозорено.
– Чистое имя пасть не может, в какую бы грязь его ни ввергли. Унижением честь не сохранить. Будем сопротивляться, князь! Отомстим персам за все! Вспомни, сколько наших погибло, воюя за них. Пусть и мы погибнем, но будем хотя бы воевать за самих себя…
Арсен с благородным гневом взглянул на Гюта и добавил:
– Мы решили отправить гонца к нашим, чтоб они сюда не приезжали и подняли восстание.
– Проиграем, – произнес Гют.
– Не проиграем! Я плохой христианин, да и отец мой тоже частенько забывал, какая разница между огнем и святым крестом. Но если вздумают насиловать мою волю, я буду биться за свою веру не на жизнь, а на смерть! Это уже вопрос не веры, а свободной воли… Едем со мной в лагерь, князь, здесь тебя могут унизить еше больше.
Гют скривил губи.
– Унизить могут всюду. Бахвальством честь не убережешь. Тут разум нужен. Нужно проложить себе путь к власти.
Арсену остался непонятен смысл этих слов Гюта, но на него повеяло каким-то холодком. Как будто глухая стена выросла между ними. Гюту было нанесено оскорбление, а од, видимо, соглашался его проглотить…
Арсен заговорил о другом.
– Сильно ли сопротивлялся марзпан требованию о вероотступничестве? Гют замялся:
– Марзпан прилагал все усилия к тому, чтобы предотвратить бедствие.
– Но выполнил ли он свой долг перед отчизной?
– Так же, как и всякий армянин.
– Вот это хорошо! Это достойно марзпана! – воодушевился Арсен. – Значит, опасность, грозящая отчизне, объединила марзпана и Спарапета?
Гют не ответил.
– Конечно, могут найтись изменники и вероотступники. Они всегда найдутся… Но их и мы будем клеймить раскаленным железом!
Он начинал уже раздражать Гюта, который помрачнел и умолк.
Арсен почувствовал какую-то неприязнь с его стороны, какое-то внутреннее сопротивление. Причины он не понял, но стал прощаться.
– Приходи, приходи к нам, князь, когда станет тяжело на душе, – сказал он.
– Приду, – безразлично отозвался Гют, Арсен ускакал.
Арсен прибыл в Нюшапух не только для того, чтобы навестить Гюта. Отъехав от постоялого двора, он повернул коня на север, миновал сады и, выехав за город, остановился перед великолепным домом.
Тотчас же к нему выбежали слуги, очевидно, хорошо знавшие его, подхватили поводья и, приветливо улыбаясь, придержали стремя.
– Дома князь?
– Дома, дома, господин! – радушно сказал один из слуг.
Видно было, что Арсен желанный гость в этом доме. Он спешился и, предшествуемый слугой, пошел по длинному крытому проходу во внутренний двор и через него – к дому. Его встретил хозяин – персидский князь Вахтанг, молодой еще человек с красивым и приветливым лицам. Его улыбка говорила, как он рад приходу Арсена.
