Когда род разрастался и внутри него выделялись отдельные семьи, появлялась необходимость в когноменах. Первые семейные прозвища возникли в среде патрициев и были связаны с главными в то время занятиями римлян — земледелием и скотоводством. Прозвище Пилумн восходит к слову «пилум» — пестик; Пизон — от глагола «пизо» или «пинзо» — толочь, растирать. От названий культурных растений происходят семейные прозвища Цицеронов («цицер» — горох), Лентулов («ленс» — чечевица). В роду Юниев встречается прозвище Бубулк — волопас, так как первые представители этого рода были известны тем, что разводили волов. Другие когномены отражают какую-либо характерную черту человека: Катон — ловкий, хитроумный; Брут — косный, туповатый; Цинциннат — кудрявый.
Уже в эпоху республики некоторые видные граждане имели, как сказано выше, не три, а четыре имени. Четвертым было дополнительное прозвище (агномен), которое присваивали за выдающиеся подвиги или за образцовое и запомнившееся людям исполнение тех или иных должностных обязанностей. Публий Корнелий Сципион, победитель Ганнибала в битве при Заме в 202 г. до н. э., получил почетное прозвище Африканский. Марк Порций Катон, прославившийся своей деятельностью в качестве цензора, остался в истории как Катон Цензор. Подобные прозвища могли даже переходить по наследству к старшему сыну героя, но со временем от этого обычая отказались.
Первоначально при внесении молодого римлянина в списки граждан или в иные официальные документы записывали только его личное имя и полное трехчленное имя его отца в родительном падеже. Впоследствии практика изменилась и стали указывать все три имени нового гражданина вместе с именем его отца. В надписях можно обнаружить также указания на имя деда или даже прадеда: «сын Марка», «внук Публия» и т. п. Цезарь, желая внести больше порядка в административные дела государства, постановил в своем муниципальном законе 49 г. до н. э., чтобы в актах приводились не только все три имени гражданина, но и имя его отца, а кроме того, отмечалось, к какой городской трибе принадлежит человек. (Рим издавна подразделялся на 35 триб.) Следовательно, в официальных документах гражданина именовали так: «Марк Туллий, сын Марка, внук Марка, правнук Марка, из трибы Корнелия, Цицерон» или же «Марк Метилий, сын Гая, из Помптинской трибы, Марцеллин».
Дочерей называли родовым именем отца в женской форме: дочь того же Марка Туллия Цицерона звалась Туллия, дочь Теренция — Теренция и т. п. Иногда добавляли и преномен, происходивший главным образом от числительных: Терция (третья), Квинтилла (пятая). Замужняя женщина сохраняла свое имя — «номен гентиле», но к нему прибавлялось семейное прозвище ее мужа в родительном падеже. В официальных документах это выглядело так: «Теренция, дочь Теренция (жена) Цицерона» или же «Ливия Августа», т. е. супруга Августа. В эпоху империи женщины часто носили двойные имена, например: Эмилия Лепида.
Стать членом чужого рода римлянин мог путем усыновления («адопцио»), при этом он принимал полное трехчленное имя усыновителя, а свое собственное родовое имя сохранял как второй когномен с прибавлением суффикса — ан(ус). Так, Павла Эмилия, после того как он был усыновлен Публием Корнелием Сципионом, стали называть: Публий Корнелий Сципион Эмилиан, а Тит Помпоний Аттик, друг Цицерона, усыновленный своим дядей Квинтом Цецилием, оставил себе и свое семейное прозвище, превратившись в Квинта Цецилия Помпониана Аттика. Иногда не только семейное прозвище, но и родовое имя усыновленного сохранялись без изменений в качестве когноменов: когда Гай Плиний Секунд усыновил своего племянника Публия Цецилия Секунда, того стали именовать Гай Плиний Цецилий Секунд. Случалось и так, что сын получал и прозвище от родового имени матери; это имело целью подчеркнуть тесный союз двух семей: например, Сервий Корнелий Долабелла Петроний носил родовое имя и когномен отца, Корнелия Долабеллы, второе же прозвище он унаследовал от матери, которую звали Петрония. Итак, мы видим, что строго определенного порядка в римской антропонимической номенклатуре не было и, скажем, происхождение второго семейного прозвища было в разных случаях весьма различным.
Христианство, стараясь оторваться от языческой традиции имен, решительно вводило в номенклатуру необычные, искусственно созданные и подчас довольно причудливые конструкции, восходящие к христианским ритуальным формулам, молитвам. Достаточно привести несколько примеров: Адеодата — «богом данная», Деограциас — «благодарение богу» и даже Кводвультдеус — «то, чего хочет бог».
Как и в Греции, в Риме рабы могли сохранять имена, данные им при рождении. Чаще, однако, в домах и поместьях рабов различали по их происхождению, и тогда этникон заменял личное имя: Сир, Галл и т. п. Рабов называли также «пуэр» — мальчик, — соединяя это обозначение с именем господина в родительном падеже. Так, раб Марка (Марци пуэр) становился Марципором, а раб Публия (Публии пуэр) — Публипором.
Раб, отпущенный на волю, вольноотпущенник, принимал родовое, а иногда и личное имя своего господина, даровавшего ему свободу, собственное же имя сохранял как когномен. Андроник, грек из Тарента, один из родоначальников римской литературы (III в. до н. э.), получил от Ливия Салинатора свободу, а вместе с ней и традиционное римское трехчленное имя: Луций Ливий Андроник. Тирон, образованный невольник и секретарь Цицерона, обретя свободу, стал зваться Марком Туллием Тироном. Бывало и иначе. Римлянин, отпускавший на волю своего раба, мог пожаловать ему не собственное родовое имя, а «номен гентиле» другого человека, с которым поддерживал дружеские и родственные связи. Один из рабов Цицерона Дионисий, став вольноотпущенником, получил имя Марк Помпоний Дионисий: Цицерон дал ему свое личное имя, а имя родовое позаимствовал у своего друга Аттика, высоко ценившего образованного Дионисия.
Раб, которого отпускала на волю женщина, принимал личное и родовое имя ее отца, а кроме того, в официальных актах указывалось, кому он был обязан своей свободой: например, Марк Ливий, вольноотпущенник Августы, Исмар.
Добавим, наконец, что немало иностранцев стремились любой ценой выдать себя за римских граждан и, возможно, поэтому охотно принимали римские имена, особенно родовые. Лишь император Клавдий строго запретил людям иноземного происхождения присваивать себе римские родовые имена, а за попытку обманным путем выдать себя за римского гражданина виновный подлежал смертной казни (Светоний. Божественный Клавдий, 25).
ОБУЧЕНИЕ И ВОСПИТАНИЕ В ГРЕЦИИ
Едва ли кто-нибудь будет сомневаться в том, что законодатель должен отнестись с исключительным вниманием к воспитанию молодежи… Так как государство в его целом имеет в виду одну конечную цель, то ясно, что для всех нужно единое и одинаковое воспитание, и забота об этом воспитании должна быть общим, а не частным делом, как теперь, когда всякий печется о своих детях частным образом и учит частным путем тому, что ему вздумается. Что имеет общий интерес, тем и заниматься следует совместно. (…) Итак, ясно, что должны существовать законы, касающиеся воспитания, и оно должно быть общим. Нельзя оставлять невыясненным, что вообще представляет собой воспитание и как оно должно осуществляться. В настоящее время существует разногласие по поводу практики воспитания: не все согласны в том, чему должны учиться молодые люди…
Аристотель. Политика, VIII,1, 1–3, 1337 а
Таково суждение Аристотеля. В IV в. до н. э., как и всегда, можно было услышать самые различные мнения о том, как подобает воспитывать молодежь. Не так уж легко поэтому представить себе систему обучения и боепитания в столетия предшествующие, на протяжении которых в Греции произошло столько перемен в политических и общественных отношениях и во взглядах на мир и человеческую жизнь. Можно лишь утверждать, что с древнейших времен отец играл в воспитании сына решающую роль и что в пример ему всегда ставились поколения минувшие. На этой почве дело доходило до конфликтов между поколениями, причем, надо признать, правы были отчасти обе стороны: старшие несли с собой опыт, младшие — стремление к новому и лучшему. В литературе примером старца, часто вспоминающего старое доброе время, замечательных людей прошлого, может считаться гомеровский Нестор: он противопоставляет молодым героям тех, кто жил в старину. Опечаленный ссорой Ахилла с Агамемноном, он дает им совет и одновременно предостережение:
Воспитание юношей
…Покоритесь, могучие! оба меня вы моложе,Я уже древле видал знаменитейших вас браноносцев;С ними в беседы вступал, и они не гнушалися мною.Нет, подобных мужей не видал я и видеть не буду…Се человеки могучие, слава сынов земнородных!…С ними стязатьсяКто бы рискнул от живущих теперь человеков наземных?Но и они мой совет принимали и слушали речи.Будьте и вы послушны: слушать советы полезно.
Гомер. Илиада, 1, 259–274
