А какие церкви! Бог ты мой, одного лишь храма Святой Софии для тогдашнего человека, несомненно, хватало, чтобы ощутить чувство благоговения. Кованые ворота открывались величественно, как врата рая. В полутьме собора даже в самый знойный полдень веяло прохладой. Витражи под куполом неизменно переливались всеми цветами радуги. Купол и апсида[15], выложенные золотистой мозаикой, вспыхивали жёлтыми искрами от зажжённых свечек. А колонны и стены во фресках и иконах останавливали на себе любопытный взгляд. Но, конечно, завораживали и сами размеры церкви - вышина её, впечатление, будто купол парит, не соприкасаясь с опорами, и сливается с самим небом! И когда на хорах начинали петь, а ведущий службу иерарх обращал слово к пастве, голоса, усиленные пространством и полусферами, заставляли трепетать даже безразличное сердце; запахи елея и ладана довершали эффект.
Многие другие храмы Константинополя выглядели не хуже.
Восхищение вызывал и дворец императора - Вуколеон. Также обнесённый толстыми стенами, он сиял на солнце золотой крышей, длинными рядами застеклённых окон, куполами, мозаикой. Женская его часть называлась Порфирой, и рождённые там наследники самодержцев получали титул «порфирородных». А среди служителей и помощников августейшего дома больше половины составляли скопцы. Иногда они занимали и высокое положение: например, первым советником Мануила I по вопросам внутренней и внешней политики подвизался евнух Фома. Во дворце его не любили и вполне справедливо называли подлым интриганом. Но монарх уважал Фому за живой изощрённый ум и прислушивался к даваемым им оценкам - положения в мире и стране. Именно скопец предложил расстроить свадьбу Евфросиньи Галицкой с королём Иштваном Венгерским и послать на Русь за Андроником двух митрополитов. А потом долго уговаривал императора ослепить вернувшегося двоюродного брата и насильно постричь в монахи. Но у Мануила были иные планы на этот счёт. Он сказал:
- Пусть вначале мне поможет окончательно отобрать у Венгрии Южную Далмацию и Хорватию. У Андроника немало неистраченных сил. Надо их направить в нужное государству русло.
- А потом? - проскрипел Фома. - Вдруг пойдёт войной на Константинополь?
- Не успеет. Я его переброшу на другой конец империи - в Антиохию и Киликию. Там, в жаре, между крестоносцами и магометанами, он забудет об интригах и женщинах.
- Сомневаюсь, ваше величество. Говорили, будто бы приехал с чужбины не один, а привёз русскую наложницу.
- Что, красивая?
- О, не мне судить… Люди утверждали, что якобы глаз не отвести. Он её не прячет, а выводит в свет, даже в воскресенье на Гипподроме усадил с собой рядом.
- Любопытно взглянуть.
- Трудностей не вижу: попросите сестрицу вашего величества, её высочество принцессу Елену - как вдову русского князя Георгия Долгорукого - пригласить обоих к себе на обед. Мол, хотела бы узнать новости - как там на Руси… и так далее… ну, а ваше величество вроде невзначай там появится…
- Неплохая идея. Мастер ты, Фома, на такие штуки! А поскольку Мануил овдовел год назад, женский вопрос для него стоял остро. И отбить любовницу у соперника (да ещё такого!) захотелось ему не меньше, чем сгноить самого Андроника где-нибудь в песках Малой Азии…
Первое известие о званом обеде напугало Настеньку. У неё задрожали пальцы, и она произнесла нервно:
- Вдруг узнает твоя мамаша? От неё, несомненно, Янка. Это же скандал!
- Перестань, любимая, - обнял её Андроник. - Я уверен, что они уже обе знают. Мы ведь не таимся, злые языки донесли… Ну и что такого? Янка для меня уже в прошлом. Ты теперь моя звёздочка.
- Как же дочка - Зоя?
- А при чём здесь дочка? Да ещё незаконная? Я законных-то детей не успел ещё повидать… равно как и жену… Мы давно живём порознь.
- Интересно, быстро ли наскучу и я тебе?
Грек расхохотался:
- Никогда, никогда!
- Ох, не зарекайся.
Тут же начала думать о наряде - в чём пойти на приём к вдовствующей княгине. Утром встала ни свет ни заря вымылась в большой каменной лохани, и служанка натёрла хозяйку ароматным маслом; привела в порядок волосы, облачилась в шерстяную византийскую тогу с вышитой каймой, а на ноги надела кожаные туфельки с золотистой пряжкой; голову прикрыла накидкой. Около полудня прикатил в коляске Андроник, и они отправились во дворец.
Интерьер Вуколеона поражал не меньше, чем его фасад. Мраморные лестницы в ковровых дорожках, золотые светильники в виде птиц, росписи стен и потолков, высоченные позолоченные двери и служители-негры; зала для приёмов была в Порфире не слишком велика, но мила. Мраморный стол утопал в цветах, а приборов стояло пять - для Елены с детьми и двух гостей.
У сестры императора оказалось малопривлекательное лицо - грубоватое, чересчур мужское. И глаза бледно-голубые, недобрые. Многие черты её перешли к Ольге Юрьевне, только мать была и стройнее, и выше. Долгорукая-старшая познакомила визитёров с младшими детьми: дочерью Марией и сыном Всеволодом, жившими с нею в Вуколеоне. (Двум другим сыновьям, вместе с матерью покинувшим Русь, Мануил преподнёс наделы - несколько городов по Дунаю и в Отскалане.) Поначалу беседа не клеилась: Настенька стеснялась княгини, брат с сестрой молчали, и обменивались репликами лишь Андроник с Еленой. Он рассказывал об охоте на туров у Ярослава, восхищался чудесной галицкой природой.
- Этот Ярослав… - пробурчала вдова Георгия. - Русские купцы с Поднестровья, что торгуют здесь пушниной и мёдом, говорили моим служанкам, будто Осмомысл вновь сошёлся с Ольгой.
Настенька потупилась ещё больше, сильно покраснев. Я была бы счастлива, - продолжала принцесса. - Детям нужен отец. Вот мои сиротинушки столько лет растут без мужской руки - разве хорошо? Пусть хотя бы Володимер-Яков не почувствует себя обделённым… Впрочем, уж не знаю, можно ли ему взять у Ярославки что-нибудь достойное. Вечно жил как блаженный. «Книги, книги!» Знание, конечно, вещь необходимая, но в разумных пределах. Мы же не философы, не учёные, не библиотечные крысы. Нам написано на роду управлять другими. Твёрдая рука и железная воля тут намного важнее разной схоластики. Например, мой покойный супруг, Царствие ему Небесное: книжек не касался и писал по-гречески с ошибками, но зато прокняжил - дай Бог каждому!
Запивая свинину итальянским вином, гость пытался защитить Осмомысла - за недюжинный ум и прекраснодушие.
- Мы, конечно, с ним чуточку рассорились, - говорил Андроник, расправляясь с мясом двузубой вилкой и столовым ножом, - по понятным причинам… Но другого такого князя, или короля, или императора я пока не встречал - доброго, открытого, светлого. Мы должны брать с него пример. Уж не знаю, как бы я повёл себя, если б у меня увели подругу… Видимо, велел бы изменницу придушить. Или сам убил бы. А правитель Галича мало того, что позволил ей уехать вместе со мною, так ещё и разрешил своему епископу проводить нас до Белгородской крепости. Вот что удивительно!
- Просто он безвольный, - расценила Елена.
- Нет, не думаю. Умный человек, князь не снизошёл до банальной мести. И уверен, если бы Настасья к нему вернулась, он её бы простил.
Молодая женщина, вздрогнув от этих слов, выронила вилку, и слуга-скопец тут же подал новую, чистую, а другой мгновенно подхватил с пола грязную.
- Нет уж, пусть не возвращается, - заявила хозяйка, - и оставит в покое семейство моей драгоценной доченьки.
Гость ответил с улыбкой:
- Я и сам её не пущу, не тревожьтесь… Неожиданно двери распахнулись, и вошедший церемониймейстер провозгласил:
- Его императорское величество Мануил Первый Комнин собственной персоной!..
По бокам в дверях выстроились гвардейцы, и меж ними прошёл коренастый мужчина средних лет в тёмно-красном Плаще с вышитыми на нём золотыми львами, а на голове его был надет лавровый венец, выкованный из чистого золота. Волосы он явно подкрашивал, а пигментные пятна на лице запудривал. И глаза имел как и у сестры - бледно-голубые, ехидные.
Все присутствующие преклонили колени. Император сдержанно улыбнулся и взмахнул перстами:
- Ничего, садитесь. Я не знал, Елена, что к тебе пришли посетители… Здравствуй, братец. Ты давно ли прибыл?
- Скоро две недели.
- Надо же! Не знал… И за это время ты ко мне не выбрался, не проведал и не поприветствовал? Ай, нехорошо! Я тебе простил все твои проступки, разрешил вернуться, даровав свободу, а в ответ вижу пренебрежение…
Поклонившись, Андроник отвечал с придыханием:
- Не хотел тревожить ваше величество собственной ничтожной особой…
- Ну, не скромничай, ты у нас фигура! Человек разносторонних талантов. Дипломат, военный, оратор… Я бы не хотел, чтобы эти твои способности пропадали втуне. И поэтому назначаю главнокомандующим нашими войсками в Далмации. Отправляйся туда немедленно.
