Вся жизнь пронеслась у Алексея перед глазами. Как старая пленка в древнем кинопроекторе, перекручиваемая назад. С того момента, как он шагнул к двери. И до самого его первого вздоха. На этот раз сознанию не потребовалось и четверти мгновения, чтобы увидеть весь жизненный путь.
А смерч, поднявший его от пола, пронес его по неведомым далям и бытиям и осторожно поставил на ноги.
Впервые за сегодня стихия не припечатала его задом об пол. А аккуратно, как ту же вазу, поставила и даже, кажется, пылинки сдула.
Клубившееся перед глазами сине-фиолетовое марево истончилось и тонкой кисеей спало с глаз.
Алексей стоял в прихожей своей квартиры на проспекте Вернадского. За те дни, что его не было, тут ничего не изменилось. Вот только запах… едва уловимый запах тлена и, кажется, газа.
Что за?…
Газ, выходя из дому, он закрывал тщательнейшим образом, а протухнуть тут было нечему.
По квартире плыло туманное марево, причудливо искажая очертания знакомых предметов. Туман не туман, дым не дым…
Алексей запустил руку в карман и извлек оттуда первое, что попалось.
Резной костяной гребень. Еще один подарок от Антиквара.
Повертел его в пальцах, припомнил, как рванула дверь от соприкосновения с ключом, выданным тем же Ильей.
Хмыкнул и запихал гребень обратно в карман. Решив про себя, что к этим игрушкам прибегнет в последнюю очередь. А то, может статься, что и жить ему станет негде после этих штучек. Дверь-то вон в какие щепы разнесло.
Достал из подсумка кедровые плашки с рунами, любовно выжженными каленым ножом и окрашенными собственной кровью и, подкинув их на ладони – Mannaz, Uruz, Perth, Wunjo, Dagaz – шагнул из прихожей в комнату.
Туман, заполнивший квартиру от прихожей до балконной двери, колыхнулся и принял его в себя, вода.
Звуки сразу стали приглушенными, будто злой шутник напихал ему ваты в уши.
Зато запах стал ощутимее, гуще. Показалось, что если пройти еще пару шагов, то можно будет кануть в него, как в туман.
Очертания знакомых предметов плыли и изменялись.
За окном дурным голосом взвыла автомобильная сирена и замолкла, как будто оборвали провода.
Тут же утробно завыла другая сигнализация. Сигнал воздушной тревоги, сигнал общего сбора, которого Алексей не слыхал с детства. С тех пор, когда отец раз в полгода по вот такому же сигналу на целый день уходил на военные сборы, сквозь зубы матеря вся и всех.
Сначала показалось, что ошалевший динамик орет за окном. Но после стало понятно – звук был замкнут в пределах квартиры. И Алексей, и сирена, судорожно оглашавшая пространство воплями, были здесь пленниками.
Стены комнаты, гостиной, как называла ее Ольга, поплыли в стороны. Туман белесыми нитями потянулся за ними. За какие-то минуты комната, обычная гостиная, правда, в доме с улучшенной планировкой, стала размером с актовый зал в школе. Вот только мебель осталась та же. Журнальный столик. Стулья. Диван и два глубоких кресла. Телевизор. Акустика. Полки с цветами, книгами, дисками. Почти все из ИКЕИ. „Дизайнерское“ барахло.
Алексей ждал. Сжав во взмокшей разом ладони пять рун: Я, Сила, Посвящение, Свет, Прорыв.
Странная комбинация, но очень четкая, практически исключающая двусмысленные толкования. Пять знаков давали точную картину. Чем их больше, тем яснее, но и читать сложнее.
Обычно Алесей доставал три руны. Хоть убейся – три и все. Но теперь удалось ухватить за подол вертихвостку Судьбу и получить от нее подсказку.
К тому же каждая руна сама по себе была еще и оружием. Как правило, Алексей использовал знаки рун, складываемые движением ладоней. И руны слушались его. Правда, не давали того эффекта, какой получился бы, используй он те самые деревянные плашки, изготовленные собственными руками.
„Помогут“, – мелькнуло в голове.
Алексей до хруста сжал руны и двинулся к своему любимому креслу. Подошел и сел. Стоило просто подождать дальнейшего развития событий. Неспроста же он тут оказался? Все, что может ему понадобиться – у него под рукой; нервы на пределе, бежать куда-то – увольте.
„Городецкий отдыхает“, – весело подумал Алексей и положил ноги на журнальный столик, прямо на стеклянную столешницу. Была бы дома Ольга – фиг бы позволила.
Механически подкидывая руны на ладони, он размышлял. Снова в голове проносились события прошедших дней, лица. Все вертелось, будто в котле у повара, заботливо перемешивающего варево событий и происшествий.
И как охотник, крадущийся к сторожкой дичи, шаг за шагом, мысль за мыслью, стараясь не вспугнуть и не издать лишнего шороха, он подбирался к ответам.
Кто?
Зачем?
Почему?
Хлопнула входная дверь, и Алексей вздрогнул всем телом. В любимом кресле он расслабился, а теперь вспомнил об опасности.
Оттолкнулся ногами от пола и вместе с креслом развернулся к прихожей.
В дверях стояла Ольга и смотрела на него огромными серыми глазами.
– Милый, я дома! – куда-то в сторону спальни крикнула она. – Сейчас иду, мой родной. – Голос у нее был теплый и ласковый.
– Что? – тупо спросил он. – Ты откуда тут? Откуда?
Ольга распахнула легкое осеннее пальто, нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги. Красные, на высоченной шпильке – Алексей сам настоял, чтобы они их купили. Уж больно понравилось, как они сидят на ее ножке.
Ольга тем временем расстегнула сапоги, отшвырнула их в угол, повесила пальто на вешалку и вошла в комнату. Прошла и села напротив.
Алексей вместе с креслом повернулся к ней. И впился глазами в любимую женщину, которой не должно было здесь быть. Она ведь погибла два дня назад!
Хотя он и не видел тела, но такая уверенность не покидала его все эти дни.
Погибла. Нет ее.
Тем более запись на видеопленке более чем наглядно демонстрировала то, как она перегнулась через парапет моста и упала в воду.
– Ты звала меня. Я пришел, – глупо обронил он. – Только я не пойму, как же? Ты ведь умерла? Утонула.
Говорил он спокойно и сухо. Как будто ронял камни себе под ноги.
И оглядывал Ольгу. Не верил ей. Не верил этой квартире, не верил мебели… Самому себе, леший задери, не верил.
И тут до него дошло, что было не так, что не понравилось ему в вошедшей в комнату Ольге.
Следы!
На полу, там, где она прошла от двери к креслу, остались мокрые следы! Словно она только что вышла из душа и босыми ногами прошлепала к креслу, на ходу вытирая голову полотенцем.
„Умертвие“, – стрельнуло в голове.
– Как это я утонула? Где? Что с тобой?
– Оля, не надо. Не горячись. Я не знаю, где мы сейчас и что с нами происходит. Не могу понять. Но у меня есть пленка, видеопленка, на которой заснято то, как ты ухнула с моста в реку. Она в машине…
– Как это „ухнула с моста“? – подозрительно прищурилась Ольга. – С какого моста?
– С Арбатского. Ты сама сбросилась в воду.
– Что значит сама? Как это сама? Чекнулся?! Самоубийство – грех! Мы не вправе распоряжаться тем, что нам не принадлежит! – истово заговорила она. – Как, сама! Грех великий, Лешка!
– Оля, пойми, я не видел тела. Я не уверен…
– Тела не видел! А перед тобой что? Не тело??! – она в запале рванула блузку на груди. Ткань с треском разошлась, явив свету великолепную грудь, поддерживаемую чисто символическим бюстгальтером. Груди упруго качнулись. – Это что, не тело?!
Алексей, как завороженный, уставился на полуобнаженную грудь жены. То, что он увидел, было абсолютно невероятным. То есть грудь была конечно красивой, но привычной. А вот отсутствие нательного крестика, с которым Ольга не расставалась даже в бане, креста, переходившего в ее семье из поколения в поколение, от матери к дочери, – не было.
Обычно он свисал на цепочке с шеи Ольги и прятался в ложбинку на груди.
Но сейчас ни цепочки, ни крестика не было. Живая Ольга ни за что бы не рассталась с семейной реликвией. Тем более, что была она истово верующей, что порой даже осложняло взаимопонимание между ней и Алексеем на ниве „семейного долга“.
Однако, несмотря на все заветы Белого Христа, как называл его Алексей, истинно христианского смирения в ней не было ни на грош. Характер у Ольги был достаточно стервозный и склочный. Хотя Алексей и пытался сглаживать конфликты, иногда у них разгорались нешуточные ссоры. Наиболее активной стороной в которых была Ольга.
Скандалила. Потом плакала, потом мирилась.
Потом опять находился повод.
– Оля, а где твой крест? – спросил Алексей и сжал правую руку в кулак. Кедровые плашки сошлись со стуком. Про себя он начал читать заговор.
– Какой крест? – сделала большие глаза, будто не понимая о чем речь, Ольга.
– Твой нательный крест, – ладонь начало жечь будто горчичником. – Ты с ним не расставалась.
– Ах, этот крестик! – удачно изобразив забывчивую дуру, воскликнула Ольга. – Он стал мне мешать. Там, на полочке лежит, в ванной. – И неопределенно махнула рукой в сторону коридора. Правя рука уже собралась метнуть руну Силы, Алексей напружинился, готовый сорваться с места…
