Впрочем, затем он передумал и, сменив гнев на милость, выстрелом травила в упор уничтожил замок, соединявший концы цепи. Я тем временем вкратце объяснил Ирлеф суть происходившего.
— Вот что может случиться, если у народа нет ни Заветов, ни истинной веры, — констатировала она, выслушав мой рассказ.
Возразить ей было трудно.
Отмахав приличное расстояние, мы расположились на привал, во время которого Хавр заявил:
— Нам пора выходить на Забытую Дорогу. В те места, куда мы идем, другим путем не добраться. Но тут все непросто. Дорогу эту назвали Забытой не потому, что она никому не нужна, а потому, что она стала опасна. Я схожу на разведку. Нужно выяснить, что там изменилось за время моего отсутствия, а что нет. Пойду один. Его (кивок в мою сторону) я еще мог бы взять с собой, а тебя (взгляд в упор на Ирлеф) нет. Это то же самое, что заставлять одноногого идти по проволоке. Поэтому оставайтесь оба здесь. Если я не вернусь до тех пор, как погаснут угли этого костра, идите обратно в город прежним путем.
Поскольку ранее на случай его смерти я имел совершенно иные указания, напрашивался следующий вывод — или планы Хавра кардинальным образом изменились, или все сказанное им не более чем очередная дезинформация.
— Хавр, разве там, куда ты идешь, опасней, чем здесь? — после некоторого молчания спросила Ирлеф.
— Конечно. — Он недоуменно пожал плечами.
— Ты не заметил, что с некоторых пор я стараюсь всегда быть или возле тебя, или в месте, тебе неизвестном?
— Опять… — тяжело вздохнул Хавр.
— Не вздыхай. Я давно подозреваю, что ты можешь как-то влиять на Сокрушения. Говорят, в ваших краях такие люди встречаются. Я всегда боялась, что однажды ты обрушишь Сокрушение на мою голову.
— И что дальше?
— Я снова боюсь за свою жизнь.
— Нужна мне твоя жизнь! Особенно здесь. Я не забыл предупреждения Блюстителей. Кроме того, с тобой остается надежный защитник. Даже сильно захотев, я не смогу причинить ему вреда, а значит, и тебе.
— Хорошо, иди. — Она демонстративно подкинула в костер охапку сучьев.
— Можно узнать, что ты об этом думаешь? — спросила она спустя некоторое время.
— Выпытывать у меня что-нибудь — пустое дело. Я не вижу особой разницы между тобой и Хавром. Более того — ты наотрез отказалась мне помочь, а он хоть что-то туманно обещает. Поэтому мое мнение останется при мне. Подождем, чем закончится наш поход. Но ты можешь не бояться за свою жизнь. Я гарантирую тебе безопасность!
Она снова надолго замолкла, а потом, глядя на пляшущие языки огня, спросила:
— Почему ты не остался у златобронников? Их компания подошла бы тебе гораздо больше, чем наша. Дело только в зелейнике?
— Нет. Мне бы это ничего не дало. Их воля не нужна мне точно так же, как и ваша тюрьма.
— Но ведь там тебе обещали любовь. Наверное, для тебя это немало значит.
— Ты слышала, что я ответил.
Я чувствовал, она хочет спросить еще о чем-то, и терпеливо ждал. Наконец Ирлеф решилась:
— Разве то, чем они занимались, и есть любовь?
— Проще было узнать это у самих златобронников.
— Я хочу услышать твое мнение.
— Для некоторых сторон жизни человека имеет значение только та мера, которой он сам пользуется. И все, что касается страсти, — как раз этот случай. Если златобронники считают любовью именно то, что нам довелось наблюдать, стало быть, так оно и есть. Для них, само собой.
— А для тебя? Для таких, как ты?
— Любовь… — Я усмехнулся. — О любви можно говорить бесконечно… Любовь — это голод души. Сладкое безумие. Любовь способна подвигнуть человека на любые жертвы. Она делает труса отважным, слабого — сильным, ничтожного — гордым. И только дурака сделать умным она не может. Скорее наоборот. Любовь слепа и несправедлива. Она принимает за достоинства даже пороки своего кумира. Она чурается разума, может быть, потому, что имеет более древние корни, чем он. Любовь, как вспышка молнии, лишь на мгновение освещающая нашу жизнь, все остальное в которой — мрак, слякоть и дождь. Любовь — это восторг, всегда сменяющийся разочарованием. Любовь погубила не меньше душ, чем ненависть. И все же тот, кто ее не испытал, жил напрасно.
— Выходит, жила напрасно и я… Та женщина у Переправы была права. Слепому не дано понять красоту распустившегося цветка. Речи этой ведьмы зародили во мне сомнение… Я не перестаю думать о ее словах. Неужели златобронники знают что-то такое, чего не знают дитсы? А теперь еще ты… Неужели мы действительно неполноценные?
— Ваша жизнь устроена совсем по-другому, чем у златобронников. Я не говорю — хуже. Просто — по-другому. Зелейник, Заповеди и бастионы не нужны сильным душам. И толпой они собираются только в моменты крайней необходимости. А что делать слабым? Им приходится жаться друг к другу, сбиваться в стадо, а тут царят совсем другие законы. Стадо может идти только в одну сторону и есть только одну пищу. Такой общей пищей для дитсов стала ложно понятая всеобщая праведность, а дабы сухой кусок не застревал в горле, вы запиваете его зелейником. Вы проповедуете скудность, смирение, прилежание, терпение — добродетели нищих. Чтобы жить в мире с ближними своими, вы отказываетесь от всего, на что те могли бы позариться. Вы отвергли все телесное, все дарующее человеку радость, ибо это может вызвать зависть соседа. Любовь запретна для вас еще и потому, что заставляет глядеть только на своего избранника, а не туда, куда глядит стадо. И в этом есть смысл! Ведь если стадо разбредется, обрадоваться этому могут только волки. Дит и в самом деле будет существовать лишь до тех пор, пока будут соблюдаться Заветы. Отречься намного проще, чем уверовать. Разрушить бастионы и засыпать рвы не так уж сложно. Вы можете стать свободными хоть завтра, но станете ли вы от этого счастливее…
— Значит, ты согласен, что мы правы? Ничего менять не следует?
— Вы не правы. Меняется жизнь. И этому невозможно воспрепятствовать. Этому нужно подчиниться. Нельзя спешить, но нельзя и медлить.
— Даже в близком человеке трудно заметить перемены. А как же заметить их в жизни?
— На этот вопрос у меня нет ответа. Изредка появляются люди, способные не только объять разумом весь сущий мир, но и проникнуть взором в прошлое и будущее. Им открыты горизонты, недоступные для простых смертных. Они умеют сопоставлять несопоставимое. Это провидцы, пророки. Однако судьба их чаще всего плачевна. Род человеческий старается отринуть их. Этим людям доступна лишь посмертная слава.
— Нам ждать такого человека? А как узнать, не лжепророк ли он?
— Ждать пророка то же самое, что ждать дождя в пустыне. Разумные люди предпочитают копать колодцы. Спасение доступно только созидающим. Среди слепцов не родится зрячий. Вам придется прозреть самим. Хоть немного. И тогда пророк не заставит себя ждать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
