Чарлз в жизни не слышал от нее подобных речей и поэтому предпочел промолчать.
Она гордо пожала плечами и отвернулась.
– Если тебе угодно чувствовать себя виноватым за то, что причинил мне тогда боль, ради Бога, но не смей принимать на свои плечи ответственность за остальные события моей жизни. Я вполне самостоятельна и привыкла отвечать за себя. И сама решаю, поддаться обольщению или нет.
В ответ он притянул ее к себе и поцеловал.
И, как всегда, огонь желания вспыхнул мгновенно и ярко, пламя поднялось к потолку и заполыхало. Пенни знала, чего он добивается. Чего хочет. Значит, так тому и быть.
Она расслабилась, отвечая на поцелуй и, в свою очередь, воспламеняя Чарлза.
Он поднял голову, ровно настолько, чтобы взглянуть в ее глаза.
– Но почему ты позволила мне обольстить тебя… Она приоткрыла губы.
Он резко качнул головой.
– Не стоит притворяться, мы оба знаем, что это так. Ты приняла меня, но больше ни одного мужчину. И тогда, давно, хотела, чтобы я соблазнил тебя. Ты поощряла меня… и да, я помню каждую искусительную, страстную, пылкую минуту. Но сейчас…
Его взгляд был таким острым, что она боялась, как бы он не вонзился в самую ее душу.
– А сейчас ты готова быть со мной, но не с другим. Почему?
Потому что, помоги ей Боже, она до сих пор его любит. Но как найти достойный ответ?
Она не торопилась. Не пыталась избежать его взгляда.
– Я уже сказала, что сама решаю, кого допустить в свою постель. Те, другие, не интересовали меня настолько, чтобы получить это приглашение. Очевидно, я крайне разборчива. Тебя же я пригласила, и против всякой логики причины, по которым я сделала это приглашение, до сих пор остаются вескими.
Что-то сверкнуло в темных глубинах его глаз. Ее дыхание стало еще чаще.
– Но все же…
Она попыталась отстраниться, но его руки оплели ее корабельными канатами.
Все же после стольких лет не стоит слишком много думать о нем.
И, как всегда рядом с ней, Чарлз чувствовал, что теряет самообладание.
– Забудь о прежнем приглашении, – потребовал он, снова касаясь губами ее губ, ровно настолько, чтобы обратить ее внимание на то, что по-прежнему горело между ними. – Я жду второго.
Он замолчал, наблюдая, как она борется с собой. Как идет поединок между физическим желанием и желанием убежать от него. Она опасалась быть пойманной, запутаться в этом физическом желании и он – единственный мужчина, способный свить сеть настолько крепкую, чтобы ее удержать. Сейчас он ясно это видел.
И снова не знал почему.
Она попыталась оттолкнуть его.
– Твоя миссия. Ты должен следить за Николасом, помнишь?
– Я не забыл.
Он не собирался отпускать ее. Его желание… ее… все перепуталось и уже неразличимо, где чье…
– Если кто-то приедет в экипаже или верхом, я услышу. Если Николас пошлет за лошадью, я тоже услышу.
– А если он уйдет пешком?
– Хруст гравия его выдаст.
– Он может красться.
– Почему? Он же не знает, что мы наблюдаем. Она задумчиво свела брови.
Он беспечно улыбнулся.
– По-моему, тебе шах.
– Погоди! – запаниковала она. – Но как же насчет причины, по которой ты настоял на моем отъезде в Уоллингем? Ты не хотел меня соблазнять, помнишь?
Его улыбка стала еще шире.
– Да. Не хотел. Под моей собственной крышей.
– Твоей… – ахнула она.
– Знаешь, у меня тоже есть моральные принципы, от которых я не отступлюсь.
И пока она ошарашенно таращилась на него, он нагнул голову.
– И мат.
Глава 11
Похоже, его удар наконец попал в цель. И поэтому он, не теряя времени, стал ее целовать. Пока ему было достаточно держать ее в объятиях, достаточно, что он получил второй шанс. Правда, так и не понял, что так обидело ее много лет назад и почему она не желает выходить замуж, но так трудно думать об этом, когда она в его объятиях, а ее губы, мягкие и податливые, льнут к его губам.
Сначала она не отвечала на ласки и, казалось, стремилась поскорее освободиться. Но ему нравилось постепенно обольщать ее медленными, чувственными поцелуями, и скоро она вздохнула, смягчилась и предложила ему полураскрытые губы.
Пенни просто сдалась, проиграла битву, не смогла держаться отчужденно, остаться равнодушной к жару, который окутывал их, пронизывал насквозь. Впрочем, она была навеки обречена проигрывать ему. Следовало с самого начала знать, что его желание слишком сильно, слишком мощно. Чувственность была неотъемлемым свойством его существа, без этого его невозможно было представить.
И поэтому она молча обняла его, прижалась к груди и поплыла по течению. Встретила его настойчивый язык. Встретила его желание своим, не уступая ни одной ласки, ни одного движения. Будь она проклята, если позволит ему взять верх! Это она разжигает пламя, подбрасывает хворост в огонь наслаждения и уносит обоих в водоворот страсти.
Бесполезно притворяться, что она не наслаждается этим. Что с ним ее чувственность не растет с каждой секундой. Если она не может оттолкнуть его, значит, стоит брать все, что хочется, все, что он так легко предлагает ее изголодавшимся чувствам. И если он решил проводить ее на этот роскошный банкет, почему не смаковать каждое блюдо?
Она ничуть не сомневается, что любовник он сказочный.
Он вообще благороден, справедлив и великодушен. Хороший человек…
О нет, сейчас не стоит об этом думать. Она насладится всем, что он принесет ей в дар, но ее сердце не должно в этом участвовать. Пусть она до сих пор его любит, но не обязана предлагать ему свое сердце, позволить, чтобы он, пусть и ненамеренно, снова его разбил.
Между ними всего лишь чисто физическое притяжение. Глубокое, напряженное, взаимное, хоть и омраченное старыми воспоминаниями, совместным прошлым, долгой дружбой и той легкостью общения, которую она приносит. Но все это на чисто физическом уровне. Она поняла это тринадцать лет назад и никогда больше не забудет.
Однако теперь он снова здесь и хочет ее, как хотел всегда, и…
Она отстранилась, задохнувшись, откинула голову, когда его руки завладели ее грудями, а губы проложили огненную дорожку по горлу…
Ей долго, так долго было холодно, и никто ее не согревал…
Зато теперь она горела, и это было слаще, утонченнее и бесконечно более реально, чем все воспоминания. И это он воспламенял ее. Воспламенял так, что бурлила кровь.
Она смутно сознавала, что он поднял ее и уселся на шезлонг с ней на коленях. Они должны были следить за Николасом, но теперь, плавясь под его руками и губами, она забыла обо всем. Оглохла и ослепла. И уже не была уверена в существовании реального мира за пределами их кокона.
Поразительно было и то, что она снова лежала в его объятиях, на этот раз обнаженная до талии, и он умудрился расшнуровать ее платье, раскрыть лиф, высвободить из него руки, стянуть вниз рубашку, и все это не вызвало ни малейшего желания протестовать!
