по-прежнему. Затем, утром третьего дня, привычный ход вещей был нарушен.
Поначалу вроде бы все было как обычно. Мюррей спустился на веранду. Александр собирался уехать поутру, и перед портиком его ждал желтый «роллс-ройс». Он намеренно воспользовался этой машиной вместо неприметного универсала – типичный для Дефриса жест.
Мюррей подождал, когда появится его пациент. Дефрис в светло-желтом льняном костюме выглядел бодрым и отдохнувшим.
– Вы не против, если я поеду с вами? – сказал Роберт.
– Нет, мой друг, сегодня ты должен найти себе применение здесь.
– Когда вы вернетесь?
– Ближе к вечеру, не раньше.
Он сел в машину.
Проследив, как «роллс-ройс» свернул на подъездную дорожку, Мюррей пошел завтракать. Он наливал себе вторую чашку кофе, когда сверху в халате спустилась Натали, что было для нее весьма необычно в такой ранний час.
– Мадам сегодня утром нездоровится, – тут же сказала она. – Роза, ее горничная, говорит, что она заболела и должна оставаться в постели.
– Это из-за жары? – спросил Роберт.
– Конечно нет. – Она помолчала. – Роза, похоже, очень расстроена.
– Видимо, вам стоит зайти к мадам, – предложил он.
– Я так и сделаю – только оденусь.
– Я буду в своей комнате, если понадоблюсь.
Она ушла, а он поднялся к себе, намереваясь начать свой еженедельный отчет Кэррингтону. Когда он проходил мимо комнаты Александра, Бенчли наводила там порядок. С ней была Тиа Люсия, непостижимая, как всегда.
В своей комнате Мюррей достал несколько листов почтовой бумаги и придвинул стул к старому бюро из каштанового дерева. Но не успел он коснуться пером бумаги, как дверь открылась и вошла Натали.
– Я только что была у нее. Она, кажется, совсем плоха.
– Хотите, чтобы я взглянул?
– Я ей предложила. Но мадам нужен доктор да Соуза.
– В таком случае ей лучше послать за ним.
– Я пыталась дозвониться. Но линия Рейн-Мари не работает. – Она помолчала в раздумье. – Я пошлю Матео на катере.
– Кажется, это лучшее, что можно сделать.
Местный врач появился только ближе к вечеру, поскольку его не было дома, когда Матео добрался до Рейн-Мари. Да Соуза направился прямо в комнату мадам и оставался там долгое время. Наконец он вышел и, с черным саквояжем в руке, спустился в большой зал, где сидели в ожидании Натали и Мюррей вместе с Ламонтом.
Лицо да Соузы было в тени, когда он подошел к ним, но выражение этого бледного и окаменевшего лица заставило Мюррея выпрямиться в кресле. Человек был настолько погружен в себя, что казалось, будто он идет во сне, как лунатик.
– В чем проблема? – спросил его Роберт.
Да Соуза ответил не сразу. Затем, внезапно осознав вопрос, он улыбнулся:
– Прошу прощения. Я весь день на ногах – и фактически почти всю прошлую ночь. Во время тех ужасных беспорядков в Леомеле было так много раненых. – Внезапно он выдохнул со слабым хрипом. – У мадам местная лихорадка – ничего опасного.
– Ей нужно какое-то лечение? Я тогда скажу сестре Бенчли.
– Разумеется, – отстраненно ответил он. – Но мадам предпочитает, чтобы за ней ухаживала одна из сестер монастыря. Я договорюсь об этом с матерью настоятельницей, когда вернусь в Рейн-Мари.
Это казалось вполне естественным – с самого начала было ясно, что мадам настроена враждебно по отношению к Бенчли. В то же время Роберт испытывал смутное чувство недовольства.
– Вы уверены, что мне не следует присмотреть за ней? – спросил он.
Да Соуза решительно покачал головой:
– Я ценю вашу готовность помочь, но мадам ни в коем случае нельзя беспокоить. Она в очень нервном состоянии и хочет, чтобы ее оставили в покое. – Затем он добавил: – Сестра получит все мои инструкции. И я приеду снова сегодня вечером.
Он поклонился и направился к двери, которую Ламонт открыл перед ним. Вдвоем они пошли к машине.
Мюррей инстинктивно посмотрел на Натали, пытаясь понять ее реакцию на не подлежащие обсуждению указания да Соузы. Очевидно, они не показались ей чем-то необычным. Она лишь сказала, что должна пойти и распорядиться, чтобы для сестры приготовили комнату.
Когда она удалилась, Роберт пошел наверх и в нерешительности остановился у окна на лестничной площадке. Небо потемнело, и внезапно с другого конца бухты донесся отдаленный раскат грома. Но был ли это гром? Он повторился, на сей раз в сопровождении частых щелчков винтовочных выстрелов.
Мюррей сердито отвернулся – похоже, это у него в голове от перевозбуждения. Пытаясь взять себя в руки, он сел за свой еще не законченный отчет. Но он не дописал и страницы, как внизу, в холле, раздался пронзительный телефонный звонок. Мгновение спустя в дверь постучала Бенчли.
– Это был мистер Дефрис. Он только что звонил из Леомеля. Он решил там переночевать.
Роберт вопросительно посмотрел на нее:
– Я думал, телефон выключен.
– Для Рейн-Мари это все еще так. Но, по-видимому, до северного берега линия работает.
– С Александром все в порядке?
– Да. – Она помолчала. – Мне пришлось упомянуть о мадам. Но конечно, я сказала, что не о чем беспокоиться.
Последовала пауза.
– Что вы думаете об этом? – спросил он. – Такая болезнь ни с того ни с сего.
– Я не знаю… – Она умолкла с растерянным видом, оставшись стоять в дверях.
– Послушайте, – сказал он. – Все это действует на нервы. Давайте погуляем подальше от этого.
Ее бледное и напряженное лицо просветлело.
– Я давно собиралась. Но не хотела идти одна.
Они спустились на первый этаж, прошли через тихий холл и миновали ближайшие постройки. Затем, повернув в сторону от моря, они прошли до конца дороги через плантацию – он посчитал небезопасным вести ее дальше. В знойном воздухе было душно, но прогулка пошла ей на пользу. Они едва обменялись парой слов, но по возвращении она бросила на него прямой взгляд, в котором впервые за много дней промелькнула тень улыбки.
– Стало гораздо лучше. Спасибо вам.
В ее присутствии, даже когда она хранила молчание, было нечто такое, чего он никогда в жизни не испытывал, – аура гармонии и взаимопонимания, возвращающая ему бодрость духа и самообладание, снимающая тревожность.
Было уже почти шесть часов вечера. Пока Мюррей и Бенчли отсутствовали, появилась медсестра, тихая и толковая на вид, в белой камилавке и бледно-голубом облачении своего ордена. Мюррей в прекрасном настроении отправился принимать душ, говоря себе, что, возможно, страхи и опасения последних двенадцати часов сильно преувеличены.
И все же, когда он сидел у открытого окна своей комнаты, пытаясь остыть перед сном, фигура карибского доктора вырисовывалась перед ним все ярче и ярче. В каком бы свете Роберт ни рассматривал его, одно впечатление оставалось неизменным: в местном докторе ощущалась
