Эрвина тогда даже не успела проснуться, — не то что убежать или спрятаться. Её брата закололи у нее на глазах. Её дом сожгли. А её саму, связанную, перебросили через седло и увезли в разбойничье логово в горах.
Девушка не знала, сколько времени провела в их логове. Эти дни для нее слились в череду бесконечных изнасилований и издевательств. Разбойники брали ее и поодиночке, и группами, и всей толпой. Её заставляли всячески обслуживать их, как рабыню, и за любую провинность жестоко избивали. Она целовала им ноги и делала массу еще более унизительных вещей, — лишь бы сегодня было не так больно, как вчера.
Спустя какое-то время на логово наткнулся граф Карстмеер с карательным рейдом. Разбойников тогда повесили вдоль дорог, а Эрвину… просто отпустили на все четыре стороны.
Она пыталась вернуться к прежней жизни. Но ей это не удалось. Ее снедала ненависть к себе как к женщине. К вещи, служащей для удовлетворения мужской похоти. Постепенно она стала одеваться как мужчина и говорить о себе в мужском роде. А мужики в деревне лишь смеялись над этим. С каким удовольствием она тогда убила бы их, если бы могла!
В итоге, не выдержав, Эрвин уехала. В столицу, где ее никто не знает. Переодевшись мужчиной и с твердым намерением поступить в армию.
Именно там ее заприметил Амброус, — тогда еще маркиз. Он стал первым из мужчин, на кого она посмотрела иначе, чем на своих мучителей и насильников. Первым и единственным с того рокового дня. Он был открыт. Благороден. Обходителен. Он легко раскрыл ее секрет, но его отношение к ней после этого, казалось, не изменилось.
И он рассказал ей об Ильмадике. Эрвин не верила в Бога — больше не верила. И при предложении присоединиться к культу Владык не раздумывала долго.
Богиня научила ее основам древней магии. И почти сразу же ей представилась возможность употребить ее к делу. Совершенно случайно Эрвин наткнулась на такую же, как она, жертву насилия. Выследила тех, кто сделал это. Вынесла им приговор. И убила их.
Именно тогда она поняла свое истинное предназначение. Судить. Выносить приговор и карать.
Культ Ильмадики стремился к справедливости. Они хотели изменить этот мир. Пусть большинство адептов не понимало, как именно это следует делать: они всего лишь мужчины. Они были нужны, но они не понимали Ильмадику так, как её понимала Эрвин, женщина.
Как она ее понимала и как она ее любила.
Да, очень скоро оказалось, что Ильмадика не имеет ничего против однополых отношений. Приходя в разум Эрвин, она дарила ей райское наслаждение. Ее не интересовали мужчины: только как инструмент.
Эрвин была единственной, кто знала ее не только как Бога, но и как женщину. Она была… особенной.
А потом все пошло наперекосяк. То есть, сперва Эрвин решила, что все идет на лад. Ильмадика освободилась из своей темницы. Орден заявил о себе.
Да только у всего есть оборотная сторона. Ильмадику освободила не она, а один из мужчин Ордена. Это дало ему большое влияние, — слишком большое. Результаты были ужасны. Рабство. Война. Измена.
То, что только и несут в мир мужчины.
Именно тогда Эрвин постаралась сделать то, что может. Покинуть столицу и направиться в Миссену, чтобы выявить предателей и уничтожить их.
Но ее предали. Один из мужчин, как всегда. Он ударил ей в спину и пленил ее.
И вот, теперь Эрвин ждала своей участи. Ждала, когда же один из тюремщиков не выдержит и примется насиловать ее. Это было неизбежно. Неизбежно с того момента, как она ощутила свою беспомощность. Мужчина, ощутив власть над женщиной, поступает именно так.
Всегда.
«Эрвин…»
Этот голос она узнала бы из тысячи. Голос, раздававшийся в ее голове. Ильмадика звала ее. Конечно. Она знала, что лучшая из ее адептов в беде. Она спешила на помощь.
«Владычица…»
Субреальность ее подсознания больше всего походила на склеп. Темный, тесный, душный склеп, в котором была похоронена Эрвина Араше. Женщина, слишком слабая для того, чтобы защитить себя.
— Здравствуй, Эрвин, — чуть улыбнулась Ильмадика.
— Владычица! У меня срочные новости! Предательство распространилось шире, чем мы думали! Весь Юг охвачен мятежом!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Богиня кивнула:
— Кто ими руководит?
— Похоже, что Адильс.
Еще один кивок.
— Ты очень хорошо поработала, Эрвин. Это знание может принести мне победу.
— Правда?
Несмотря на свое отчаянное положение, адептка ощутила искреннее, незамутненное счастье. Она была полезна своей Владычице.
— Правда.
Приблизившись к адептке, Ильмадика поцеловала ее в губы. Это был долгий и страстный поцелуй, от которого кружилась голова… Если такие слова были вообще применимы к тому, что происходило лишь в ее голове.
Но все хорошее когда-нибудь кончается. И оторвавшись от губ служительницы, богиня негромко произнесла:
— Ты хорошо поработала, любимая моя. Но теперь ты должна сделать кое-что еще. Ты должна умереть.
Эрвин кивнула, готовая сделать все, что от нее потребуется, и лишь через пару секунд до нее дошел смысл сказанного.
— Что?..
— Ты должна умереть, — терпеливо повторила Ильмадика, — Мятежники захватили тебя живой. Потому что хотят использовать против меня. Не позволь им сделать этого. Пожалуйста.
— Но… Может быть, если ты поможешь мне сбежать…
— Хотела бы я, чтобы это было возможно, — покачала головой богиня, — Увы, если такова судьба, то здесь даже я бессильна. Ты умрешь в этом плену. От тебя зависит лишь то, что случится до этого. Пожалуйста, Эрвин. Не дай им использовать тебя.
— Но… Как мне это сделать, Владычица?!
Адептке было физически больно смотреть на выражение отчаяния на лице Ильмадики.
— Используя ресурсы своего ума и тела, — ответила та, — Просто не используй дополнительных источников. Тебе наверняка не дали никаких ресурсов, из которых ты смогла бы извлечь энергию. Но это не значит, что ты не можешь использовать свою.
Она замерла, прислушиваясь к чему-то.
— Они идут. Сейчас к тебе войдут тюремщики. Они будут издеваться над тобой и насиловать. Не позволь им этого. Умри, но не дайся им живой… И постарайся своей смертью отомстить им.
Эрвин тяжело вздохнула, примиряясь с неизбежным.
— Да… Владычица.
— Прощай.
Вернувшись в реальный мир, Эрвин увидела над собой омерзительную рожу одного из мятежников. Пока что он ничего не сделал, — и она не собиралась давать ему такой возможности.
Она замычала от боли, когда ее виски сжались в ужасающем спазме. Сейчас она использовала куда больше псионической энергии, чем для Повышения или Понижения. Там она двигала за счет нее лишь мельчайшие частички — электроны. Уже выделявшаяся при этом энергия служила для движения атомов, — которые хоть и тоже неразличимы глазом, но больше и тяжелее их на порядки. Сейчас же она делала все одной лишь силой мозга. Ионизировала атомы и бросала их в бой, как оружие.
Как последний выстрел обреченного солдата.
Оковы на ее теле быстро раскалились, когда электрический разряд прошел сквозь них. А затем с ее тела сорвался сноп молний, поражая и тюремщика, и двух охранников. В смертной агонии они закричали, — но кажется, впервые Эрвин была к этому безразлична.
Впервые за долгие годы Эрвина Араше не чувствовала ни ненависти, ни злобы. Ничего. Все сгорело. Осталось лишь абсолютное спокойствие, перетекающее в блаженное забытье.
Как она мечтала об этом.
Умирающая адептка ощутила влагу на своем лице. Слезы. Она плакала, но это были слезы радости. Казалось, на грани слышимости она ощутила звавшие ее родные голоса. Ее брат. Погибший, защищая ее.
Папа… Мама…
Они ждали ее. Они так ждали ее. С момента, когда она умерла — тогда, шесть лет назад, — ее ждали среди умерших. И сейчас она присоединялась к ним. Оставив в темнице мятежников всю злобу и ненависть к мужчинам и к самой себе, отдав Ильмадике всю свою любовь, все свои страхи и желания, свой последний предсмертный хрип, Эрвина Араше покидала этот мир.
