— С кем это ты разговаривала? — поинтересовался Вовик, беря Марию под руку.
— Это наша учительница.
— Ух, видно, злющая! Так на меня покосилась, будто я костыль у нее украл…
— Нет, она добрая… Пойдем в кино, Вовик?
— «Ночь в Венеции»? Это я видел… У нас ночи бывают лучше. Пойдем на падеспань!..
— Танцы еще не начинались…
— Без меня и не начнут, — засмеялся Вовик. — Без меня там жизни нет… Ты падеспань любишь?
— Я не умею.
— А что же ты умеешь?
— Вальсы… Польки…
Как только Вовик появился на танцплощадке, какой-то субъект с тарзаньим зачесом бросился ему навстречу и, оттащив Вовика на середину пустого еще круга, стал с ним горячо о чем-то советоваться. Мария удивлялась: Вовик, стоя в центре круга, на виду у всех, чувствовал себя так свободно и непринужденно, словно он и вырос на танцплощадке.
Наконец включили радиолу, полились звуки любимого Марией вальса «Амурские волны». Какой же он догадливый, Вовик!
Закружились пары, закружилась среди них и Мария, доверчиво положив руку Вовику на плечо. Вовик танцевал легко, свободно, можно было залюбоваться его плавными движениями, гордой, красивой осанкой. Мария чувствовала, что не одна девушка ей завидует, особенно вот та хищная, с голыми, прямо черными от загара плечами дачница, которую никто не пригласил на вальс.
Когда танец кончился, Вовик провел Марию за руку через всю площадку, будто гордился ею, будто хотел, чтобы все присутствующие оценили красоту ее стройной девичьей фигуры!
Охотников до танцев оказалось много. Пришли даже ребята из приморской рыбачьей артели «Сыновья моря» — довольно-таки неуклюжие кавалеры, явились целой гурьбой девушки с новых карьеров. Среди них Мария с радостью обнаружила одну из своих школьных подруг, симпатичную толстушку Раю, с которой она после выпускного вечера еще ни разу не виделась.
Теперь она узнала, что Рая уже несколько месяцев работает где-то на Крымской стрелке.
— Кем же ты там, Райка? — обнимая свою подружку, возбужденно расспрашивала Мария.
— Просто работницей в карьерах, — ответила Рая. — А что?
— Да ничего: не всем в институты ломиться… Я тоже работаю. На маяке… А что вы там добываете в своих карьерах?
Рая лукаво прищурила глаза.
— Ты сегодня ходила по аллеям в парке?
— Ходила.
— Видела, чем посыпано?
— Такой красивый, светло-розовый… приятно хрустит.
— Так это же и есть наш ракушечник. В праздник все железные дороги, все станции европейской части СССР будут им посыпаны.
— Ой, как хорошо! — воскликнула Мария и, вспомнив Ганну Панасьевну, добавила: — Какая у тебя романтичная, благородная профессия, Рая!
В этот вечер, наверное, специально ради Марии играли только вальсы и польки. Мария видела, что Рае тоже очень хочется потанцевать, но пока что ее никто не приглашал. Чтобы доставить удовольствие подруге, Мария уговорила Вовика пригласить Раю на вальс.
— А она умеет? — поморщился Вовик, окидывая взглядом прислонившуюся к барьеру толстушку.
— Умеет, умеет! Пригласи, будь ласков!
— Ладно, ради тебя…
И он галантно пригласил Раю на танец, ничем не обнаруживая, что такая партнерша не совсем его устраивает. Рая же просто сияла от удовольствия, идя с таким кавалером по кругу. А та голоплечая, в огромных серьгах дама, что невесть откуда забралась сюда, в среду трудовой молодежи, все следила за Вовиком, охотилась за ним бесстыдными хищными взглядами.
— Какой интересный брюнет! — неизвестно к кому обращаясь, громко сказала она, когда Вовик проходил мимо. В ответ на реплику он только презрительно улыбнулся, и Мария была ему благодарна за это.
Потом он опять танцевал с Марией, а после нее — с какой-то высокой, смуглой, с косами девушкой, похожей на гречанку. Она только что появилась на танцах, но все уже ее заметили. Сдержанная, спокойная, она была очень красива. Мария чувствовала, что ей не сравниться с ней, но, когда танец кончился, Вовик сразу оставил незнакомку и снова подошел к Марии. Сердце ее наполнилось радостной гордостью, что из всех девушек он отдает предпочтение ей одной.
— Пойдем выпьем воды? — предложил Вовик Марии, и она выбралась с ним из душной тесноты в прохладную аллею парка. Пьянящим запахом цветущего тамариска и маслин повеяло им навстречу.
— Кто она, Вовик?
— Кто — она?
— Та, что танцевала с тобой. На гречанку похожа.
— А, Ксана! Это наш новый врач, недавно из института прибыла.
— Очень красивая…
— Ты с комплиментами осторожнее, Марийка, — пошутил Вовик. — Но что ж это я воды нигде не вижу? Тоже мне торговля!
— Пойдем, проводишь меня и напьешься заодно.
— И правда! Не до упаду же нам танцевать.
Разгоряченные танцами, оба еще пьяные от музыки, они спустились в район порта, где жили родственники Марии.
Уже у самой калитки Вовика осенила идея.
— Хочешь, Марийка, я тебя сейчас по морю покатаю?
Девушка засмеялась.
— На чем?
— Нашу заводскую яхту возьму!
— Кто тебе ее сейчас даст, Вовик?
— Об этом не беспокойся: со сторожем у меня блат. Смотри, какие звезды, какая луна. Чем не венецианская ночь! И в такую ночь спать?
Мария посмотрела на луну, на звезды.
— А это долго?
— А что тебе — долго или не долго?
— Завтра мне…
— Да брось ты свое «завтра», — все больше горячился Вовик. — Хочешь, я тебя на яхте и на остров доставлю… Чем завтра тебе ждать оказии, забирай сейчас свои узелки — и айда!
— Представляю себе: подлетаем вдруг среди ночи на яхте к маяку, и отец навстречу…
— А, мы к самому маяку и не пойдем, чтобы не дразнить твоего старика, зачем? Еще стрелять начнет, и контрабандиста меня примет. Я тебя где-нибудь на диком пляже высажу!
Лунная ночь… Море… И они вдвоем на белокрылой яхте… Большое было во всем этом искушение, но Мария все еще колебалась.
— Яхта ведь заводская…
— А что ей сделается? — настаивал Вовик. — Не убавится же от нее, а нам на всю жизнь воспоминание… Смотри, море аж светится, просто само зовет нас! Марийка, любимая, решайся, прошу тебя!
Мария решилась.
Через полчаса они уже были в море…
Не огонек маяка, а далекий холодный месяц светил в эту ночь Марии с высоты.
Отдалялись берега, таинственно сияло вокруг ночное море, и казалось, мир вымер, только они вдвоем кружат в этот час среди тихих сияющих просторов, распустив над собой белоснежный парус своей молодой любви…
Всю ночь провела Мария в море. Всю ночь чертыхались рыбаки на этот белый блуждающий парус. А на рассвете видели рыбаки, как парус подошел к острову и девушка, подобрав юбчонку выше колен, ежась от утренней свежести, побрела по отмели к берегу.
X
Роднее, чем когда бы то ни было, стал после этой ночи Вовик Марии… Целыми днями думала она теперь о нем, все волновалась — как он там?
Видно, не прошла для него безнаказанно взятая без разрешения яхта, должно быть, отстранил его товарищ Гопкало от капитанства. В обычное время «Боцман Лелека» снова проходил рейсом на Керчь, но на этот раз вместо Вовика на мостике стоял кто-то другой, широкоплечий, усатый, чужой. Он с жадностью грыз красный, как раскаленные угли, арбуз, разламывая его руками, а объеденные корки швырял с мостика далеко за борт, словно хотел дошвырнуть до Марии. Насытившись, он и вовсе отвернулся в сторону, показав Марии свою широченную, обтянутую кителем спину. Разве Вовик мог бы так равнодушно повернуться к ней спиной!
Невесело было на душе у Марии в эти дни. Иногда беспричинно хотелось расплакаться, чего с ней раньше никогда не бывало.
Однажды Мария работала на вышке, настраивала регулятор маяка. Устав, облокотилась с ключом в руке на перила и загляделась на материк. Отсюда, с многометровой вышки, хорошо виден районный городок, темная полоска акаций в парке, школа с белыми колоннами… Интересно, там ли сейчас Ганна Панасьевна? Марии припомнилась недавняя встреча в парке и короткий разговор, который прозвучал сейчас для девушки по-новому, иначе, чем тогда… Какое-то неуловимое предостережение послышалось ей в последних словах учительницы и в том, как она сердито, словно осуждающе, постукивала палочкой, выходя из парка… А что сказала бы Ганна Панасьевна, узнав про ее ночное катание на яхте? Другие с гордостью расправляют над собой трудовые паруса, а каким был тот, взятый контрабандой для пустой забавы парус? А Вовика все же отец, наверное, разжаловал в пожарники; может, стоит он сейчас на рыбозаводской каланче, хотя тушить вряд ли что-нибудь придется — один негорючий камень вокруг.
Девушка перевела взгляд на далекую Крымскую стрелку, которую тоже хорошо видно с вышки. Длинной ровной лентой темнеет стрелка, где-то далеко, по ту сторону моря, крошечный паровозик ползет по ней к карьерам, таща за собой длинную цепочку вагонов; отсюда они кажутся не больше спичечных коробков. Это ведь Рая должна наполнить все те вагоны своим чудесным светло-розовым ракушечником, солнечной россыпью, что будет потом радовать человеческий взор на ближних и дальних станциях «по всей европейской части СССР…».
