— Я надеюсь, речь идёт не о Котэссе, — Лантон отрицательно покачал головой, и Дэрри, прищурившись, добавил: — И, надеюсь, мой тридцатилетний друг, у тебя до этого были хоть какие-то женщины.
— Были-были! — заверил его Ролан. — И много!
— Судя по возмущённому тону, одна или две, и то крайне давно. Так кто там объект твоей страсти? — студенты попытались читать по губам, и Сагрон повернулся к ним боком. — Ай, можешь не говорить: твоя аспирантка.
Ролан смущённо отвёл взгляд.
— Я никогда раньше себя так не чувствовал. А потом она сняла с меня… Ну, ту чешую с руки, помнишь, что меня поцарапали? Вот, сняла, и я… Я словно прозрел, — он вздохнул. — Меня тянет к ней невыносимо. Я не могу ни о чём думать, кроме неё.
— Взрослеешь, значит, — безропотно промолвил Сагрон. — Вот пройдёшь этап первой любви, а потом, может быть, перестанешь смотреть на женщин так, словно они относятся к другой расе.
— Нет, я понимаю, что нормально — испытывать к девушке природный интерес, — Ролан почесал затылок. — Но не… Я вообще ни о чём больше не могу делать! И я уверен в том, что это побочный эффект проклятия: влечение проснулось именно после того, как она меня исцелила. Не то чтобы раньше она мне не нравилась… — судя по скромно потупленному взгляду, нравилась, да ещё и очень, — но я не думал о ней в таком ключе. Мне теперь попросту стыдно смотреть девушке в глаза!
— Вот иди и скажи ей об этом. Заодно займитесь своим проклятием, — хмыкнул Сагрон.
— А у тебя с Котэссой такого нет? Я пытался её спросить… — Дэрри закатил глаза в ответ на эту фразу, и Ролан заметно смутился. — Но, я так понимаю, девушке лучше было не задавать вопросы в подобном ключе.
— Относительно того, спала ли она с мужчиной, к которому привязана проклятием? Да, ты действительно прав, это не то, что следовало спрашивать у скромной невинной девочки. Твоя Элеанор тоже бы обиделась. Да кто угодно обиделся бы!
— Я такого у неё не спрашивал. Я вовремя остановился, — почти гордо отозвался Ролан. — Но есть или нет?
— Не знаю, что ты имеешь в виду, — наконец-то честно ответил Сагрон. — Ну… Котэсса мне нравится, и как человек, и как женщина… тьфу ты, девушка. Хотя, да, она довольно пуглива, потому, прошу, не продолжай моё гордое дело по её отпугиванию, не подсыпай хвороста в огонь. Она и так не может определиться с тем, как ко мне относится.
— А по ночам? — тоскливо уточнил Ролан. — Не снится?
Студенты, кажется, прониклись его поведением и теперь, вместо писать ответы, задавались вопросом, что же в нагрузке могло столь нагло выбить из колеи доцента Лантона.
— Предположим, иногда. Но не каждую же ночь! — он вздохнул. — Я не знаю, что у вас там намешано с проклятием, или у тебя с гормонами, друг мой, но светлый образ Котэссы не преследует меня ежесекундно. Но если у тебя такие радикальные проблемы, то обращаться следует уже напрямую к Элеанор. Она должна знать.
— Как автор проклятия?
Сагрон едва сдержал досадливый рык.
— Как девушка, от которой ты дуреешь! И сними эту хламиду! — он дёрнул за рукав громадной мантии. — Ты в ней можешь соблазнять разве что ворон на городе.
— Спасибо, — кажется, Ролан испытывал искреннюю благодарность за столь простые, элементарные даже советы, и Сагрон заставил себя не смеяться. Его другу откровенно не хватало нормального общения с девушками, но что поделать, если всё настолько печально?
— Да не за что. Иди с миром, — вздохнул он, чувствуя себя старшим наставником. Всё-таки, следовало таскать иногда Ролана за собою по девчонкам, когда они с Ирвином бросали учёбу и увлекались активной студенческой жизнью…
Но Ирвин — даром, что сын не последнего в этом университете человека, — был готов творить какие угодно глупости, а Ролан… Ролан вёл себя, как та Элеанор. Может быть, впрочем, по этой причине они с Лантоном и были до сих пор дружны, а Ирвина он не видел уже неизвестно сколько лет — и с удовольствием ещё столько с ним бы и не встречался. Они ещё на пятом курсе не поделили барышню — или на шестом? — и с той поры словно кошка чёрная между ними пробежала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сагрон уже не мог вспомнить имя предмета спора, потому задавался вопросом, поддерживал ли с той девицей контакт Ирвин.
Ролан, напоследок опасливо покосившись на пятый курс, по стеночке покинул аудиторию. Сагрон обернулся к студентам, подарил им сердитый взгляд и наконец-то снял полог молчания.
— Ну что, сдаваться будем? — уточнил он, и инновационные часы, стоявшие на полке, в ответ на громкие слова согласно запиликали. — Сдаём работы.
— Да ведь урок ещё не закончился! — возмутился кто-то с задней парты.
— И вы ещё не всё списали? — Сагрон выдрал лист из рук первого студента, пробежался по нему взглядом и довольно кивнул. — Вижу, что почти всё. Сдаём-сдаём, ещё не хватало, чтобы у вас всех были пятёрки.
— Но господин доцент!
Но он оставался непреклонен и нагло отбирал внеплановую контрольную работу из цепких лап надоедливого студенчества. Надо же, а совсем недавно сам был таким и возмущался тирании преподавателей, заставлявших их хотя бы иногда думать головой, работать, да и вообще, тратить дарованное на отдых дело на такие бессмысленные дела, как учёба.
Пятый курс, кажется, уже свыкшийся с отвратительным характером Сагрона, но тут вдруг вновь ощутивший на себе его негативные стороны, сдавался уже почти добровольно. Студенты складывали вещи в сумки и медленно тянулись к выходу, изредка оборачиваясь и что-то едва слышно ворча себе под нос.
Он их игнорировал. Всё-таки, выслушивать бесконечное постороннее нытьё не было никакого смысла, и в такие моменты Сагрон предпочитал глушить посторонние звуки магией.
Пятикурсники покинули аудиторию, закрыли за собою дверь, и он уже собирался сесть и всё проверить, как вновь услышал тихий стук.
— Что опять? — не оборачиваясь, спросил он. — Я не дам дописывать вам эту контрольную. Сами виноваты.
— Мне нужно подписать журнал, в прошлый раз вы слишком быстро умчались из аудитории.
Он оглянулся, словно ошпаренный. На пороге — прямо на тоненькой перекладине, балансируя в попытке сохранить и внутреннее спокойствие, — стояла Котэсса. Сердитая Котэсса.
— Опять на вы? — уточнил он. — Заходи, только закрывай за собой дверь, а то эти опять вернутся, будут терроризировать меня на тему своей контрольной.
Котэсса подчинилась; дверь она за собой закрыла, в кабинет вошла и скрестила руки на груди, глядя на Сагрона так, словно он должен был немедленно признаться в совершённом преступлении.
— Я могу на ты, — она швырнула журнал на стол, и тот сам открылся перед Сагроном. — Но тебе это вряд ли понравится!
— Всё из-за того, что я забыл поставить какую-то незначительную подпись? — уже предвкушая очередную ссору, уточнил Дэрри.
— Нет, господин доцент. Всё из-за того, что из-за тебя по университету ходят отвратительные слухи, — она с трудом сглотнула, кажется, захлёбываясь собственным негодованием. — И меня это невероятно возмущает. Как так можно?
— А что я не так сделал?
— Сагрон! — она сделала шаг к столу, и он вдруг испытал подсознательное желание отодвинуться подальше. Котэсса, кажется, очень хорошо уяснила науку Хелены Ольи, по крайней мере, выглядела она всё так же угрожающе, как и та, когда гневалась.
— Да? — невинно моргнув, спросил он.
— Позавчера, — девушка упёрла руки в бока, — профессор Куоки минут пятнадцать рассказывал мне о твоей влюблённости на всю аудиторию!
О, так вон оно что…
— Мне нужен был хороший бакалавр, — невинно моргнул Сагрон. Он встал — перо одновременно поставило славную роспись в журнале, — и подошёл к девушке поближе. — Разве тебе хотелось бы защищаться у профессора? Поверь мне, это не самое приятное занятие на свете, да и вообще… — он сделал шаг ей навстречу, но девушка отступила к окну.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сагрон не сдавался. В конце концов, до подоконника было не так уж и далеко, а Котэсса, кажется, пока ещё об этом не подозревала.
— Не обязательно было вещать профессору Куоки о своей безумной любви, — с невероятным возмущением в голосе ответила она. — Он теперь будет напоминать мне об этом на каждом уроке. Прилюдно! Теперь о нас болтает едва ли не половина НУМа!
