Звонила женщина, судя по голосу, серьезная и энергичная. Говорить о сути вопроса по телефону она отказалась категорически, и защитник, взглянув на часы, преложил ей встретиться сейчас же - благо, до юрконсультации ей было меньше получаса езды.
Женщина, назвавшаяся Аленой, выглядела эффектно: по-восточному миндалевидный разрез глаз, волосы цвета воронова крыла, правильные, как у статуи античной богини, черты лица.
Но не это впечатляло Адвоката - точней, не только это. С такими предложениями о защите к нему еще никто не обращался.
- Моего мужа обвиняют в убийстве милиционеров, - с места в карьер начала она в специальной комнате для конфиденциальных бесед, куда привел ее юрист. Взглянув собеседнику в глаза, произнесла верный пароль: - Вас порекомендовали одни хорошие знакомые, которым вы в свое время помогли. Может быть, возьметесь за это дело?
Адвокат выжидательно кашлянул. Дело, судя по всему, выглядело действительно неординарным. Убийство не одного милиционера, а сразу нескольких.
- Мне необходимо ознакомиться с подробностями, - уклончиво ответил он, пытаясь мысленно представить, каковыми они могут быть.
- Встретимся завтра. И не здесь. Вот номер моего мобильного телефона...
Встреча, состоявшаяся на следующий день в баре одной из центральных московских гостиниц, мало что прояснила. Алена крутилась вокруг да около, осторожно начиная издалека. Бросала на собеседника быстрые взгляды, а тот лишь наклонял голову - очень интересно, продолжайте, слушаю вас...
Наконец она решилась:
- Дело в том, что моего мужа обвиняют не только в убийстве этих милиционеров, но и...
- В чем?.. - насторожился Адвокат, понимая, что беседа подошла к кульминации.
- ...и некоторых авторитетов... преступного мира. А потому у меня два условия. Во-первых - никому не говорить, что ведете это дело и где находится ваш подзащитный. Это особенно касается вашей клиентуры...
- Какой именно клиентуры? - спросил Адвокат, пытаясь сообразить, о ком именно идет речь.
- Из братвы, - спокойно закончила девушка. - А во-вторых, вы должны гарантировать безопасность моего мужа в следственном изоляторе. О гонораре и технических моментах поговорим особо. Согласны?
Предложение выглядело неожиданным, чтобы дать на него быстрый и однозначный ответ. А потому, закурив, собираясь с мыслями, защитник ответил:
- Мне надо подумать. Ну хотя бы дня четыре...
- Только один день, - внесла поправку собеседница. - У нас слишком мало времени. Хотите, я найму для вас вооруженную охрану?
- Не надо, - твердо отказался Адвокат.
- Но завтра вы дадите мне твердый ответ. Кроме того, вы должны будете подыскать еще одного адвоката - на ваше усмотрение. И последнее... Вы сами понимаете, что дело рискованное. Поэтому перед тем, как ответить, хорошенько взвесьте "за" и "против". Итак, до завтра?!
Дождь лил как из ведра - ритмично работающие "дворники" не справлялись со стекавшими по лобовому стеклу водяными потоками, и машины, стоявшие на перекрестке, выглядели размытыми, точно нереальные.
Сидя за рулем своего "бимера", Адвокат терпеливо ждал, пока рассосется автомобильная пробка: в последнее время пробки стали в Москве настоящим бедствием.
Да, он согласился взяться за защиту этого человека - хотя дела его, судя по всему, совершенно безнадежны. И он понимал, на какой риск идет...
Наверное, сыграл тот самый здоровый профессиональный цинизм, который и помогал ему защищать самых, казалось бы, безнадежных клиентов. В конце концов, кем бы этот Солоник ни был - киллером, бандитом, убийцей, он имеет право на защиту.
Так почему бы не в его лице? За эти несколько дней ему уже удалось сделать немало: поговорить со следователем, прокурором, ознакомиться с делом, просмотреть акты экспертиз, мобилизовать старые связи...
Прокурорские работники, следаки, оперы, едва узнав, кого именно будет защищать Адвокат, косились на него, как на зачумленного.
- Ваш подзащитный имеет два побега, и уже только за это ему полагается высшая мера! - убеждал один начальник.
- Это самый опасный преступник, какого только знала Россия за последние десятилетия! - стращал другой.
- Ему нечего терять, он вполне может захватить вас в заложники во время первой же беседы! - откровенно пугал третий.
Неожиданно вспомнилось уже полузабытое: подмосковный ресторан, вор в законе Тенгиз, недавно вышедший на свободу, его приятель Гурам, откровенная застольная беседа...
"За всем этим наверняка кто-то стоит, - размышлял Адвокат. - Те, кто отстрелы заказывает, как бы убивает двух зайцев: физически ликвидирует неугодных и стравливает друзей покойных авторитетов..."
"Тут журналисты о какой-то тайной организации писали, то ли "Белая стрела", то ли еще что-то, - вспомнил он. - Государственный беспредел против уголовного..."
"Говорят еще, будто бы на Москве такой киллер есть - Александр Македонский его "погоняло". В памяти всплыла и такая информация: "Стрелок от Бога или от дьявола; ни менты его накрыть не могут, ни пацаны... Круче любого Джеймса Бонда..."
- Вот уж никогда бы не подумал, - прошептал Адвокат в ожидании, когда же на перекрестке загорится зеленый.
Наконец стоявшая впереди машина тронулась - отжав сцепление, водитель включил передачу, и "БМВ", урча мотором, плавно покатила по мокрому асфальту.
- Что ж, в добрый путь, - напутствовал самого себя Адвокат, видимо, желая приободриться.
Он знал: главные события впереди...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
В Москве целых пять следственных изоляторов. Для огромного мегаполиса, ставшего одним из мировых рассадников преступности, очень мало.
У каждого сизо свои легенды, свой фольклор, законы и традиции, у каждого - свои специфика, репутация и хозяева.
"Бутырка" числится за ментами, "Лефортово" - за "конторой", а "Матросская тишина" находится как бы в совместном ведении. Внешние корпуса в компетенции МВД, а внутренний, девятый корпус до начала девяностых принадлежал КГБ. Потому и назывался этот корпус специальным - со своим режимом, с собственной охраной и порядками. Правда, после событий августа 1991 года милиция с удовольствием отобрала у старших братьев-чекистов незаменимое в ее деятельности здание, но порядки остались прежними: недавняя принадлежность к "конторе" давала о себе знать.
Ожидать суда и приговора тут куда более престижно и приятно (если так вообще можно говорить о тюрьме), чем во внешних, обычных корпусах, а тем более - в "Бутырке". Тут нет огромных "хат", рассчитанных на тридцать человек, б которые загонялось по сотне; не было беспредела администрации. В камеру, рассчитанную на четыре человека, никогда не сажали пятого, как бы ни были переполнены остальные корпуса.
Именно сюда, на шестой этаж спецкорпуса, в камеру номер 938 и поместили Александра Солоника.
Камера оказалась довольно большой, четырехместной, но к Солонику по понятным причинам никого не подселяли - слишком уж ценным выглядел в глазах прокуратуры этот узник. Более того - следствие пошло на уступки: разрешило поставить туда холодильник и телевизор, разрешило пользоваться электрокипятильником, разрешило даже соорудить в камере нечто вроде конторки.
Здоровье шло на поправку - раненный во время ареста киллер уже не испытывал тошноты, приступов головной боли и ломоты в пояснице: сильный, тренированный организм брал свое.
Саша понял: теперь можно немного расслабиться. Все, что от него теперь зависит, он сделает. Интуиция не подводила: на воле о нем помнят, и уж там наверняка сделают все возможное, - чтобы его спасти.
Его главный капитал - страх, который он умеет внушать.
Не для того делали из него жупел, чтобы вот так, за здорово живешь, отдать на раздербан мусорам.
Допросы шли каждый день: перед прокуратурой открылась радужная перспектива раскрытия стопроцентных "висяков". И подследственный давал показания, может быть, даже подробней, чем следовало, - чтобы потянуть время.
Его возили на следственный эксперимент к кооперативным гаражам на Волоколамское шоссе - к месту расстрела Бобона. Оперы предусмотрительно прихватили каски и бронежилеты как для себя, так и для клиента - на случай нападения "быков" покойного Выгорбина. Саша охотно показывал, где он стоял, откуда стрелял, с какой стороны и в какой момент появилась машина, сколько приблизительно патронов было выпущено в "Форд" Ваннера... Правда, никого из подельников, шадринских, так и не сдал. Впрочем, следствие не особенно упорствовало: в глазах прокуратуры он был куда опасней и значимей, чем какие-то "быки - исполнители...
Он уже сознался в убийствах Длугача, тюменских авторитетов и расстреле Калины. Часами рассказывал следователям об оружии, из которого ликвидировал авторитетов, и глаза его в этот момент блестели так странно, что даже опытные следаки отшатывались. Его вынуждали взять на себя Квантришвили и Бешеного, но Солоник был непоколебим, отказываясь от чужого "исполнения".
