орденом – награждайте. К чему эти анкеты? Или как заявление на работу у нас пишут: «Прошу принять меня на работу…» Мне рассказывали, что в свое время Святослава Рихтера хотели пригласить вести класс в консерватории. Он дал согласие. Тогда его попросили написать заявление о приеме на работу: «Я, такой-то, прошу…» и так далее. Рихтер удивился:
– Но я ни о чем не прошу.
– Но так у нас положено.
Рихтер возмутился и заявление не написал. И преподавать в консерватории не стал. Не знаю, правда ли это, но очень похоже на правду. Кстати, никогда не писал подобного заявления. И анкету не стал заполнять. Поэтому и не поверил в то, что орден дали. Тем более что в ЦК, в отделе культуры, меня страшно не любили. Были такие люди – Шауро, по кличке Великий Немой, Туманова, Курпеков.
Но официант настолько достоверно рассказывал, что утром я решил посмотреть повтор программы «Время» – тогда ее повторяли в восемь утра. Смотрю, и правда – моя физиономия, а рядом – орден Трудового Красного Знамени, как раз тот, которого, как мне сказали, я не достоин. А дело-то было, оказывается, вот в чем.
Дело-то было в том, что Леонид Ильич Брежнев любил смотреть кино. Особенно любил детективы. «Семнадцать мгновений весны» он видел много раз. Сериал ему специально привозили на дачу.
Незадолго до смерти Брежнев захотел посмотреть этот фильм еще раз. Фильм привезли. И он смотрел все серии подряд. Мне об этой истории рассказывал Роберт Рождественский, которому, в свою очередь, рассказал помощник Брежнева. Так вот, после просмотра Леонид Ильич заплакал и сказал:
– Какая прекрасная музыка! Какой огромный труд композитора!
Швейки записали: «Орден Трудового Красного Знамени».
– А радистка Кэт? С ребенком на руках передает по рации данные о немцах! Почет нашим матерям и разведчицам!
Швейки строчат: «Екатерине Градовой – орден „Знак Почета“».
– А Штирлиц? Да он просто герой!
Швейки пишут: «Вячеславу Тихонову – звание Героя».
Так Брежнев прошелся по всей творческой группе, работавшей над фильмом. Правда, он забыл упомянуть автора сценария Юлиана Семенова, поэтому ему ордена не досталось. Видимо, Брежнев полагал, что актеры произносят текст, который придумали сами. Он забыл упомянуть и главного оператора Петю Катаева, который несколько лет не вылезал из съемок этой картины. Видимо, Леонид Ильич думал, что изображение на пленке появляется само собой, а помощники не посмели ему об этом напомнить. Так и не попали сценарист и оператор в списки награжденных.
Но самое смешное началось потом. Брежнев стал названивать всем, кого наградил. Он позвонил Лиозновой, но ее не было в Москве, и телефон не отвечал. Он позвонил мне, а я как раз в Сочи, с премьерой концерта. Короче говоря, из всей группы он дозвонился только Кате Градовой. Причем звонил сам, без помощников.
– Это говорит Брежнев, – представился он своим старческим, хорошо узнаваемым и пародируемым голосом.
– Да пошел ты к черту! – Градова не поверила и решила, что ее кто-то разыгрывает.
Леонид Ильич набрал номер еще раз.
– Это правда Брежнев говорит, – стал повторять он.
Но Катя опять не поверила и во второй раз послала его. Чуть ли не матом.
Леонид Ильич ужасно разобиделся. Его помощник позвонил в Госкино, Ермашу, голос которого Градова знала наверняка, он тут же ей перезвонил:
– Дура, не бросай трубку, это на самом деле Брежнев!
Но Брежнев больше не перезвонил.
Вот так я получил свой орден. Мне жаль, что орден, которым я бы хотел гордиться, я получил не за свою безупречную жизнь в искусстве, не за мои оперы, не за мою камерную музыку, не за музыку к кино, которую я люблю, и даже не за успех фильма «Семнадцать мгновений весны», что было бы тоже приятно. А за минутный каприз человека, которого я никогда не уважал. И почти через десять лет после премьеры. В конце концов я нашел хорошее применение орденам и лауреатским значкам. Когда моя жена Вера разбила елочные игрушки (елочка у нас небольшая, серебряная, живые елки мне всегда жалко), а Новый год вот-вот должен был наступить, я решил, что лучших елочных украшений, чем ордена и лауреатские значки, просто нет. И мы много лет подряд вешали их на елку. С гирляндой из лампочек они очень неплохо смотрелись. Пока мы их куда-то не засунули и не потеряли, кажется, окончательно. А может быть, они когда-нибудь и найдутся…
Вскоре я улетел на Филиппины. Перед отъездом Мира много раз мне говорила:
– У вас пересадка в Сингапуре. Тебе дали денег на гостиницу?
– Мне дали чек.
– Но ты можешь поменять его на деньги только в банке в Маниле.
– Да я уже спрашивал, гостиница на два дня в Сингапуре входит в стоимость билета.
– Вот тебе телефон апээновца на всякий случай, – как всегда, всучила мне свои связи Мира.
Мы приземлились в Сингапуре вечером. Там у нас была вынужденная пересадка на самолет какой-то другой авиакомпании – наши самолеты летали только до Сингапура. Встречает нас консул (а я ездил с Владиславом Казениным), довозит до отеля.
«Ну, думаю, курица Мира! Вечно она перестраховывается».
Входим в вестибюль гостиницы, консул о чем-то разговаривает со служителем. И обращается ко мне:
– Микаэл Леонович, отель готов, давайте деньги.
И тут я понимаю, что Мира была права. Никакой отель не оплачен, на отель в Сингапуре мне должны были действительно выдать отдельную сумму, с чеком в Сингапуре делать нечего, в кармане у меня пять долларов.
Консул, сообразив, в чем дело, тихо исчезает. Я стою, не зная, что делать. И тут из тени появляется какой-то человек.
– Микаэл Леонович, я – завкорпунктом АПН. Я получил телеграмму. Поедемте ко мне.
Так два дня мы у него и прожили.
Летим в Манилу. Там нас встречают посол и министр культуры Филиппин. Еще бы – приехали по личному приглашению Имельды Маркос, тогдашней супруги президента. Филиппинцы тут же, видимо зная наши порядки, вручают мне огромную сумму денег на мелкие расходы – две тысячи долларов. И тут же, без паузы, ко мне подлетает посол:
– Прошу вас деньги передать в посольство.
– Почему?
– Так у нас положено. Вам положено только по тридцать семь долларов в сутки. Это самые высокие в Союзе суточные. А потом, нам даже приемы не на что проводить.
Я теряюсь от таких вещей. И вместо того, чтобы послать его, как Катя Градова послала Брежнева, правда не зная, что это Брежнев, я отдаю ему деньги.
Потом я понял, почему нам выдали по такой сумме. Селят нас в роскошный отель, где чашка кофе стоит, ну положим, долларов десять – пятнадцать, где
