Александра смягчилось.
– Мой добрый друг, ты знаешь, как я к тебе отношусь, но где твои мозги? Ты так еще и не понял, не оценил чудесную Бенчли. Она не только прошла бы ради тебя сквозь огонь и воду, но и не посмела бы тебя ослушаться. Ты сказал ей ждать у дома да Соузы. И, клянусь Богом, она там тебя и ждала… Но хватит, Боб, на сегодня хватит. У меня и так по горло проблем. Вернемся к этому завтра. До тех пор ничего не произойдет. На самом деле, если моя информация верна, до третьего дня Марди Гра никаких неприятностей не ожидается. Так что настройся на добрые вести. Я уверен, что с малышкой Бенчли все обойдется.
Он махнул рукой, давая знать, что Мюррей свободен, и с какой-то обреченностью начал переворачивать страницы книги, лежавшей перед ним на столе.
Когда Роберт выходил из комнаты, Александр бросил ему вдогонку:
– Боб, никогда не люби женщину только потому, что она красивая. Это самая большая иллюзия в жизни.
Он больше не проронил ни слова, и главное, что он мог бы сказать, осталось непроизнесенным.
Мюррей был озадачен загадочными советами Дефриса. Легко было советовать подождать до завтра. Но он не мог ждать – он должен был что-то предпринять. И все же по крайней мере короткий отдых был ему необходим. После этого в голове должно было проясниться.
Он пошел в свою комнату и рухнул на кровать. Он дал себе час сна. Продолжая думать о Мэри, он закрыл глаза.
Как долго он спал, он так и не понял, но сон, если это был сон, оказался четким и ярким. Перед ним как бы на внутреннем экране постепенно сфокусировался дом да Соузы, залитый солнечным светом. Затем он увидел в толпе приближающегося да Соузу. Он знал, что это было повторение реальной сцены, и заметил то, чего не замечал раньше: на местном докторе не было шляпы. Так, с непокрытой головой, да Соуза и разговаривал с ним. Его поведение, впрочем, не вызывало никаких подозрений, когда он достал из кармана ключ и вставил его в дверной замок. А затем, совершенно неожиданно, в изображении что-то нарушилось. Он не повернул ключ в замке. Вместо этого он повернул дверную ручку. Значит, ему не нужен был ключ. Дверь не была заперта.
Хотя, конечно, такая мелочь необязательно что-то значила. Да Соуза вполне мог посчитать, что дверь заперта. Его слуга мог оставить ее открытой. Спокойствие, с которым он вошел в холл, крикнув своего слугу: «Кастро! Кастро!», даже его улыбка однозначно подтверждали его bona fides[21]. Любой другой вывод представлялся абсурдным.
Затем Роберта внезапно осенило. Убеждая его, что дом пуст, да Соуза явно перестарался. Он позвал Кастро, очевидно забыв, что когда-то говорил Роберту, что его слуга-кариб – глухонемой.
От этого неожиданного прозрения Мюррей проснулся, как от толчка. Он сел. Часы показывали шесть утра. Проклиная себя за то, что проспал, он скатился с кровати, оделся и, снедаемый нетерпением, не стал медлить ни минуты.
Бесшумно проходя по коридору, он увидел, что с двери мадам сняли белое покрывало. Теперь к фрамуге была подвешена плотная ткань из черного крепа. Итак, по воле божьей там все было кончено. Пока он спускался по лестнице, до него доносились приглушенные голоса молящихся монахинь.
Он незаметно вышел из дома. Небосклон был подернут золотисто-оранжевой дымкой, и первые лучи солнца уже коснулись земли, окутанной утренним туманом. Он направился прямо к навесу для лодок. Теперь он уже освоился с мотором, и через несколько минут тот ровно затарахтел. Затем Мюррей задним ходом вывел катер и отправился через залив.
Было чуть больше семи утра, когда вдали показался Рейн-Мари, два встающих из тумана шпиля собора. Десять минут спустя Мюррей пришвартовал катер и пошел вдоль причала в сторону города.
Магазины были еще закрыты, однако на Гранд-плас уже царило оживление. Несколько человек – босых и в закатанных штанах – поливали из шланга булыжную мостовую перед отелем «Фонсека», и, когда Мюррей проходил мимо, кто-то окликнул его. Он обернулся. В уличном кафе завтракал Чарли Каллаган.
Роберт подошел к нему.
– Как успехи? – спросил Чарли.
– Никак.
– Она не вернулась?
– Нет.
Он посмотрел на Мюррея.
– Ты рано встал, – сказал Роберт.
– Просто так получилось, что я еще и не ложился. – Чарли пододвинул к маленькому круглому столу еще один металлический стул. – Выпей со мной кофе.
Мюррей сел, радуясь горячему горькому напитку, который принес ему официант.
– Да, – протянул Каллаган, – похоже, я буду генералом Ли в этой маленькой войне. Я всю ночь горбатился. Пришло грузовое судно, и я таскал по северному берегу ящики со стволами, пока не заработал волдыри на ногах. – Затем, уже другим тоном, он спросил: – Какие теперь у тебя планы?
Роберт поведал ему о намеках Александра и о собственных подозрениях. Задумавшись, Каллаган начал барабанить пальцами по столу. Наконец он сказал:
– Знаешь, приятель, я верю, что тут что-то не так. Чем больше я влезаю в эту историю, тем больше хочу разобраться с нашим другом да Соузой. Он большая шишка, номер один среди карибов – они практически готовы ему зад лизать. Он заодно с коммунистами на шахте, но, хотя они считают, что используют его, все может обернуться наоборот. Поверь мне, этот тип одержим жаждой власти. Я думаю, он ни перед чем не остановится, чтобы увидеть себя Великим Освободителем, будущим диктатором этого клочка зарослей.
– Очень похоже, что так оно и есть. Может оказаться, что под лоском и трескотней да Соузы одна лишь мания величия – мы называем это мегаломанией.
– Называй это как хочешь, брат. Для меня он просто грязный скунс.
Мюррей проглотил остатки кофе и поставил чашку.
– Я пойду, – сказал он, вставая.
– Куда ты спешишь? Послушай, приятель, я знаю, что ты чувствуешь. Но, как я понимаю, нам следует включить мозги. И для начала надо понаблюдать, что там происходит.
Он выбросил окурок сигареты, встал, и они вместе пошли через Гранд-плас. Взяв Роберта за руку, Каллаган завернул в узкий проулок с табличкой «Ли Вонг. Прекрасная паровая прачечная» и постучал в дверь.
– Я стирал здесь свои рубашки. Пока они у меня были. Малыш Вонг – отличный парень. Он нас впустит.
Как только он это сказал, дверь открыл работник прачечной, пожилой китаец с клочковатой седой бородой. Выслушав объяснения, он провел мужчин наверх, в пустую комнату, уставленную рядами гладильных досок. Из окна через дорогу открывался прекрасный вид на дом да Соузы. Когда Ли Вонг ушел, они расположились поудобнее
