Там лежал здоровенный мужчина, обросший бородой до самых глаз.
— Как вы себя чувствуете?
— Отлично, — улыбнулся больной в ответ доктору.
— Перевязку сделаете в процедурной и заодно побреетесь. Нельзя же так, в самом деле. Это же не в поле.
На четвертой кровати лежал мальчик лет двенадцати. Доктор потрепал его по щеке.
— Месяц еще осталось потерпеть. Совсем немного.
— Я считаю каждый день, — ответил больной.
Ринтын приподнялся на кровати: судя по произношению, это был чукча.
— Вот твоего земляка вчера привели, — сказал доктор и показал рукой в сторону Ринтына. — Поправится, станет тебе веселее.
— А что у него сломано? — спросил мальчик.
— Ерунда, все у него цело: корь и левостороннее воспаление легких. Через три дня встанет на ноги.
Доктор вышел. Некоторое время в палате стояла тишина: каждый обдумывал слова доктора. Вдруг Ринтын услышал всхлипывания. Плакал больной на соседней кровати. Он лежал, накрывшись с головой одеялом. Его худые острые плечи вздрагивали. Ринтын с беспокойством посмотрел вокруг. Каждый занимался своим делом, все делали вид, будто ничего особенного не происходит.
— Не обращай внимания, — услышал Ринтын слова на чукотском языке: это говорил мальчик, — он плачет каждый раз после врачебного обхода…
16
На третий день, как и предсказывал доктор Мухин, Ринтын встал на ноги. К этому времени он уже успел не только со всеми познакомиться, но и узнал истории их болезней.
Сосед Ринтына, бухгалтер районной торговой конторы, был безнадежно болен — рак желудка. Все знали, что его дни сочтены, и сам больной хорошо это знал. Он часами лежал неподвижно, устремив свой взгляд в потолок. Раза два приходила к нему жена, приносила передачи. Она с нескрываемой брезгливостью садилась у кровати больного мужа, отсиживала положенные десять минут и торопливо уходила. Супруги почти не разговаривали, обменивались всего лишь несколькими словами. Жена скороговоркой сообщала новости о сослуживцах, о том, что Танечка здорова, кушает все, приехала теща Комарова, Фира Львовна купила котиковую шубу…
Во время ее посещений в палате было тихо, но как только она уходила, все облегченно вздыхали.
Петр Петрович, геолог, был жизнерадостным человеком с большим юмором. У него было огнестрельное ранение в плечо.
Самой интересной была история болезни чукотского мальчика, которого звали Амтын. Он был сыном бедного оленевода из глубинного тундрового стойбища. Родителей мальчик потерял еще в раннем детстве и воспитывался у дальнего родственника, богатого оленевода Вэльпонты, кочевавшего в районе Амгуэмской тундры.
Однажды в далекое стойбище, казалось совершенно оторванное от внешнего мира, прибыли посланцы Советской власти. Недружелюбно встретил старый Вэльпонты приезд непрошеных гостей. Но законы тундры для всех одинаковы.
Для него не было неожиданностью собрание, которое провели среди бедных пастухов приезжие, и решение — поделить стадо между пастухами, организовать товарищество по совместному выпасу оленей. Вэльпонты предложили вступить в товарищество на равных правах вместе с другими. Не знали посланцы новой власти, что в свое время Вэльпонты откочевал в эти места, убегая в глубь материка от колхозов, от Советской власти. Приезжие отправились дальше, в другие стойбища, но не суждено им было туда добраться. По дороге их всех до одного перестреляли и утопили в проруби озера Элелылы.
Через три месяца приехала комиссия для расследования убийства. Амтын рассказал все. Он не мог забыть белокурого русского парня, который говорил с Амтыном через переводчика о школах, о больших городах, где может побывать даже чукотский пастух, потому что наступила счастливая жизнь для бедных людей, ставших хозяевами земли.
С облегчением вздохнули пастухи, когда за холмом скрылись нарты, увозившие навсегда ненавистного Вэльпонты и его приспешников. Однако в стойбище оставались еще люди, которые надеялись на возвращение Вэльпонты. Среди них был пастух по имени Тыркын. Он не скрывал своей ненависти к Амтыну. Однажды им довелось вместе идти в стадо. Амтын шел впереди, а Тыркын далеко позади. Путь проходил между высоких скал, на которых нависли тяжелые снежные козырьки, готовые при малейшем сотрясении воздуха низвергнуться вниз. Вдруг Амтын услышал выстрел и за ним в наступившей тишине зловещее шуршание. Словно ручейки потекли потоки снежной пыли, и вслед за ними огромные глыбы снега покатились вниз. Амтын бросился в сторону. Но снежная лавина настигла его, подмяла под себя. Он потерял сознание. Пастухи откопали Амтына. У него были сломаны обе ноги и два ребра.
Три дня и три ночи гнали лучших оленей, чтобы доставить Амтына в ближайший поселок. Здесь ему оказали первую помощь, а затем самолетом отправили в бухту Гуврэль.
— Доктор Мухин в первый же день обещал починить меня так, что буду бегать быстрее, чем бегал раньше, — улыбнувшись, закончил свой рассказ Амтын.
Ринтына поразила история Амтына. Он вспомнил давно прочитанную книгу о русском мальчике Павлике Морозове. Поступок Амтына чем-то напоминал Павлика Морозова. Ринтын сказал ему об этом. Мальчик улыбнулся. Улыбка у него была необыкновенно приятная, теплая, с оттенком застенчивости.
— Да, мне об этом говорил доктор Мухин. Только вот книгу никак не может разыскать.
— Мне очень запомнилась эта книга. Я расскажу тебе о Павлике Морозове все подробности, — пообещал Ринтын.
17
Жизнь в больнице текла размеренно и спокойно. Ринтын лежал здесь уже больше недели, и за это время никаких происшествий не произошло.
Теперь юноша чувствовал себя совершенно здоровым, ел в больничной столовой и выполнял нехитрые поручения своих соседей по палате.
Большая часть времени больных уходила на чтение и сон, спать можно было сколько угодно и когда угодно, только не во время врачебного обхода. Петр Петрович, узнав, что Ринтын едет в университет, много говорил о студенческой жизни. Амтын иногда по просьбе Петра Петровича рассказывал сказки, различные случаи из жизни оленеводов. В это время Ринтын неизменно выступал в качестве переводчика. Сам Ринтын вспоминал родной Улак, рисовал вслух картины охоты на моржа, школьную жизнь.
Как-то Ринтын увлекся рассказом о белых ночах в Улаке, когда солнце наполовину окунается в воду и снова поднимается над горизонтом, начиная свой безостановочный путь. Иван Петрович, так звали больного, лежащего рядом с ним, перебил его:
— Да что ты хвалишь эту безрадостную землю! Могила для человека твоя Чукотка! Картофель консервированный, компот консервированный, мясо консервированное. Да разве можно так нормально жить? — Иван Петрович закашлялся и упал на подушку.
Впервые Ринтын услышал такие слова о своем родном крае. Возмущенный, он смотрел на тонкое заостренное лицо Ивана Петровича, по которому текли мутные слезы.
— Не обращайте на него внимания, — раздался спокойный голос Петра Петровича. — Болезнь его говорит…
После этой вспышки в палате дня два было тихо. Иван Петрович часами лежал на спине и смотрел в потолок. Когда приходила жена, он молча отворачивался к стене и так лежал до тех пор, пока она не уходила. По вечерам заходил доктор Мухин. Он иногда засиживался допоздна. Больные любили такие вечера: доктор был начинен различными рассказами из своей многолетней практики.
При утренних обходах доктор Мухин не задерживался возле Ринтына, так как Ринтын уже был совершенно здоров и ждал выписки со дня на день.
Ринтын догадывался, что его держат в больнице вопреки всяким правилам, просил, чтобы его выписали, но каждый раз в ответ доктор сердито говорил:
— Позвольте мне самому судить, когда выписывать больного.
Теперь каждый день превратился для Ринтына в настоящую пытку. Он с неохотой просыпался, долго валялся в постели, стараясь снова уснуть. Сквозь ресницы прищуренных глаз он наблюдал за остальными. Вот Петр Петрович берет с тумбочки часы, смотрит на них и начинает заводить. Пока он заводит часы, просыпается Амтын и шепотом спрашивает, который час. Затем приходила нянечка. Она приносила «утку» Амтыну и каждому по градуснику. К этому времени поднимался с постели Петр Петрович, уходил умываться Иван Петрович. Ринтын отворачивался к стенке и закрывал глаза. Иногда он слышал гудки пароходов. Они звали Ринтына в дорогу. Сердце его сжималось от тоски.
От доктора не ускользнуло подавленное настроение Ринтына. Однажды после обеда он вызвал его к себе в кабинет. Ринтын уселся на холодную скользкую клеенку кушетки.
Доктор Мухин медленно набил трубку, раскурил ее.
— Хандришь, молодой человек?
— Да, — согласился Ринтын. — Ведь и так опоздал на занятия.
— Давай поговорим серьезно, — сказал доктор Мухин и пододвинул свой стул к клеенчатой кушетке. — Начал ты свой путь в науку весьма легкомысленно. А у твоего народа еще немного людей, которые имеют такое образование, как у тебя.
