Гувер, все это время занимающаяся танцами с Пьером Рошелем, грозы почти не замечала, тихо ненавидя весь мир, геев и французов. От туфлей у нее немели ноги и болела спина, но это было не самое сложное. В конце концов, она научилась соблазнительно выгибаться, играть ножкой, ненавязчиво демонстрировать умопомрачительно тонкое запястье, облизывать губы, правильно трогать волосы, многозначительно играть различными предметами, мило краснеть, смеяться, отдергивать руку так, чтобы было понятно, что продолжение возможно, как бы случайно касаться ногой ноги под столом, а также правильно есть продолговатые предметы цилиндрической формы. Но Рошель требовал ее раскрыться, чего она сделать никак не могла. Все образы, которые она придумывала и тщательно прорабатывала, француз раскусывал, требуя показать ему настоящую Гувер, в то время как настоящая жаждала оторвать учителю голову и ложкой съесть мозги. Еще трудно было заигрывать с агентами, Рошель очень ругался, когда добившись своего, Гувер делала каменное лицо, доставала блокнот и ставила напротив имени агента в длинном списке размашистую галочку.
Но что ей придется танцевать в качестве экзамена и перед кем, учитель не предупреждал.
Татьяна оглядела толпу конкуренток. Нельзя сказать, что высокомерно, такие чувства не для тех, кто на вершине. Шпионка могла не бояться соревнования, не столько потому, что была лучшей, сколько потому, что лавров на веку ей хватало. Коридор будто пламенел рыжими волосами всех оттенков и мастей. У каждой претендентки на груди был порядковый номер, следуя которому они по очереди входили в закрытый кабинет с небольшим подиумом и шестом. Раскрасневшееся жюри сидело в кабинете, довольно обмахиваясь бумагой для выставления отметок. Не хватало Дантона, на предложение побыть членом жюри он ровно ответил, что по расписанию у него в это время проверка квалификации. Каменное лицо Доусона, зверски заваливающего всех претенденток, добавляло каплю дегтя в этот шовинистический рай, но не могло испортить никому настроения. Вызывающий отвлекся от эффектного скольжения по шесту претендентки Љ10 и выглянул в коридор.
— Номер одиннадцать, приготовиться! Скоро ваша очередь! Где номер одиннадцать?
Номера одиннадцатого не нашлось, и вызывающий пожал плечами, поспешив вернуться к эффектной концовке номера. Шпионка разъехалась в вертикальном шпагате по шесту, и от вида полоски белых трусиков у вызывающего внутри все перевернулось. Пятиминутный перерыв дал агентам придти в себя и выставить оценки.
— У меня скоро сердце остановится. — Поделился агент Картер, промокая лоб бумажной салфеткой.
— Так выйди. — Посоветовал агент Морган и убрал обратно в карман 10 долларов, которые достал по инерции в силу укоренившейся привычки. — Давай следующий трек, кто там по списку?
Музыка, раздавшаяся из колонок, заставила агентов усомниться, что она правильная. Потому что под «Pardonne moi» Мирей Матье еще никто не додумывался танцевать у шеста. Претендентка тоже не появлялась, агенты недоуменно переглянулись.
— Выключи трек. — Распорядился Доусон, поморщившись.
— Не надо! — Двери распахнулись, ударившись створками о стены, тонкая длинноногая фея вбежала в зал на высоченных каблуках с прозрачными платформами, не вписалась в поворот и задела бедром угол стола. Черные колготки в крупную сетку тут же неумолимо поехали, из царапины обильной бахромой полилась кровь. Претендентка растерянно провела пальцем по бедру, поднесла к носу, слизнула красные капли, смутилась так, что покраснела даже шея в низком вырезе джинсовой жилетки в кантри-стиле и впорхнула на сцену, встала, прислушиваясь к аккордам, подняла вверх бесконечно длинные тонкие руки, глубоко вздохнула. Потом пальцы затрепетали, и руки резко полетели вниз, вздрогнули, опять взлетели… фея сделала шаг, закружилась, обхватила шест и взлетела наверх, изогнувшись так, будто ей было больно, вся напряженная, как струна, готовая оборваться. Кровь пачкала ее руки, шест, одежду, капала на подиум…
«Прости меня!» — С отчаянием в голосе пела француженка — «Прости меня… я не хочу жить без тебя… о тебе я мечтала ночами… это было желание хотеть и познать…»
— Шедеврально. — Сказал Рошель, когда раскрасневшаяся чуть запыхавшаяся Гувер вышла в коридор, пропустив претендентку под номером двенадцать. — Ошень чуфственно. Ах, какой взгляд! Сколько гнева! Сколько страсти!
— Достал ты уже со своей страстью!
— Пошему ты опоздаль? Ты быль готоф за пятнадцать минут до нашала своей очереди.
— Создала эффект неожиданности. — Пожала плечами Мерида. — Танцы танцами, а головой тоже думать надо. Заодно вбежала, вся такая трагичная, запыхавшаяся… кровь прилила, грудь вздымалась… ну ты понимаешь. Ах, ты же гей! Тогда представь, что я парень.
— Я думай, ты быть настоящий там. У кого ты просить прощения? Думай о нем, кокда тебе придется…
— Не придется. — Отрезала Гувер. — Микроскопами гвозди не забивают. Для работы по чужим койкам у нас есть менее талантливые сотрудники.
— Ты хитрый дефочка. Обманыфаешь так, будто гофоришь правду, а кокда гофоришь прафду зфучит так, будто ты обманыфай. Смотри, не потеряйся ф этом.
— Не твое дело.
— Нет. — Согласился Рошель. — Но ты способна на польшее, шем франье.
«Как же я тебя ненавижу.» — Подумала Мерида.
— Итак, у нас двое финалистов. — Сказал Доусон Кейджу. — Гувер и Михайлофф. Михайлофф опытный и сильный агент, она не подведет… не буду тебе перечислять ее достоинства, ты их сам знаешь.
— Чем лучше Гувер? — Спросил Кейдж, положив подбородок на сложенные пирамидкой пальцы.
— Она моложе. — Без обиняков отрезал Доусон. — Натуральная рыжая, Орелл предпочитает их крашеным. Нет опыта полевой работы, значит, будет стараться. Способна действовать самостоятельно, может генерировать неожиданные ходы… Джокер, одним словом. Ее ты тоже прекрасно знаешь.
— Чем она хуже Михайлофф?
— Первый раз, может смешаться и все провалить. Формы еще не те, Орелл любит более округлых девушек. Ну и ее плохой парень, неизвестно, что он выкинет в самый неподходящий момент.
— Значит Михайлофф.
— Не знаю. Она превосходна. Даже слишком. А у Гувер есть кураж. И нельзя вечно мариновать ее здесь, рассказать тебе про плотно закрытую кастрюлю и пар?
— Дадим ей другое задание.
— Оно будет не менее опасным. Нельзя выпускать ее в поле неподготовленную. Хотя бы в группе захвата…
— Нет.
— Директор…
— Нет.
— Она будет в ярости.
— Я разберусь. Вызови ее.
Рядовой Гувер в весьма непривычном виде прошла в кабинет и села, сложив руки на коленях и подогнув под себя ногу в пластмассовой туфле. Кейдж по-новому взглянул на девушку, оценил плавные линии тела, длинные волосы с темной подпалиной, такие же брови, уже чуть потекший макияж… солдат обещал быть идеальным шпионом, а пока беспокойно ерзал, зацепившись колготками за пряжку на туфле. То, что надо Ореллу. Непосредственность и расчет в одном флаконе, юность и ум, страстность и отталкивающая холодность. Доусон поймал его взгляд и выразительно подвигал бровями. Нет. Он просто не мог.
