Я прояснил, что они мне не особо симпатичны, но не любить «Сан Энерджи» у меня больше оснований, так что на временную коалицию я согласен. Мы ударили по рукам.
Эти переговоры, в отличие от тех, что я вёл в Мехикали, оказались на редкость продуктивными, и обратно в Нью-Йорк я летел в благостном расположении духа.
В самолёте, незадолго до посадки, я узнал последние новости. Этим утром, ровно в 8:45 по Вашингтону, все помещения, принадлежавшие корпорации «Синяя птица», наводнили агенты ОКО. Все склады, заводы, офисы, дома топ-менеджеров и директоров, во всех странах, на всех континентах – одним щелчком пальцев, без единого выстрела, ОКО в одночасье ликвидировал крупнейший легальный наркоконцерн.
Психологический шок обрушил рынок.
«Синяя птица», некогда спасённая мной от поглощения южноазиатским «НАТ», давно превратилась в монополиста. Эта корпорация была too big to fail, и её интересы в Организации защищал сам генсек Мирхофф. Даже если забыть о прямых экономических последствиях (парализована оказалась вся мировая торговля лёгкими наркотиками), настоящий удар пришёлся по уверенности бизнеса в завтрашнем дне. На бирже началась паника, акции крупнейших ТНК рухнули, а все обеспеченные национальными государствами активы взлетели.
Если Организация так легко, не считаясь с последствиями, расправляется с «союзниками», то кто на очереди? И где можно получить хоть какие-то гарантии, если всё руководство «Птицы», ещё вчера неприкасаемое и непотопляемое, сегодня в тюремных изоляторах ожидает суда?
Им инкриминировали всё, от подкупа чиновников Организации и отмывания денег до производства и распространения запрещённых препаратов, от заказных убийств до налоговых махинаций. В обоснованности обвинений я не сомневался и сам бы мог выступить свидетелем по ряду пунктов. Но я был удивлён внезапностью и масштабностью действий ОКО.
«Неужели их сдал Мирхофф? – размышлял я. – Уэллс не мог действовать без его отмашки. Или, наоборот, Уэллс в открытую пошёл против генсека?..»
Их конфликт назревал давно, и только глухонемой об этом не знал и не сплетничал в коридорах. Я знал больше остальных – помнил, с каким презрением Уэллс отзывался о Мирхоффе ещё в Африке, как Мирхофф не назначил Уэллса главкомом армии, как унизил его и запретил лететь в Дели; и уж тем более Уэллс не простил ему «Рамадан».
Но они много лет работали вместе и были друг другу полезны. В конечном итоге Уэллс всегда подчинялся иерархии и выполнял окончательные приказы Мирхоффа, а тот в ответ закрывал глаза на многое, что делал Уэллс, когда это обеспечивало результат, и защищал его перед ГА и регионами.
Однако срок полномочий Мирхоффа в тот год заканчивался – он уже не имел права переизбираться.
С уходом генсека уходила и вся команда – ко мне это относилось в меньшей степени, официально я представлял власть законодательную, и состав ГА формировался запутанным путём, по срокам безотносительно к генсеку. Но главком Армии Земли, вся администрация и всё руководство, а также руководитель ОКО должны были уйти вместе с ним.
Может ли быть такое, думал я, что Уэллс решил ослушаться генсека, полагая, что в должности тому осталось немного и теперь терять нечего?.. Безумно. И непохоже на генерала. Мирхофф пока оставался генсеком и мог в любой момент отстранить Уэллса – более того, мог ему страшно отомстить.
Уэллс вёл какую-то игру, но разобраться в ней я не мог. Штаб-квартира в Ньюарке, главный источник слухов и сплетен, была временно для меня закрыта, и круг моих контактов резко сузился. Гелла Онассис старалась что-то выяснить, я сам пытался связаться с Уэллсом через своих телохранителей (сотрудников ОКО), но безуспешно.
Я встретился с Адой, но и она ничего не рассказала: отца не видела давно, местоположение неизвестно, на связь не выходит. Я заметил, что её охрану усилили.
В публичном поле подсказок не нашлось – все обсуждали крах «Синей птицы» и скорый суд. От Организации реакции не поступало, Мирхофф отмалчивался, про Уэллса никто ничего не знал, Генассамблея хлопала ушами.
У меня оставалась ещё одна линия связи с Уэллсом, и я решил ею воспользоваться. Паскаль Докери. Он согласился встретиться.
Мы поужинали в «Уолдорф-Астории». Докери опоздал и произвёл на меня очень нехорошее впечатление. Всё время выходил поговорить по телефону, теребил салфетку, почти не притронулся к еде, зато выпил пять чашек кофе. Под глазами у него были синяки, он был напуган, но старался этого не показать. Вымученно шутил, уходил от прямых вопросов, косился на телефон и не сообщил никакой конкретики. И всё же, разобравшись в намёках и паузах, я кое-что выудил.
Во-первых, из его подмигиваний и общего состояния следовало, что Уэллс действовал в одиночку и акцию с Мирхоффом не согласовал. Это означало прямой вызов генеральному секретарю; это можно было расценить как объявление войны. Сам Мирхофф медлил и – по крайней мере, исходя из моей информации – Уэллсу пока не ответил.
Во-вторых, Докери подтвердил, что Уэллс ненавидел «Синюю птицу» и давно точил на неё зуб. Для меня это не было новостью: его нетерпимое отношение к наркомании я наблюдал во время кризиса с «пыльцой» и захватом заложников в Дели. Но теперь речь шла не о расследовании единичного странного инцидента – он разгромил огромную, имевшую все мыслимые лицензии и поддерживаемую Организацией ТНК. Конечно, за «Птицей» числились грехи, но такие были у любой ТНК – по словам Докери, Уэллса вроде как возмутило «лицемерие» Мирхоффа и серый бизнес «Птицы» (запрещённые препараты), но для генерала ни первое, ни второе никогда не было секретом.
В-третьих, я не был уверен, но из акцентов в словах Докери можно было понять, что накануне Уэллс поставил Мирхоффу какой-то ультиматум, связанный не только с «Птицей», который тот категорически отверг. Значит, штурм «Птицы» – скорее сигнал, знак, символ?.. И чего Уэллс ждёт от Мирхоффа? Загадка.
Вспомним ещё, что Уэллс усилил охрану Ады – как будто ждал ответного удара и беспокоился, что она может стать мишенью. Более чем странно, если полагать, что его врагом выступал Мирхофф, – да, их конфликт вошёл в горячую фазу, но угрожать дочери…
Помощники генсека рассказали Гелле, что «шеф в бешенстве», но, кроме этого, никаких подробностей о реакции Мирхоффа выведать не удалось. Я определённо что-то упускал.
Уэллс вряд ли боялся мести криминальных покровителей «Птицы» или самого Мирхоффа. Выходит, Уэллс играет на опережение. Значит, разгром «Синей птицы» – шаг первый. Что дальше? Никогда ещё этот человек не казался мне таким непредсказуемым. Я не понимал, чего он добивается, я что-то чуял, но не мог сформулировать…
А потом, в пятом часу утра, меня разбудил телохранитель.
– Экстренное совещание в штаб-квартире, – сказал он, пока я протирал глаза. – Оранжевый
