— Надеюсь, у тебя выйдет, — со странной, горячей решимостью сказал Никиас. — Надеюсь, хоть один из нас способен переломить собственную судьбу.
Обескураженная его словами, Деми так и не нашлась с ответом и молча смотрела, как он уходил.
Когда Ариадна влетела в ее комнату — лицо бледное, с лихорадочными пятнами румянца, золотые волосы разметались по плечам, — сердце тревожно кольнуло. Следом вошли мрачные Харон с Никиасом, что подтвердило опасения Деми: хорошие новости ее не ждут.
— Я нашла Медею, — выпалила Ариадна. — Ее… ее заключили в Тартар.
— Тартар… — Она заглянула в омут собственной памяти в поисках ответов. — Глубочайшая бездна мира, самое жуткое место в царстве Аида…
— И самая страшная тюрьма.
— Тюрьма? Ах да, Зевс же низвергнул титанов в Тартар.
— Не только Зевс, и не только их, — подал голос Никиас.
Деми вопросительно взглянула на него, но ответила всеведущая Ариадна:
— Первым, кого заключили в Тартаре, был Тифон, сын Геи, которого она породила, чтобы отомстить Зевсу за то, что он сделал с ее детьми-титанами.
Деми мысленно улыбнулась, подумав: в какой-нибудь школе Изначального мира каждая инкарнация прекрасной царевны наверняка была бы любимицей всех учителей.
— Боги спокойно жить не умеют, да? — со вздохом поинтересовалась она.
Ариадна мягко улыбнулась, словно прося прощение за весь пантеон богов.
— Зевс своими молниями отрубил Тифону всю сотню его драконьих голов, но это не помогло уничтожить сына Геи. Потому Зевсу пришлось отправить его вслед за титанами.
— Месть не удалась, — мрачно усмехнулся Харон.
— За ним последовали и другие монстры и создания. Все монстры и все… создания, включая самих богов, которых нельзя убить, в наказание отправляют в вековечную тьму Тартара.
— Но разве Медея неуязвима? — удивилась Деми.
— Нет. В ней, внучке Гелиоса, течет божественная кровь, но ее недостаточно, чтобы стать бессмертной.
— Тогда почему ее заключили в Тартар?
— Порой смерть — слишком мягкое наказание, — сухо сказал Никиас. — Убьют Медею — переродится, с памятью о прошлой жизни или же без. Первое хорошо для нее тем, что она вспомнит все свои колдовские фокусы. Второе — тем, что не вспомнит, что натворила, сколько сгубила душ.
— Выходит, кто-то хочет, чтобы Медея жила и… помнила, — медленно сказала Деми.
— В Тартаре она такая не одна, — объяснила Ариадна. — Есть еще Данаиды — пятьдесят дочерей царя Даная, убившие своих мужей в брачную ночь[3]. Иксион — первый человек на Земле, умышленно убивший своего близкого родственника[4]. Тантал, который убил собственного сына и подал его в качестве главного блюда на пиршественный стол для богов Олимпа[5].
— З-зачем? — выдавила Деми.
Никиас пожал плечами.
— Тантал отчего-то решил, что это лучший способ проверить, действительно ли боги знают обо всем на свете. В Тартаре заперт и Сизиф[6], история которого наверняка тебе знакома.
Деми помолчала, размышляя.
— Вот почему Медея не объявилась, когда в Алой Элладе появилась я.
Она прикрыла глаза на мгновение. Последние страницы ее дневника были посвящены пронизанным теплом словам Ариадны — о ее настойчивости, решимости идти до конца. Деми не имела права ее подвести, не могла обмануть ее ожидания.
— Значит, в Тартар?
[1] Тифон (др. — греч. Τυφῶν, Τυφωεύς, Τυφώς, Τυφάων) — чудовищный великан с сотней драконьих голов, человеческим торсом и змеями вместо ног, называемый Отцом всех монстров.
[2] Титанома́хия (др. — греч. Τιτανομαχία) или Войны Титанов — битва богов-олимпийцев с титанами, серия сражений в течение десяти лет между двумя лагерями божеств (горой Офрис и горой Олимп) задолго до существования человеческого рода. Олимпийские боги с помощью циклопов и гекатонхейров одержали победу над титанами.
[3] За свое преступление Данаиды были обречены вечно наполнять в Аиде водой бездонную бочку; отсюда выражение «работа Данаид» — бесплодная, нескончаемая работа.
[4] В качестве наказания Иксион после смерти был распят на огненном колесе, которое вечно вертится с неимоверной быстротой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
[5] Его кара — вечно страдать от голода и жажды, будучи окруженным пищей и водой. Отсюда пошло выражение «Танталовы муки» — тяжкие мучения из-за близости желанной цели, которую невозможно достичь.
[6] Сизиф — царь Коринфа, приговоренный богами катить на гору подземного мира тяжелый камень, который, достигая вершины, скатывался вниз. От его имени и пошло выражение «сизифов труд», что означает тяжелую, бесконечную работу, которая, будучи безрезультатной, приносит человеку страдания.
Глава двадцать вторая. Тартар
Теперь, когда правда оказалась прямо у них под ногами, Кассандра решила сопровождать Деми. Наверняка не только из-за важности встречи с Медеей, но и из-за вероятности стать свидетелем события, о котором в будущем будет говорить вся Алая Эллада. Пифос, который пророчица искала все свои жизни, был близок к ней как никогда.
За Ариадной, к огорчению Деми, прислали гонца, Искру Гермеса — кому-то из высокопоставленных особ немедленно требовалась помочь плетельщицы зачарованных нитей. Харон и Кассандра… их отношение к Деми сложно обозначить одним-единственным словом. Но чего не было в этом клубке эмоций, так это симпатии и тепла. Никиас… с ним еще сложнее.
Однако их прохладное (или просто запутанное и с трудом поддающееся объяснению) отношение к ней — меньшая из зол, что ее окружали. Чтобы увидеть большую, достаточно обратить взор к небу. Как только пифос будет найден, всему этому наступит конец. Что придет следом, Деми не знала. Нечто новое, нечто совершенно другое.
Как только Харон перенес их в царство Аида, и сумрак сомкнулся вокруг них, Кассандра вынула что-то из подвешенного к поясу мешочка. На первый взгляд показалось — мелкие рубины, на деле же — зерна граната, лишь недавно вынутые из свежего плода. Пророчица закопала их в землю.
— Есть путь в Тартар и иной, но путь этот обходной, долгий, — объяснила она. — А времени на поиски пифоса мы и без того потратили… немало.
Слово «немало» едва ли могло вместить в себя все века, потраченные Кассандрой, Ариадной и другими инкарнатами на поиск Пандоры, все пройденные ими пути, но подбирать другое она не стала. В сознании Деми сложился образ человека, который не любит тратить время зря. Который ценит его, даже невзирая на уже прожитые жизни и те, что еще предстоит прожить.
Кого вызывала Кассандра, Деми догадалась сразу. Трепет внутри наверняка был ей знаком и уже пережит однажды, пускай и не мог отпечататься в памяти. Она удивилась тому, что Кассандра вызывала Персефону гранатовыми зернами, и ставшими когда-то в прошлом ее капканом, и связавшие ее с царством Аида нерушимыми узами.
Зарытые в землю гранатовые символы то ли власти Персефоны, то ли ее неволи — а может, обеих сторон ее новой жизни — призвали богиню к берегам мертвой, в отличие от самой Стикс, реки.
— Зачем ты вызвала меня, пророчица?
На Деми Персефона едва взглянула. И то, как она держалась, отчего-то расходилось с представлением Деми о ней. Холодный тон, равнодушное лицо, больше похожее на маску, некая царственная надменность во взглядах и жестах… Истинная богиня подземного царства, далекая от того легкомысленного, даже игривого образа, что запечатлела память Деми.
Выслушав Кассандру, Персефона нахмурилась.
— Ты думаешь, пифос у Медеи? Впрочем, не объясняй. Если существует хоть малейшая возможность ослабить Ареса… Я сделаю для этого все. Любой бы сделал.
И пусть движения Персефоны были плавны, утонченны и выверены, а жизнь — бессмертна, временем она, как и Кассандра, дорожила. Не стала тратить его на слова, но сплела для них заклинание.
Земля содрогнулась — казалось, оставшаяся в Акрополе Доркас выплеснула дар, которым поделилась с ней богиня Гея. А потом земля обрушилась вниз, открывая ряд уходящих вниз ступеней. Вот он, короткий путь в Тартар. В самую бездну по прямой.
