А вокруг откуда-то появились люди, люди, люди... Бежали со всех сторон. Мужики добивали агонизирующего кольцеглота и ругались так, что даже не слишком правильные меданы закрывали уши детишкам помладше... Но всего этого Геллан уже не видел. Зато видела Мила.
Она посмотрела на Уму, Аттиту и Дару. Перемазанные, грязные, напуганные и оттого немного злые. Меданы пытались привести в чувство Геллана, шептали что-то и хлопали по щекам, отчего походили немножко на сумасшедших. Дара смотрела Миле в глаза. Серьёзно и пристально.
- Мы победили, - твёрдо сказала Мила, впервые в жизни забыв, что она заикается...
Глава 32
Пой, Милашка, пой! Геллан
Голоса накатывали волнами, дробились, пульсировали эхом, повторялись бесконечно, назойливо и как будто сквозь толщу воды. Хотелось мотнуть головой и вытрясти звуки из ушей, чтобы настала тишина.
- Мы победили-или-или-или... - это сказала, кажется, Мила
- Он без сознания! В себя не приходит-одит-одит-одит... - кажется, Ума.
- Расступитесь-итесь-итесь-итесь! - властный голос Иранны.
Уверенные руки проходятся по всему телу, пальцы сжимают узкий разрез чуть выше лодыжки. Резкая боль и темнота...
В руках Иранны молнией сверкает нож. Она уверенно вскрывает почерневшую и вспухшую рану. Дара тихо ойкает.
- Там яд. - отрывисто говорит муйба и начинает массировать ногу, выдавливая чёрную густую кровь.
- Надо ртом, - бормочет Дара.
Ведьмы смотрят на неё, как на сумасшедшую, а Иранна бросает острый взгляд и кивком головы подзывает к себе. Повторять дважды не нужно: Дара садится на колени и впивается ртом в узкую рану, отсасывает и сплёвывает, отсасывает и сплёвывает. До тех пор, пока кровь не становится нормального цвета.
- Прижечь, - говорит она, задыхаясь. - Раскалённым ножом.
Ивайя высекает огонь из пальца. Иранна водит ножом над пламенем, а затем прикладывает лезвие к узкому разрезу. Геллан дёргается и шипит, но нога зажата руками Дары и Милы. Тёмные короткие кудри и коса цвета эхоний. Только это удерживает его от ругательств.
- С возвращением. - кидает муйба. Глаза её горят, а лицо безмятежно спокойно. Ни морщинки, ни чёрточки у жестких губ.
- Не дождетесь, - произносит он слабо.
В ушах - вата и шум, в глазах - волны и качка. Он пытается приподняться на локтях.
- Ты бы полежал немного, сынок.
Отрицательно мотает головой и упрямо пытается сесть. С пятой попытки ему это удаётся. Дара утирает рот рукавом. Он помнит её горячие губы.
- Воды! - кричит девчонка.
Кто-то приносит ведро и черпак.
- Пей! - жестко приказывает она и тычет черпаком в зубы. Хочется засмеяться, но он не смеет, покорно пьет холодную ключевую воду. Ледяную, обжигающую, вкусную до сладости.
- Т-ты ж-ж-жив, - плачет Мила и подпирает его плечом сбоку.
Плачет тихо, почти беззвучно, глотая слёзы и не решаясь их утереть.
- Не плачь. Меня невозможно убить, - пытается иронизировать. Голос срывается и плавает, как щепка в водовороте, - кольцеглот и тот подавился.
Получив свободу, распрямляясь, радостно хлопает крыло. Второе саднит и неуклюже прячется в обрывках одежды. Правой стороне повезло чуть больше.
- Помыться и переодеться, - командует меданами Иранна.
Никто не спорит, что удивительно. Напуганы. Тёмную тварь разрубили на куски. К остывающей липкой крови жадно присосались набежавшие со всех сторон ткачики.
- Фу, какая мерзость, - кривится Дара с отвращением.
- Хоть землю очистят. А то год ничего расти не будет, - тихо говорит он и пытается подняться.
- Посиди уж. Ты знал, да?.. Вырядился с утра, как самурай, словно народ попугать. А сам знал.
- Не знал. И даже не предчувствовал. Решил ночью быть всегда готовым к... неприятностям.
- Всё из-за меня. Если бы не я... здесь было бы спокойно... Зачем я только сюда провалилась-то, господи...
- Дара.
- Ну что, Дара, что Дара?!
- Здесь уже было неспокойно, поэтому не преувеличивай собственную значимость.
Ему удалось сказать это едко, с насмешкой. Девчонка выпрямилась, сжала губы и замолчала. Именно этого он и хотел. Не хватало ещё, чтобы меданам в головы влезла эта чушь. Хорошо, что всем было не до девчоночьих сетований.
Он поднимается с земли, пошатывается, морщится от боли в ноге. Терпимо, могло быть и хуже.
- Спасибо, - говорит тихо и прикасается к пальцам Дары.
- За что? - девчонка дёргает плечом и упрямо смотрит куда-то вперёд.
- Провалялся бы долго. Яд отсасывают и прижигают рану только стакеры. Остальные... либо учатся у них случайно, либо по-старинке.
- Я ни у кого не училась. По телику видела в каком-то фильме.
Лучше не забивать голову её словами. Всё равно не понять.
- И тебе спасибо, - говорит он Миле и прижимается губами к тёмной макушке.
Сестра доверчиво льнёт к нему. Впервые за то время, как не стало Пора. Маленький зверёк становится наконец-то девочкой...
- Геллан, - зовёт Иранна.
- Я скоро. И поедем домой. На сегодня хватит впечатлений.
- Потрясений - ты хотел сказать.
Он не спорит. Только оглядывается на две фигурки. Повыше и поменьше. Тёмные кудри и волосы цвета эхоний... И, прихрамывая, идёт вслед за Иранной. Судя по всему, девчонки видят его голый зад, но лучше об этом не думать.
- Он к-к-красивый, п-п-правда? - тихо говорит Мила.
Дара мычит что-то нечленораздельное и старательно смотрит на тонкое кожаное крыло Геллана...
- Ты петь умеешь? - спрашивает она вдруг невпопад и, оторвав взгляд от прихрамывающей фигуры, смотрит на Милу.
Девочка недоуменно хлопает глазами, открывает и закрывает рот, затем отрицательно мотает головой.
- А зря. Тебе надо петь. И тогда ты сможешь говорить.
Мила всё ещё не понимает.
Дара смешно складывает ноги - скручивает кренделем, усаживается поудобнее и, сверкая глазами, объясняет:
- Когда ты поёшь, звуки тянутся. И тогда легче произносить слова. Они становятся частью музыки, понимаешь? Научишься петь - научишься говорить. У тебя получится.
Мила смотрит, как жестикулирует Дара: небрежно встряхивает кистями, шевелит пальцами. Что слова, что жесты даются ей легко, плавно, без усилий. Как песня...
- Давай я тебя научу нашей песенке, простой и детской.
И Дара, взмахнув руками, прокашлявшись, затягивает:
Жили у бабусиии
Два весёлых гуууся!
Один серый, другой белый
Два весёлых гуууся!
- Повторяй! - командует она и в такт песне дирижирует:
Жили у бабусии...
Мила робко, почти без голоса, шевелит губами вслед. Затем, осмелев, добавляет свой робкий голосок к Дариному задорному: