По возвращении из штатов Амалия вернулась к обязанностям домоправительницы, в добавок еще став волонтером в приюте для собак, Рената продолжила управлять сетью салонов красоты, Дэвид и Вадим проектировали особняки, а Семен нес службу. Все были при деле, кроме Машки.
Сначала она просто наслаждалась семейной жизнью, затем начала скучать, слоняясь по дому и ожидая возвращения всех с работы, а когда душевная пустота от безделья достигла критической массы, начались эксперименты в поисках призвания. Оказалось, что почти для любого нужного людям дела, необходимо профильное образование, которого Машка не имела. Филологическое образование, полученное еще в юности, в расчет не шло. Девушка старалась изо всех сил и записывалась на всевозможные курсы в стремлении обрести профессию, но затеи проваливались одна за другой. Рената пыталась помочь подруге и даже пристроила ученицей к своей лучшей мастерице в салон, но капризные богатые дамочки моментально выводили Машку из себя. Ножницы не хотели стричь, для кройки и шитья были нужны «прямые» руки, а для изучения графических компьютерных программ — хорошая память и усидчивость.
Потом Машка вдруг перестала ходить на курсы и заперлась с ноутбуком в кабинете. Целыми днями она отстукивала на клавиатуре, а на все вопросы домашних лишь делала загадочное лицо и поигрывала бровями. Это продолжалось, как всем показалось, всего пару недель. Оказалось, за закрытыми дверями кабинета рождался на свет роман об их приключениях годичной давности и о ее, Амалии, невероятных талантах и способностях находить выход в самых сложных ситуациях.
Эксцентричность натуры новоявленной писательницы вкупе с добродушием и невероятной способностью все преувеличивать, превратили Амалию в агента экстра—класса, о чем и было незамедлительно поведано миру. Обгоняя самолеты, любимая подруга аллюром скакала на мотоцикле, сбивала плевком пулю в полете, владела всеми видами оружия, могла собрать бомбу из кухонного венчика, пластиковой бутылки и использованного подгузника, открывала глазом шампанское и бегала по потолку. В общем, была наделена всеми умениями, которые должны быть присущи любому спецагенту. Была в романе и меценатка Мари, и злой гений эпохи — глава преступного синдиката наркобарон и работорговец по кличке Савик, и добрый олигарх Дэйв, и безумный маньяк Дионид... Всем, абсолютно всем участникам приключений нашлось место в повествовании.
— Ну и как тебе?
В дверном проеме гостиной показалась голова в бигуди и синей полотняной косметической маске.
— Дочитала?
В голосе было больше триумфа, чем вопроса.
— Ты знаешь, — осторожно начала Амалия, — по-моему неплохо, но, все же... это маленько перебор. Нет, точно — перебор! Вообще. Полностью! — заключила она. — Вот скажи, как можно плюнув в пулю, избежать ранения, или откупорить шампанское глазом? Выбьет же нафиг! Ты так можешь?
— Я не могу, а агент Аномалия может, — заявила подруга. — Агент Аномалия, она супер, потому что ты такая. Потому что ты самая храбрая, самая крутая, самая добрая и вообще самая лучшая.
Расставив лаки, Машка плюхнулась на диван и начала увлеченно красить ногти на ногах, закусив кончик языка. Розовые педикюрные распорки превратили изящные ступни в жабьи лапки.
— Но ты ведь писала ее с меня, а я так не умею, — не отреагировала на комплименты Амалия.
— Это тебе так только кажется, а ты попробуй и получится, — уперлась Машка.
— Сама пробуй, а мне и с двумя глазами живется неплохо. Попугай и одноногий Сильвер у нас уже есть. На том и остановимся. Кстати, Иннокентия давно кормили?
— Не знаю. Я ему больше в таком виде не покажусь, — ткнула пальцем в голову Машка и тряхнула бигуди.
Амалия кивнула и отправилась кормить нового пернатого друга.
— Марусь, ты не обижайся, но надеюсь, это никогда не напечатают, — обернулась Амалия.
— Откуда ты знаешь? — хитро прищурилась Машка. — Пипл такое хавает. Пипл имеет страсть к развлечениям и понимает побольше некоторых. Вот увидишь, книжонку с руками оторвут, — сказала она, докрашивая последний ноготок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мне почему-то кажется, что нет. Сущие небылицы.
Раздался звонок домофона.
— Это он! Это он! — заорала Машка и на пятках, топая и громыхая, заметалась по гостиной. — Боже мой, на час раньше... А я в таком виде! Лак не высох!
— Кто «он»? — не поняла Амалия.
— А ленинградский почтальон! — победно заявила Машка и затопала по лестнице. — Курьер, вот кто! — перегнулась она через перила и показала Амалии язык.
— Мы заказали пиццу? — удивилась Амалия, радуясь, что сегодня удастся избежать Машкиной стряпни.
— Веди его в кухню, накачивая кофе и не отпускай. Я сейчас! — послышался сверху Машкин голос.
На пороге стоял приятный молодой человек с небольшой картонной коробкой в руках.
— Проходите, пожалуйста, — пригласила она «почтальона».
— Мне нужна Мария... — начал курьер.
— Она сейчас спустится, а мы пока пройдем в кухню и выпьем кофе, если вы не против угоститься. Но я вас очень попрошу не делать в кухне резких движений, снять кепку и пока оставить коробку здесь.
Парень, если и удивился, то виду не показал. Молча поставил свою ношу на небольшой столик, послушно стянул головной убор, пригладил волосы и вошел за Амалией в пищеблок.
На кухне, явно таясь и отворачиваясь, что-то торопливо запихивал в рот Дэвид.
— А, это ты, слава богу, — сказал он с полным ртом и облегченно выдохнул.
Амалия понимающе кивнула. Уж ей-то было хорошо известно, как болезненно относилась к внеплановым приемам пиши Машка с того дня, как решила освоить профессию повара. Кухарка незамедлительно отправилась во внеочередной оплачиваемый отпуск, а ее место на кухне заняла Мария, каждый день творя свои, в прямом смысле, неповторимые шедевры и испытывая на прочность пищеварительную систему домочадцев. За две недели кулинарных изысканий домашние крепко усвоили несколько истин: во-первых, лучше поесть где угодно, хоть в привокзальной чебуречной или припрятать для себя продукты и потом съесть «втихую», чем каждый день пить активированный уголь и переваривать неудавшиеся блюда, во-вторых, долго они так не протянут, и в-третьих, если попался – все отрицай.
Зная Машкин характер, можно с уверенностью утверждать, что и ее не хватит на долго. Еще пара недель, и кулинарка охладеет к своему очередному увлечению. Но пока не вернулась настоящая кухарка, каждый съеденный кусок вне ужина и обеда вызывал у Машки кучу эмоций по шкале от «я немедленно что-нибудь приготовлю!» до «я так стараюсь, а вам не вкусно!» с заламыванием рук и слезами.
Как правило, одно увлечение у нее плавно переходило в другое, а старое благополучно забывалось. Все указывало на то, что так будет и в этот раз. Как только Машка заговорила о том, что могла бы, пожалуй, стать хорошим кинологом, всем стало понятно, что кастрюли скоро перестанут ее манить. Дело было лишь в отсутствии собак, на которых Дэвид, принимая во внимание непостоянство супруги в поисках себя, никак не соглашался. Машка требовала собаку уже неделю, а посему, кулинарному экстремизму близился конец.
— Присаживайтесь, — предложила Амалия. — Всего минутка, и будет готов вкусный кофе, — пообещала она, нажимая на кнопку кофемашины.
— Купи собачку! — заорал нечеловеческий скрипучий голос.
Курьер, едва присев, тут же вскочил с табурета и начал затравлено озираться.
— Купи соба-а-ачку! — уже менее требовательно, но столь же страшно приказал голос.
— Это Иннокентий. Не пугайтесь. Просто он большой, от того и голос такой жуткий, — прокомментировал Дэвид. — Жена подучила просить собаку. Я тоже сначала за сердце хватался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Он у нас очень нервный, — дополнила Амалия. — Поэтому я вас просила снять кепку и не делать резких движений. Если видит что-о необычное, сразу теряет сознание.
Иннокентия пару недель назад принес Сеня, поведав, что их отдел накрыл банду, промышлявшую контрабандой животных. Спасенного попугая пристроить не удалось. Ребята из отдела наотрез отказались забирать огромного «говоруна». Так, гиацинтовый ара поселился на кухне в огромной клетке. Стресс от поимки, отвратительные условия перевозки и содержания не могли не наложить губительный отпечаток на психику благородной птахи: Иннокентий панически боялся одиночества, трясся при громких звуках, а от всего, что шло в разрез с его представлениями о прекрасном или просто приемлемым, с криком падал в обморок.
