— Придется создать другой…
Старательно намыливаясь в душевой кабинке, Алекс думала о том, что теперь ей понятна страсть Дункана к творчеству Ван Гога. Они похожи — во всяком случае, своим помешательством.
Она явилась сюда под видом доброй самаритянки, на деле мечтая только о сексе, но даже и помыслить не могла, каким он окажется. Вот уж подлинно, отложить удовольствие — значит увеличить его. И как!
Кожа еще хранила сверхчувствительность, и Алекс запрокинула голову, чтобы сполна насладиться игрой водяных струек на груди и животе. Всецело погруженная в эротические фантазии, она не слышала звука отодвигаемой стенки и не подозревала, что не одна в кабинке, пока мужские ладони не легли на скользкие от мыла груди и кто-то не прижался сзади.
Испуганный возглас почти сразу перешел в довольный вздох. Поиграв с вершинками грудей и увенчав их мыльными шапками, пальцы скользнули вниз по животу. Омовение занимает уйму времени, если то и дело отвлекаться. Хотя поддразниваниями и играми они натешились вдоволь, не сговариваясь оба воздержались от большей близости. Первый голод утолен, хотелось комфорта, и они отложили полное слияние до чистых простыней.
После смеха и шалостей, возни с красками и мук неудовлетворенности в том, чтобы просто лечь вместе в постель, заключалось что-то несказанно интимное. Алекс прижалась к Дункану, а тот привлек ее к себе, такой большой, теплый и уютный, так приятно пахнущий мылом, шампунем, мужским возбуждением и лишь самую малость красками.
Они поцеловались, и Алекс улыбнулась прямо посреди поцелуя, потому что соски коснулись волос на его груди, напомнив ей касание к ним рисовальной кисти. Дункан уже снова погружался в страсть: синева глаз заволоклась и потемнела, словно тучи набежали на чистые небеса.
На сей раз они взяли друг друга без лихорадочной спешки, сопровождая близость легкими ласками и нежными словечками. Алекс вдруг пронзила мысль: как же она будет жить дальше без Дункана?
Она поняла, что уже перешла границу, к которой не следовало даже приближаться, и ступила в опасную зону, откуда так тяжело выбраться. В объятиях Дункана, удовлетворенная и обласканная, она позволила себе размечтаться. Женщина привыкает много быстрее мужчины, обретая нелепую привычку к хорошему и наивно полагая, что так будет длиться вечно. Вот и она вообразила себе, как хорошо просыпаться каждое утро рядом с Дунканом, следить, чтобы он помогал по хозяйству, регулярно позировать для него, под настроение готовить или ужинать в ресторане…
Дурочка! Пара мощных оргазмов — и она уже рвется в хозяйки дома.
Надо остановиться, пока не поздно.
Надо поставить точку. Высвободиться из рук Дункана, выскочить из его постели, засесть у себя в квартире и не встречаться до тех пор, пока все не вернется к тому, с чего начиналось, то есть к борьбе противоположностей и животной страсти. Потому что в постели рядом с мужчиной, что рассеянно играет прядью ее волос, она не может, ну никак не может контролировать свои чувства.
Проклятие! Ведь говорила себе, что такой мужик не доведет до добра. Планировала поиски того, кто приходит с работы в шесть часов вечера и ни минутой позже, кто уверен, что приключение — это на полмесяца выехать в домик у озера. Хотела за него замуж.
Что общего у Дункана Форбса с ее фантазируемым образом? Да ведь на нем метровыми буквами написано «бродяга»!
Алекс подавила вздох и повернулась, чтобы лучше видеть лицо на подушке рядом.
— В чем дело?
— Ты мне все портишь…
— Разве?
Дункан иронически приподнял бровь, напомнив ей о сладких ощущениях внутри. Она еле удержалась от вздоха.
— У меня уже есть план жизненной дороги. Он разработан до мелочей, а ты… ты — непредусмотренное ответвление!
— Я объехал весь свет, — заметил Дункан, — и убедился, что основные дороги скучны. Все самое интересное случается именно на ответвлениях.
— Ну да, и время на них тоже теряется! — добавила Алекс резко, раздраженная его легким тоном. — А я не могу себе такого позволить. Мои биологические часы тикают все громче. Напоминают, что пора заняться делом: завести дом, семью, а главное — детей.
Как и тогда, когда она раздевалась перед ним, Дункан глотнул так, что дернулся кадык.
— Не волнуйся, я не предлагаю тебе роль супруга! — усмехнулась она не без горечи. — Ты не из тех, кто жаждет остепениться. Я только имею в виду, что я-то как раз жажду. А ты мешаешь мне! Болтаешься рядом и отвлекаешь!
— Не по доброй воле. Если помнишь, имеется такой сержант, Том Перкинс, который приказал…
— По доброй, не по доброй, ты отвлекаешь — и все тут. Я намеревалась перебраться в большой город, но связалась с тобой и вот сижу сиднем в Свифт-каренте!
Похоже, ей не потребуется выскакивать из постели. Он сам выскочит и рванет к ближайшему аэропорту.
Однако вместо побега Дункан крепче прижал Алекс к себе и чмокнул в кончик носа.
— Будь я из тех, кто способен остепениться, лучшей пары мне и не найти.
То, что они вместе, что он крепко держит ее в объятиях, ощущалось таким правильным, что захотелось плакать. Почему именно с ним? Из всех мужчин в мире он меньше всего подходит под ее мерки, так почему же, почему?
— Да уж, тебя на одном месте не удержишь. Сразу видно.
— Мне просто не дано. Я из тех, кому всегда любопытно: а что там, за следующим поворотом? Я авантюрист, Алекс, вечный скиталец. Повидал столько, что не перечесть: рассвет в Калахари со спины верблюда, нильских крокодилов с борта фелюги, шедевры величайших мастеров во всемирно известных музеях. Но мне мало, понимаешь, всегда мало. Не представляю, что я мог бы где-то остаться насовсем.
— Может, у тебя просто не было веской причины? — тихонько спросила она.
— Может. Но одно я знаю наверняка, прощаться с тобой мне будет больно. — отвел волосы со лба Алекс и всмотрелся ей в лицо, словно запоминая. — Когда приключение совершилось, я теряю к нему интерес и хочу поскорее продолжить путь. — Признание больно укололо, но все же Алекс почувствовала к нему благодарность за честность. — Мы очень разные, и каждый дорожит тем, во что верит. Ведь и ты не пошла бы со мной, если бы я тебя позвал?
Если бы… Праздные рассуждения. Но допустим, он позвал. Конечно, ей хотелось бы видеть рассвет в Калахари, бороздить Нил на фелюге, любоваться полотнами в крупнейших музеях мира, но разница между ними в том, что, будь они одной семьей, она отовсюду рвалась бы домой, а он из дома всегда рвался бы куда-то еще.
— Я не того типа, — ответила она после долгого молчания.
По лицу Дункана прошла тень, но сожаления или облегчения, трудно было определить при таком скудном освещении. Чтобы разрядить обстановку, Алекс сменила тему:
